Репост без злого умысла: какой должна быть 282-я статья УК
Через две недели Госдума должна принять во втором чтении законопроект о частичной декриминализации 282 статьи УК («Возбуждение ненависти и унижение человеческого достоинства»). Суть поправок — в замене уголовного наказания административным за первое нарушение по ч.1 ст. 282. Но главное, что появляется в новой редакции, — наличие умысла. Если его нет, то нет и преступления. Однако нерешенными остались вопросы профессиональной экспертизы, внутренней цензуры соцсетей и правил поведения пользователей. О том, что еще надо изменить в законодательстве, эксперты рассказали на круглом столе «Известий».
Повод для преследования
«Известия»: В первом чтении приняты поправки, декриминализующие часть 1 ст. 282 УК. Какова статистика подобных уголовных дел за последние два года? По данным ФСИН, сейчас за перепосты сидят 36 человек.
Александр Куренной, начальник Управления взаимодействия со СМИ Генеральной прокуратуры РФ: Мне эта цифра кажется сильно заниженной. По 282-й статье взрывной рост пошел с 2011 года, и каждый год прирост был почти 100%. В текущем году у нас зарегистрировано 762 преступления по всей 282-й. Это значит 762 уголовных дела. По некоторым материалам еще идет доследственная проверка. Еще год не окончен, то есть будет больше.
Александр Верховский, директор информационно-аналитического центра «Сова»: По этой статье довольно редко приговаривают к лишению свободы.
Александр Куренной: Да, но к ней часто добавляются другие статьи: у кого-то потом дома оружие находится, выявляют акты вандализма.
В 2017 году по статье 282 осудили 481 человека, причем 50 из них — в возрасте до 18 лет. В 2016-м — 421, а в 2015 году — 370. Идет постоянный рост, хотя не сказать что очень серьезный. В первом полугодии 2018 года — 381 человек, в прошлом году за первое полугодие было 230. Из них несовершеннолетних — 29. Я сейчас говорю только о завершенных уголовных делах, а так их значительно больше. Всем этим людям были вынесены приговоры. Однако реальные сроки получили далеко не все и даже не подавляющее большинство.
Артем Кирьянов, первый зампредседателя Комиссии по общественному контролю ОП РФ: Неприспособленность Уголовного кодекса к интернет-реальности сыграла злую шутку. В реальности — цифровизация, криптовалюта, а УК почти ничего не знает про интернет. Законодательство традиционно отстает от реальной жизни. Как говорят юристы, любой самый лучший закон входит в правоприменительную практику от трех до семи лет.
«Известия»: В какой момент стало ясно, что статья неадекватно жесткая и ее нужно смягчать?
Артем Кирьянов: Под эту статью подпало много нелепых обвинений. В 2015 году журналистку привлекали за взятую из интернета фотографию 1943 года, где был виден флаг со свастикой. Был репост фоторепортажа блогера из Музея Второй мировой войны в Польше, лайк под кадром из фильма. Какие-то вещи зашли в публичное пространство и вызвали, мягко говоря, удивление.
Для меня важным моментом было, когда по жалобе администрации одного из городов на фотографии граждан с плохими дорогами началась доследственная проверка. Действия людей, пожаловавшихся на дороги, были квалифицированы как призыв к свержению конституционного строя. При этом статья 282 нужна. Это не наше изобретение, а нормальная практика для любого цивилизованного государства.
Александр Верховский: Мы привыкли говорить, что 282-я статья — о репостах, но она не про интернет. Просто чаще люди высказываются в интернете, и судят их обычно за посты в сети «ВКонтакте» и в меньшей степени — в «Одноклассниках», очень редко в Facebook, Twitter и т.д.
Такая статья была всегда — с момента принятия УК РСФСР в 1920-х годах — и до 2000-х годов по ней было очень мало дел, резкий рост пошел с 2011–2012 годов.
Сейчас в Уголовном кодексе уже шесть статей о публичных высказываниях, которые можно условно назвать «экстремистскими». Это еще призывы к экстремистской деятельности, оправдание терроризма, оскорбление религиозных чувств, призывы к сепаратизму и оправдание нацизма. 282-я статья дает из них самые большие числа, поэтому все про нее говорят. Сказался и медийный эффект.
