«Вряд ли Север когда-то был популярнее, чем сейчас»
Памятник северного деревянного зодчества, Успенская церковь, построенная еще в XVIII веке, сгорела в пятницу, 10 августа, в карельском городе Кондопога. Защитники архитектурного наследия и просто ценители культуры Русского Севера назвали потерю невосполнимой, активисты призвали обратить внимание на спасение других подобных памятников. В северных регионах России по-прежнему сохранилось несколько сотен образцов деревянного зодчества, однако большинство из них находится на грани исчезновения. Восстановлением их сегодня занимаются в основном волонтеры. О наследии Русского Севера, растущем спросе на его угасающую культуру и о том, как спасают старинные памятники архитектуры, портал iz.promo.vg поговорил с одним из учредителей фонда «Вереница», занимающегося реставрацией деревянных построек, и сценаристом вышедшего несколько лет назад документального фильма «Атлантида Русского Севера» Глебом Кузнецовым, а также с режиссером картины, Софьей Горленко.
Утраченные символы
Сгоревшая церковь была построена в 1774 году. Она стояла на берегу Онежского озера и была главной достопримечательностью карельского города Кондопога. О первой церкви, построенной на этом месте, упоминалось еще в 1563 году, после этого она несколько раз перестраивалась — эта по счету была четвертой. Считается, что поставили ее в память о крестьянах, погибших во время Кижского восстания: тогда, в конце XVIII века, рабочие расположенных в Заонежье чугунолитейных заводов взбунтовались после известия о повышении податей. Восстание было подавлено прибывшим в Кижи по приказу из Петербурга карательным отрядом.
Позднее рядом было возведено еще несколько храмов, однако до наших дней дошла лишь церковь Успения. Она считалась одним из самых высоких религиозных строений Русского Севера (высота церкви составляла около 42 м), а еще — одним из лучших образцов русского деревянного зодчества. Оно достигло своего расцвета в XVII веке, а в XVIII, к моменту строительства церкви в Кондопоге, уже находилось на излете.
О пожаре написали большинство российских СМИ, православных и архитектурных интернет-порталов. Прокомментировали пожар и в РПЦ: пресс-секретарь патриарха Московского и всея Руси Кирилла, священник Александр Волков назвал утраченную церковь «символом Русского Севера и шедевром отечественного зодчества XVIII века» и призвал Минкульт обратить внимание на состояние других подобных памятников.
О недостаточных мерах, принимавшихся для охраны известных деревянных памятников, вскоре после пожара написали и на сайте «Хранители наследия». По подсчетам издания, с 1985 года в стране сгорели 45 деревянных храмов и погостов (состоящих из комплекса строений).
При этом на Севере до сих пор можно найти сотни деревянных церквей, часовен, храмов и просто старинных жилых домов, большинство из которых остро нуждаются в восстановлении (охранный статус имеют далеко не все из них). Их консервацией и реставрацией занимаются по большей части волонтеры — в том числе экспедиции на Север организуют фонды «Вереница» и «Общее дело». Одним из учредителей «Вереницы» является Глеб Кузнецов, сценарист документального фильма «Атлантида Русского Севера», посвященного истории местных деревянных памятников и тем, кто восстанавливает уходящую северную культуру. На экраны фильм вышел в 2015 году.
«Люди, занимающиеся восстановлением, знают Север лично»
Глеб Кузнецов: Для меня эта история (с реставрацией деревянных памятников. — Прим. iz.promo.vg) началась в 2013 году, по стечению обстоятельств. Я присоединился к группе, вдохновителем которой была московская учительница Маргарита Баева. Конечно, это был уникальный шанс — работать с живыми древностями, оживлять их.
Сейчас группа разрослась и действует как благотворительный фонд «Вереница». И я вижу, как интерес к реставрации, к Северу растет, работа общественных групп становится более умелой, в нее вовлекается всё больше людей. Кто-то сам отправляется на Север, кто-то помогает пожертвованиями.
На самом деле это движение уходит корнями в 1960-е годы, и в разные периоды оно то угасало, то поднималось — это зависело от судеб страны. Но полностью оно не исчезало никогда, и поэтому можно сказать, что современный подъем — это продолжение старых традиций. Только теперь к ним прибавилось участие Русской православной церкви и такие современные явления, как краудфандинг.
