«Мелодия говорит на всех языках»
5 августа художественный руководитель и главный дирижер Большого симфонического оркестра (БСО) им. П.И. Чайковского Владимир Федосеев отметит 86-й день рождения. О том, как оставаться собой вопреки обстоятельствам и как завоевать мир, не меняя убеждений, народный артист СССР рассказал обозревателю «Известий».
— Владимир Иванович, скоро 45 лет, как вы руководите Большим симфоническим оркестром им. П.И. Чайковского. Помните, как всё начиналось?
— Начинать новую страницу всегда немного страшновато. Тем более что некоторые пренебрежительно говорили о моем назначении. Я пятый по счету главный дирижер БСО. Первым был Александр Орлов, потом — Николай Голованов, Александр Гаук, Геннадий Рождественский. А до этого я в том же здании Дома радио на Малой Никитской 16 лет дирижировал народным оркестром. Признаюсь, тогда не думал, что встану за пульт симфонического. Для меня БСО был недосягаемым.
Академический оркестр русских народных инструментов Всесоюзного Радио и Центрального телевидения под управлением Владимира Федосеева, 1973 год
Интриги, конечно, были, куда без них. На мне была печать «народника». Так я действительно из народа, через баян попал в классическую музыку. Вырос на русском искусстве, чем и горжусь. А мои оппоненты считали себя другой кастой. Но они глубоко ошибались. Все русские композиторы вышли из народа, черпали вдохновение в народном искусстве, подобно Бородину, Мусоргскому...
— Вы окончили Ленинградское музыкальное училище имени Римского-Корсакова по классу баяна. Почему выбрали этот инструмент?
— В детстве у меня ничего не было, кроме баяна и войны. Мне было восемь лет, когда она началась. Потом была блокада Ленинграда. Потом эвакуация в Муром, где находился отцовский завод. Немцы разбомбили состав. Нас всех — маму, папу, сестру, меня — взрывной волной разбросало. Чудом остались живы. В пожаре все вещи сгорели. Лишь баян остался нетронутый. Папа посчитал, что это знак.
— За что вас уже в оркестре называли «Баян-Караян»?
— В ту пору великий австрийский дирижер Герберт фон Караян был очень популярен среди музыкантов. У него были особые жесты, он любил закрывать глаза во время дирижирования. Я, видимо, немного перенял его манеру, раз музыканты придумали такое прозвище. Услышав об этом, я стал от караяновской манеры отказываться.
— Диктатура в дирижерской среде — дело привычное?
— Есть дирижеры-диктаторы. Мравинский, при всем уважении к его гению, был именно таким. Когда он приходил на репетицию, музыканты его боялись. Но я не диктатор. Всё делаю только через любовь. Иду с добром, особенно к молодым, им надо помогать.
— Это ваше кредо?
— Это история, жизнь. Я очень многое пережил и не хочу, чтобы еще кто-то столкнулся с подобным. На своем пути я встречал как и неприятных людей, так и очень хороших. Среди последних был Тихон Хренников (композитор, председатель Союза композиторов СССР. — «Известия»), который защищал меня от дирижеров, видевших во мне чужака. Только любовь помогает выживать в этой профессии.
Владимир Федосеев и композитор Тихон Хренников во время репетиции оркестра, 1986 год
Строгость у меня тоже имеется. А еще есть принципиальность и требовательность. Но я всё равно всех люблю. Бывает так, молодой музыкант никак не может понять, что от него требуется. И чтобы добиться результата, надо подсказать ему без крика и истерики. Даже если он не прав, лучше сказать: «Ты прав», чтобы у него не было травмы. А скажи ему: «Да ты — дурак!» — думаете, что с ним будет? Всё, пропал музыкант, замкнулся.
Моя мама была очень добрая, а папа — строгий. Мама религиозна, а отец говорил: «Бога нет!» Он был ярый атеист. Поэтому мама украдкой верила. Она всё делала только с любовью и Богом, этому и меня научила.
— Как же уживались ваши родители?
— Нормально. Помню, как-то мама решила крестить меня, ну а отец воспротивился. Она не пошла против его воли. Отложила эту затею. Крестился я уже взрослым, когда приехал в Москву. Договорился с батюшкой из Болгарской церкви на Таганке, и ночью он меня окрестил. Крестик носил всегда и не прятал. Хотя «втыкалок» мне за это попадало немало. Я же, кроме всего, был еще и коммунистом.
— Год назад худрук «Геликон-оперы» Дмитрий Бертман пригласил вас стать музыкальным руководителем театра. Вы сразу приняли его предложение?
— Сразу. Я очень много опер сделал за рубежом — в Риме, в Цюрихе, в Вене, в Токио. Репертуар обширный. А Дмитрий Бертман действительно стал первым из российских худруков, кто позвал меня в труппу. Услышал меня в концертном исполнении «Евгения Онегина» и позвонил.
Дирижер-постановщик Владимир Федосеев и Елена Михайленко в роли Турандот на прогоне оперы в постановке Дмитрия Бертмана «Турандот» в театре «Геликон-опера»
«Геликон» — театр особый, театр-семья, там царит атмосфера любви. Это чувствуют и артисты, и зрители. Мы уже поставили вместе блистательную оперу Пуччини «Турандот». А под закрытие сезона выпустили «Золотой петушок» Римского-Корсакова. В этом спектакле даже петух живой есть, дрессированный. Кукарекает иногда прямо на сцене. Как-то я делал эту оперу в Австрии. Так там царь Додон въезжал на сцену на мотоцикле. В «Геликоне» такого экстрима нет. Зато есть чуть прикрытые восточные женщины, танцующие вокруг Шамаханской царицы. Я возражал, но с режиссером трудно бороться.