Есть еще один важный момент. Хотя министр внутренних дел и говорит, что в полиции больше нет «палочной системы», отчетность никто не отменял. Но как оценивать результат? Когда Центр «Э» боролся с уличным расистским насилием, сотни человек пошли в тюрьму за конкретные нарушения, и преступлений стало меньше. С публичными высказываниями так разобраться невозможно. Любой из нас сейчас «ВКонтакте» за 10 минут найдет 10 поводов для уголовных дел, а еще через 10 минут будет еще 10 поводов. Поэтому фактически критерием стало само количество дел. В результате оно начало быстро расти.
«Известия»: Нужна ли вообще 282-я статья?
Александр Верховский: Правовой ответ на этот вопрос заключается в том, что СССР ратифицировал несколько международных конвенций, которые обязывают криминализовать такие высказывания. Мы не можем не иметь соответствующих статей. Либо нам надо выйти из всех этих конвенций. Во всех европейских странах, кроме Ватикана, есть аналоги таких наших статей, и везде это формальный состав, то есть без конкретного потерпевшего.
Артем Кирьянов: Пресечение экстремизма, статьи антитеррористической направленности обязательно должны быть, но как их расценивать в конкретной практике, важный вопрос. Буква закона позволяет толковать достаточно широко. Пока мы дождались пленума Верховного суда, много уголовных дел было доведено до приговора и люди получили наказание. Пришло время разобраться, что считать экстремизмом в интернете и каково должно быть наказание. Главное, что на сегодняшний день добавляется — умысел. Если нет умысла, то нет и преступления.
Владимир Новицкий, президент российской секции Международного общества прав человека: В ст. 74 УК РСФСР было четко сказано: «Умышленные действия». В статье 282 говорится: «Действия, направленные на разжигание». Слово «умысел» выброшено, хотя разжигание ненависти и вражды не может быть совершено с косвенным умыслом — только с прямым. Неосторожная форма вины в данном случае применяться не может. У нас же применялся принцип объективного обвинения, а это средневековая практика. Руководствуясь этим принципом, в Индии по решению суда недавно высекли реку.
В закон о противодействии экстремистской деятельности, принятый в 1993 году, включено понятие «разжигание социальной розни», которое отсутствовало в советском кодексе. В его рамках почти любое критическое высказывание по любому поводу может быть расценено как разжигание розни к социальной группе. Наш закон настолько гибок, что запрещает проявление неприязни, например, к полицейским, нарушающим закон.
Важно, что часть 1 статьи 282 («Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием СМИ либо информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети интернет») не убирается совсем, а переносится в КоАП. Административное правонарушение — это почти стопроцентная гарантия признания человека виновным, как в случае с нарушением ПДД. Повторное нарушение уже влечет уголовную ответственность.
Необходима не просто декриминализация, но удаление из Кодекса об административных правонарушениях ответственности по этой статье. Ответственность должна быть только за действия, повлекшие какой-то вред. Формальный состав правонарушения недопустим — должен быть материальный состав, должны быть последствия.
«Известия»: Какова роль экспертов в таких делах?
Артем Кирьянов: Необходимо повышать уровень экспертного сообщества. Должен быть фильтр, который позволит суду назначать объективную и профессиональную экспертизу. Любая из сторон всегда может найти эксперта, который скажет то, что нужно в интересах заказчика. При наличии реестра судебных экспертов, квалификация которых признавалась бы независимой комиссией на основе специальных требований и стандартов, уже не возникало бы сумбура.
Александр Верховский: Существующая практика порочна не столько из-за качества экспертов, сколько из-за того, что от них хотят. Типовой запрос эксперту по делам об экстремистской деятельности будет таким: «Есть ли в тексте (изображении, видео) элементы возбуждения ненависти, признаки экстремистской деятельности?» Иногда даже спрашивают прямо: «К какой социальной группе возбуждается ненависть в этом тексте?» Почти во всех случаях эксперту задают правовые вопросы, а это законом запрещено делать. Эксперт, если он, например, лингвист, должен отвечать на лингвистические вопросы.