Карточки всех деревянных храмов Севера есть на сайте «Соборы.ру», там же содержатся сведения об их состоянии. Но всё же люди, занимающиеся восстановлением, знают Север лично и имеют личные взаимоотношения с какими-то определенными местами там. Работа по восстановлению — это дело многих лет, поэтому нужно любить это место, чтобы возвращаться туда годами, вкладывая свои силы в их восстановление.
Про отношение местных жителей:
— Бывает по-разному, но чаще всего забота об этих памятниках — дело энтузиастов. Большинство людей настроены благожелательно, но сами при этом бездействуют. Значительной части просто всё равно, встречается и раздражение.
— Но в целом главная проблема Севера состоит в том, что люди в большинстве своем уверены, будто их мир заканчивается забором — а дороги в их деревнях, церкви, детские площадки и тому подобное им кто-то другой должен делать. Раньше так точно не было: все эти церкви сообща строили крестьянские общины. Сейчас общины нет, поэтому с людьми можно делать что угодно, всем: крупным лесодобывающим корпорациям, государству.
«Поднять Русскую Атлантиду на поверхность»
В какой-то момент, рассказывает Глеб Кузнецов, у добровольцев, работавших на Севере, возникла идея снять кино. Сначала предполагалось, что это будет документальный фильм именно о восстановлении деревянных памятников, своеобразное продолжение работы волонтеров, однако очень быстро идея стала развиваться, и вскоре стало ясно, что история окажется намного шире. Режиссером фильма стала Софья Горленко.
Софья Горленко: С Русским Севером меня познакомил Глеб Кузнецов. <Снять кино> — это была его идея. Про деревянное зодчество Русского Севера мне, как любому минимально эрудированному человеку, конечно, было известно. Я очень люблю Ивана Билибина, и ушедшая культура глубоко откликается в моем сердце. Но осмыслить это всё можно только после того, как сам везде побывал.
От возникновения идеи до съемок прошло не более трех месяцев. Мы просто отправились туда, ехали и снимали. Большинство локаций приходилось осваивать уже в момент съемки — не только мне, но и Глебу, и всем остальным участникам съемочной группы. И иногда совершенно случайно и внепланово находили удивительные места и удивительных людей.
Всё это время на Севере стояла прекрасная погода — и это большая удача. Благодаря этому нам удалось проехать около 7 тыс. км по территории Архангельской и Вологодской областей и запечатлеть одни из самых знаковых памятников деревянного зодчества.
Сама идея фильма тоже постепенно развивалась. Начиналось всё с простой мысли снять кино о том, как неравнодушные люди пытаются спасти то, что осталось, а переросло в сложную задачу выявить корневую систему той культуры Русского Севера, которая еще сохранилась. Поднять Русскую Атлантиду на поверхность, если можно так выразиться.
«Сейчас это культура угасания»
Глеб Кузнецов: Вряд ли Север когда-то был популярнее, чем сейчас. И не только потому, что на этой натуре стали снимать кино. В этом заслуга во многом и национальных парков, особенно Кенозерского (на его территории расположены сразу несколько образцов деревянной архитектуры. — Прим. iz.promo.vg).
На Севере низкая плотность населения, обширные возможности использовать восстанавливаемые природные ресурсы, и туризм мог бы стать существенным подспорьем для жизни здесь. Но для этого нужно работать, развиваться, раздвигать границы — когда-нибудь туристов здесь будут поить пивом из шенкурской ржи, кормить сыром из каргопольского молока…
Но этот процесс не быстрый, и без прихода новых людей с новыми идеями современная северная среда не выстоит. Сейчас это однозначно культура угасания, и для ее оживления необходим коренной перелом.
Софья Горленко: Главное, чтобы то, что осталось, достояло до того момента, когда в наших людях пробудится потерянное чувство хозяина на своей земле. Думаю, не нужно напоминать о том, что в течение 100 лет из наших людей это чувство выбивали всеми доступными способами. За 30 лет нельзя изменить сознание, сформированное несколькими израненными поколениями. Нельзя сказать, что Русский Север в последние годы заполнили сотни волонтеров, которые прямо уже всё починили, что каждый второй стал дауншифтером, фермером-плотником. Это так быстро не делается. Но то, что появился хотя бы интерес, — это уже прекрасно.