Ушел Эймунтас Някрошюс. Большое горе, что это случилось... Мы потеряли очень хорошего человека — умного, тонкого, талантливого. Он был целой эпохой, выдающимся режиссером, поцелованным Богом в макушку. Он находил уникальные решения, обладал редким режиссерским взглядом. Такие люди рождаются один раз не знаю во сколько лет. Думаю, что с его уходом осиротел мировой театр.
Някрошюс соединил в себе литовский и европейский художественный театр, а также русскую психологическую школу, умение работать с актерами. Мне посчастливилось сыграть в его «Вишневом саде». Каждый актер, который хоть раз соприкоснулся с Эймунтасом, не задумываясь, скажет, что это большая удача и настоящий подарок судьбы.
Его называли гением при жизни, а он при этом оставался человеком скромным, возможно, замкнутым. Он был немногословным и очень талантливо молчал. Я бы даже сказал, что он был тем редким человеком, помолчать вместе с которым было приятно.
Тем не менее он легко мог настроить всех на единую волну. Помню, как он вывез актеров, которых утвердил в «Вишневый сад», на полмесяца к себе в Литву — это было его условие для создания спектакля. За время, проведенное там, мы стали какой-то одной семьей, а он был руководителем этой семьи. Нам не всегда было отчетливо понятно то, что он озвучивал, но эффект всегда был один — мы все находились на одной волне и делали то, что нужно. Быть может, в этом есть какое-то шаманство, какая-то метафизика, но это действительно было так.
Эймунтас ценил слово, поэтому слова, которые он произносил, всегда были на редкость точные, выверенные, настоящие бриллианты. Одним словом он мог решить всю сцену. Помню, на репетиции он долго-долго молчал, а потом сказал: «Это такой бум-бум в колодец, в который в детстве смотришь, и туда улетают слова». Вроде нелепица, но все сразу поняли, что он имел в виду, и сцена, которая до этого не получалась, раз — и пошла. Возможно, с точки зрения психологического разбора это было неправильно. Но безумное желание с ним работать, попытаться понять его как магнитом притягивало актеров. С ним было интересно, хорошо и комфортно.
Я до сих пор не понимаю, по каким законам существовал в его голове космос, который рождал эти уникальные образы. Это для всех является самой большой тайной. Но когда он пришел на первую репетицию с нами и открыл пьесу, я увидел, что она вся испещрена мелкими буквами на полях и между строк, и у всех было ощущение, что он уже сочинил этот спектакль. Пометок было в три раза больше, чем авторского текста.
Эймунтаса называли мрачным гением, но мрачным он на самом деле не был. Напротив, у него было потрясающее чувство юмора, и когда он улыбался, всем вокруг тоже хотелось улыбаться. А еще Эймунтас запомнился мне одной фразой. Помню, шел какой-то из показов «Вишневого сада», Някрошюс сидел за кулисами. Володя Ильин очень переживал в тот день, говорил: «Монолог у меня сегодня не пошел, я был пустой, как барабан!» А Эймунтас так тепло улыбнулся ему и сказал: «Владимир, ну что вы переживаете, ну сегодня монолог не пошел — завтра пойдет. Это всего лишь театр, мы, в конце концов, не самолет ведем». Конечно, он как никто другой понимал, что театр — это дело серьезное, но в то же время веселое. И он тоже был веселый человек, притягательный и заразительный. Вечная память...
Автор — актер «Ленкома», народный артист России