— Вы сказали: «Меня услышал Бертман». Пианист Борис Березовский считает, что узнать можно музыканта по манере исполнения, а вот дирижера определить по игре оркестра невозможно.
— Еще как возможно! Профессию дирижера очень трудно объяснить. Научить еще труднее. И не каждому это дано. К примеру, мой учитель Лео Гинзбург, педагог немецкой школы, очень здорово учил нас профессии, а сам при этом был довольно слабым дирижером.
Дирижировать — это не просто считать на три такта. Так любой капельмейстер может. Вы знаете, что есть дирижеры, у которых «рук нет»? Таким был великий Тосканини. Чем он дирижировал? Глазами. Тут вопрос даже не в руках, а в комплексе влияния на музыканта. В магии, если хотите. Мастер подчиняет себе оркестр так, что все дрожат и внимают ему.
— Вы с молодости испытываете особые чувства к певцам. Кто из современных исполнителей вам симпатичен?
— Анна Нетребко. Она большая певица, очень мощная, очень талантливая. Ее можно сравнить с Еленой Образцовой. Для меня певцы — это моя школа. Они учили меня не только дирижировать, но и понимать музыку через пение. Голос — главный инструмент человечества. Работая в народном оркестре, я специально делал очень много номеров с вокалистами.
— Вы когда-то записали диск вместе с музыкантами-вундеркиндами — Женей Кисиным, Вадимом Репиным, Максимом Венгеровым. Все они стали известными исполнителями. На родине остался лишь Репин. Остальные эмигрировали. Почему?
— Женю Кисина и Вадика Репина я знал, когда им было по 11 лет. Мы записали с ними пластинку произведений Тихона Хренникова. А Максим Венгеров, став известным скрипачом, еще решил встать за дирижерский пульт. Приехал ко мне в Вену поучиться. Но попробовал и отказался. Многие музыканты, Ойстрах например, начинали дирижировать, потом говорили: «Это не мое».
А насчет эмиграции... Кого-то привлекают новые контракты, кого-то приглашают западные импресарио. В свое время многие уезжали из-за обиды на страну. Но как можно на Родину обидеться? Не понимаю. Обижали конкретные люди, чиновники. Я тоже сталкивался со всяким, но среди функционеров были разные люди. В какой-то момент мне на помощь пришел именно чиновник. Был такой секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин.
— Ваши пристрастия — классическая музыка, фольклор. А другие музыкальные направления вас интересуют?
— Я всегда любил настоящий джаз, классический, негритянский. Переложения для симфонического оркестра этой музыки мне очень нравятся. Рок-музыка меня никогда не привлекала. Она сначала дает эффект, но со временем забывается.
Современная музыка ведь тоже разной бывает. Если она насыщена душой, талантом, имеет корни, тогда, безусловно, останется надолго. Вот Свиридов, он ведь тоже великий современный композитор, ученик Шостаковича. Как-то в Англии на одном из концертов я играл на бис вальс Свиридова. После ко мне подошли молодые люди и спросили: «Скажите, что это за музыка? Это современная или старая, баховская?»
Кстати, о Бахе. Его 200 лет не признавали как композитора. И только спустя два века прислушались, поняли величие и глубину его произведений. Судьба произведений бывает сложной. Есть музыка, которая отвергается целой страной. Так французы долгое время не признавали «Кармен» Бизе. И таких случаев много.
— Публика консервативна. Собрать зал на современных композиторов сложно.
— Англичане очень умно делают. В концертах они современную музыку обрамляют классикой. Вставляют ее в середину программы. И такой путь знакомства публики с новыми композиторами очень хорош. Современность надо внедрять потихоньку. Иначе слушатели отвернутся.
Владимир Федосеев во время концерта в честь своего 85-летия в Колонном зале Дома Союзов
Мы в БСО в свое время объявляли конкурс среди молодых композиторов. Хотели поддержать их. Но не получили ни одного приличного сочинения. Либо это было подражание тому же Свиридову, либо авторы считали себя новыми Шнитке. Но при этом их произведения музыкой было назвать сложно. Какофония какая-то.
— Вам в музыке важен именно мелодизм?
— Конечно, без него нет музыки. «Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь — мелодия...» Это Пушкин. Почему все народы обожают Чайковского? Потому что он богат мелодией. Мелодия говорит на всех языках.
— Художники говорят: «Красиво, технично написать полотно может любой, но, чтобы сказать свое слово в искусстве, надо сделать что-то непонятное». В музыке так же?
— Да, появилась непонятная тенденция, в результате которой порой имеешь дело не с искусством, а с шаманством каким-то. Но это временно. Рано или поздно всё встанет на свои места, шелуха отсеется. И главную роль в этом должно сыграть детское музыкальное образование, которому сейчас, на мой взгляд, стали уделять должное внимание, что важно. Было время, когда я боялся, что в скором времени нас ждет культурный провал. Сейчас верю, что его удастся избежать.
— Что, кроме воспитания подрастающего поколения, вас беспокоит?
— Хочется, чтобы Большой симфонический оркестр им. П.И. Чайковского остался в своих стенах. А то ходят всякие слухи. Но мы верим, что всё будет хорошо. Нам очень помогает Ольга Голодец (вице-премьер правительства РФ. — «Известия»), за что мы ей благодарны. Она женщина прогрессивная. Стоит за нас горой. А еще поддерживает наши образовательные программы для детей. Мы устраиваем для школьников открытые репетиции, играем им серьезную музыку. И детям она понятна, интересна. В общем, не всё потеряно. А музыка — вечна.
Владимир Федосеев родился 5 августа 1932 года в Ленинграде. Высшее музыкальное образование получил в Государственном музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных и аспирантуре Московской консерватории (класс профессора Лео Гинзбурга).