В подавляющем большинстве случаев по этим делам никакой эксперт и не нужен, но суд просто не примет материал без экспертизы. Откуда возьмется столько экспертов?
Лайк по правилам
«Известия»: Как понять, что твой пост в интернете нарушает закон?
Артем Кирьянов: Есть реестр материалов, которые решениями судов признаны экстремистскими, но доступ к ним закрыт. Его стоит открыть для администраторов соцсетей и медийного пространства, чтобы они сверялись, потому что не всё очевидно и понятно. Есть вещи, которые не выглядят экстремистскими, но ими являются, или наоборот. Декриминализация части 1 статьи 282 УК дает возможность предупредить противоправные действия, ведь первый случай пройдет без уголовного наказания. Бывает, люди не понимают, что нарушают закон.
Александр Верховский: Федеральный список экстремистских материалов — это зло. Действительно, никто не знает, что в нем написано, а гражданин должен понимать, что ему запрещено. Думаю, что изначальная мысль была благая: вместо того чтобы всех привлекать сразу по статье УК, мы запретим материал и за распространение этого материала будет административная ответственность. Но реестр принимали в 2002 году. С тех пор интернет развился, и теперь это вообще не работает. Запретили какой-нибудь ролик, но активный человек его подредактирует и опубликует, и надо заново его запрещать, потому что это уже не точная копия, и такой человек может многократно обогнать прокуратуру и суд.
Артем Кирьянов: До сих пор общество пребывает в уверенности, что в виртуальной реальности можно безнаказанно делать всё, что угодно. Если кто-то будет громко материться в публичном месте и кидаться стаканами в головы прохожим, окружающие расценят это как противоправное действие. Всё то же самое в интернете люди не считают таковым и очень удивляются, когда за пропаганду фашизма и расизма им потом приходится отвечать. Эта связка должна быть очевидна для пользователей. Нет задачи всех посадить.
Александр Куренной: В каждой соцсети есть правила, с которыми человек при регистрации должен согласиться, поставив галочку, только их никто не читает. А там упоминается, какая информация, в том числе и экстремистского характера, запрещена к размещению.
Решение пленума Верховного суда (судей обязали учитывать контекст размещения постов, значимость предполагаемого преступления, а также критически относиться к заключениям экспертов по таким делам. — «Известия») было сформировано на основе предложения Генпрокуратуры. Когда мы анализировали правоприменительную практику, выяснили, что очень часто экстремистская информация размещалась в соцсетях без реального умысла на возбуждение розни и вражды. В последние годы по многим материалам принимались решения об отказе в возбуждении уголовного дела.
Владимир Новицкий: Когда человек сам не высказывает мнение, а ставит лайк или дизлайк — тут возможна чисто техническая ошибка: человек задумался и нажал не вверх палец, а вниз. Поди докажи, был у тебя умысел или нет.
Александр Куренной: Ни одного дела за лайк не было.
Владимир Новицкий: Это не значит, что их не может быть. За тот же перепост.
Александр Куренной: 95% всех дел за перепосты экстремистских высказываний приходится на «ВКонтакте».
«Известия»: Потому что там сидит молодежь?
Александр Верховский: Да. Но еще и потому, что «ВКонтакте» отвечает на любой полицейский запрос — это все-таки российская организация. Facebook может ответить, а может и нет. Поэтому его, скорее всего и не спросят.
Александр Куренной: И у Facebook Abuse Team работает объективно лучше, чем у «ВКонтакте». Это важный момент. Здорово было бы коллегам из IT-сферы взяться за самоцензурный кодекс. Он есть, но не очень хорошо работает.
«Известия»: Нужно ли создать перечень правил, в первую очередь для молодежи, что можно, что нельзя лайкать и постить?
Александр Куренной: Вряд ли молодежь это будет читать.
«Известия»: Если об этом говорить в школе?
Александр Куренной: Мимо ушей пропустят и всё. Это не будет работать. Я бы здесь выступал больше за усиление контроля за контентом техническими средствами. Он запостил картинку — она автоматически удалилась. Запостил второй, третий раз — удалилась. Ему надоест.
Артем Кирьянов: Когда удалили картинку, нужна ссылка с объяснением, за что удалили.
Александр Куренной: Генпрокуратура в начале осени подготовила предложение подвесить в российских соцсетях на каждой страничке зафиксированные виджеты. Ты увидел противоправный контент, нажал на кнопку, сигнал отправился в компанию, которая владеет этой сетью, и админы могут его удалить.
Каждый стал бы волонтером, и это бы помогло. Это не значит, что каждая страничка будет автоматически заблокирована, но это сигнал админу обратить на это внимание.
Совершенствование технических средств — бесконечный процесс. Законодательство никогда не успеет за техникой, а техника сама за собой успеть вполне способна. Тут промежуток между появлением чего-то нового и реакцией будет исчисляться месяцами, а не годами.
Александр Верховский: Если человека забанят в его родной сети, для него это может быть большей трагедией, чем если его привлекут к административной ответственности. В сети можно и сейчас пожаловаться, и да, можно сделать, чтобы жаловаться стало удобнее.
Но чтобы эти мягкие формы регулирования работали, жесткие формы не должны быть такими всеобъемлющими, как сейчас. Сейчас ситуация такая, что Уголовный кодекс пытается слишком много покрыть, не оставляя пространства для саморегулирования.
Предлагаемый законопроект вводит частичную декриминализацию, но не меняет описание преступления. СПЧ предлагает убрать оттуда злополучную «социальную группу». Ни в законе, ни в социальных науках нет единого общепринятого определения этого термина, поэтому нарушается принцип правовой определенности. Если еще какой-то вариант возбуждения ненависти недокриминализирован, давайте это прямо напишем в законе, не надо писать «и так далее». Плохо, когда «и так далее» написано в УК.
Возвращение в здравое русло
«Известия»: Какие еще статьи Уголовного кодекса следует изменить?
Александр Верховский: Предлагалось оставить в КоАП, но убрать из статьи 282 УК слова об унижении достоинства. Думаю, примерно половина дел — по этому элементу статьи. Люди часто грубо и нехорошо выражаются, но они ни к чему не призывали. Пусть они выразили свое расистское, очень плохое и предосудительное в моральном смысле отношение, но это — как оскорбление, а оскорбление у нас уже перенесено из УК в КоАП.
У нас есть статья об оскорблении религиозных чувств и статья «Реабилитация нацизма». С ними можно проделать ту же процедуру частичной декриминализации, как с 282-й: они похожи на нее. Под эти новые статьи перешли дела, которые до их появления точно квалифицировали по 282-й.
Еще в Думе с февраля лежит законопроект о внесении изменений в статью 20.3 в КоАП о запрещенной символике. Именно она породила истории типа той, как девушка запостила историческую фотографию, как нарисовали у оппонента свастику на лбу и привлекают нарисовавшего за пропаганду нацистской символики, хотя он хотел сказать, что оппонент – фашист. Нужно буквально одно слово поменять в этой статье. Но законопроект, внесенный сенатором Антоном Беляковым, никуда не двигается. Принять бы его его наконец, вернуть здравый смысл.
Александр Куренной: Мы много работы ведем по декриминализации ряда статей УК: по 138.1 (Незаконный оборот специальных технических средств, предназначенных для негласного получения информации), к нашей позиции прислушиваются. Надеюсь, что она тоже будет изменена в сторону декриминализации, потому что встает вопрос умысла. Это наша последовательная позиция: возвращение правоприменительной практики в нормальное, здравое, логичное русло.
Александр Верховский: Есть 280-я статья («Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности»), по которой меньше приговоров, но тоже немало. Она упирается в очень широкое определение экстремистской деятельности. И хорошо бы увязать в определении это понятие с насилием.
«Известия»: Какова практика борьбы с экстремизмом в других странах?
Артем Кирьянов: Формирование современного российского права идет в рамках европейских традиций, в том числе и формирования законодательства, и правоприменения. Нет современной российской теории права, которая признавалась бы в мире как своя собственная со своей спецификой.
Александр Верховский: Если смотреть правоприменение по аналогичным статьям УК, которых в Германии тоже целая куча, там будут довольно большие цифры по сравнению с почти любой европейской страной. Правда, они включают то, что у нас было бы «административкой».
Германия оказалась впереди Европы всей в попытке отрегулировать соцсети: недавно вступил в силу закон о том, что они сами обязаны удалять контент, который противоречит двадцати статьям германского УК. Это вызвало достаточно серьезное напряжение, потому что сотрудники, например, Facebook не могут разобраться в германском уголовном праве. В России есть такой же законопроект, явно навеянный германским опытом.
Глобальные сети столкнулись с тем, что национальные законодательства предъявляют им несовпадающие требования. Что делать, непонятно.
Артем Кирьянов: Собирать «Ялтинскую конференцию» владельцев холдингов.
Александр Верховский: Уже была. В 2016 году Евросоюз подписал меморандум с главными игроками: Microsoft, Facebook, Twitter и YouTube. Меморандум называется Code of Conduct — правила поведения в сфере противодействия возбуждению ненависти. Сети должны следовать рамочному решению ЕС от 2008 года, куда вошли общие минимальные требования уголовных кодексов стран Евросоюза. Нам они тоже подходят. Ничто не мешает нашему правительству подписать ровно то же самое соглашение с теми же самыми сетями.
«Известия»: Если соглашение будет подписано, станет ли меньше уголовных дел?
Артем Кирьянов: Будет процедура коммуникации между государством и сетями. Роскомнадзор будет по рабочей процедуре выходить на владельцев сетей и администрировать совместно с ними.
Воспитай себя сам
«Известия»: За развитием цифры и общественных отношений законодательство не может успеть. Что нужно делать законодателям, общественникам, чтобы гармонизировать эти отношения?
Артем Кирьянов: Роль общественников — в просвещении, распространении информации о том, что такое экстремизм, унижение достоинства, межнациональная рознь. Нормальные правила поведения цивилизованного человека должны соблюдаться и в виртуальном пространстве. Практика саморегулирования должна быть в хорошем смысле навязана всем участникам рынка.
Владимир Новицкий: Можно сохранить гражданско-правовую ответственность, в том числе за оскорбление чести и достоинства, вред деловой репутации. Эта норма позволяет обратиться в суд, если кого-то задели по социальному, этническому или религиозному признаку. Если суд сочтет обращение уместным, даже взыщет рубль, это сможет предупредить подобные действия.
С точки зрения надзора за правоприменительной деятельностью Генпрокуратуре можно было бы предоставить дополнительные полномочия, которые позволили бы пресекать факты привлечения к ответственности в уголовном деле без должных оснований.
Александр Куренной: У нас есть ряд полномочий по надзору за тем, что творится в интернете. Мы выходим в суды с исками о блокировке интернет-ресурсов, если на них размещен противоправный контент. У нас есть полномочия по внесудебной блокировке, но решение может быть вынесено только генеральным прокурором или его заместителем, и применяется оно довольно редко — в самых вопиющих случаях, когда есть прямые призывы, к экстремистской деятельности.
«Известия»: Часто за последний год?
Александр Верховский: В 2017 году по внесудебной процедуре было 1247 пунктов, и количество растет, а по судебным уменьшается. В основном внесудебные — это ИГИЛ (организация запрещена в РФ. — «Известия»), но были и призывы выйти на митинги или явно по недоразумению попавшие туда тексты.
Александр Куренной: В нашей работе по выявлению такого контента львиная доля попадает в руки моих коллег от волонтеров-одиночек, которые обращаются через интернет-приемную, либо от волонтерских организаций, которые активно действуют в сети интернет и сами пытаются участвовать в регулировании. Интернет-общественность активна, и это еще один из вариантов саморегулирования.
«Известия»: Обращаются по поводу действительно экстремистских материалов или кто-то пытается с кем-то свести счеты?
Александр Куренной: Такое, наверное, тоже бывает. В любом случае суд принимает решение. Но присылают нам не только это. Противоправный контент — это и пропаганда наркотиков, и детская порнография. Спектр большой.
Александр Верховский: Надо понимать, что возмущающие нас неэтичные речи не исчезнут — они всегда были и всегда будут. Задача государства и общества — отсекать крайности, не пытаться принудительно всех сделать хорошими. Мы бы хотели, чтобы общественность лучше разбиралась в деталях, потому что в них всегда и находится разница между запрещенным и просто плохим.
