Музыкант на все времена
Перечисление регалий Геннадия Николаевича Рождественского займет не одну страницу. Народный артист СССР, Герой социалистического труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, кавалер многочисленных отечественных и зарубежных орденов... Всё это ему, несомненно, было приятно, но вряд ли интересовало по-настоящему. С гордостью носил он только одно звание — Музыкант.
Родился будущий народный артист в семье профессора Московской консерватории Николая Аносова и певицы Натальи Рождественской. Консерваторию окончил как пианист и дирижер и уже во время обучения стал руководителем студенческого оркестра, выступив с ним на двух Всемирных фестивалях молодежи и студентов, которые в 1950-е были престижной творческой площадкой.
Его дебют «во взрослом разряде» состоялся на главной сцене страны. В Большой театр Рождественский пришел 20-летним студентом, выиграв конкурс стажеров. Главный дирижер Николай Голованов велел выдать победителю кисточку и клей и отправил «клеить уголки» в оркестровых партиях. «Изветшали ноты, музыканты жалуются», — пояснил маэстро. За полгода ежедневной реставрационной работы студент выучил репертуар наизусть и, когда наконец встал за дирижерский пульт в «Спящей красавице», выглядел более чем достойно.
ГАБТу Рождественский в общей сложности посвятил около 40 лет, пройдя путь от дирижера-стажера до художественного руководителя, и последний свой юбилей отмечал на дорогой сердцу сцене. В программе, помимо симфонической музыки, значились балет и опера. Признанный во всем мире дирижер-симфонист страстно любил музыкальный театр. Но если в любви к опере он совпадал с коллегами своего уровня, то его неизменная привязанность к балету шла вразрез с их представлением о балете как искусстве второсортном.
— Когда он вставал за пульт, для нас это всегда был праздник, — призналась «Известиям» балерина, народная артистка СССР Марина Кондратьева. — В Большом театре я постоянно с ним работала — он дирижировал почти всеми балетными спектаклями. Это был уникальный, потрясающий музыкант, который чувствовал каждую ноту, каждую интонацию. Но главное — он, как никто, чувствовал балерину. С ним было очень удобно и приятно танцевать. Он любил и понимал балет. Приходил на все репетиции, знал все нюансы работы танцовщицы и учитывал это в своих интерпретациях — например, старался помочь, когда у нее трудное движение… Но при этой «балетности» в его исполнениях всегда был еще и потрясающий симфонизм.
«Красота танца неотделима от красоты музыки», — говорил Рождественский и без устали исполнял и записывал балетные партитуры Чайковского, Стравинского, Прокофьева, Шостаковича, Глазунова. Единственное, что вызывало его отторжение, — откровенная «музыка для ног». Став в начале «нулевых» художественным и музыкальным руководителем Большого театра, он решительно восстал против «Дочери фараона», которую тогдашнее балетное руководство почитало за образец балетного жанра, и в то же время поддержал проект Ролана Пети «Пиковая дама» на музыку Чайковского.
В конфликтах, касающихся музыкального качества, Рождественский с его врожденным вкусом и фундаментальным образованием был непримирим. Что касается его отношений с власть имущими, то в этой сфере он, будучи руководителем театров и оркестров, проявлял готовность к разумному компромиссу. Но, что удивительно, в итоге оставался, что называется, при своем.
В одном из интервью «Известиям» он вспомнил историю постановки в Большом театре оперы «Сон в летнюю ночь» Бенджамина Бриттена. Министр культуры Екатерина Фурцева возражала и против спектакля «чуждого автора», и против посвященной ему выставки. Рождественский, вызванный на ковер, согласился с министром, но в итоге сохранил весь бриттеновский блок: «Я ничего не сделал: выставку не закрыл и спектакль не снял с репертуара. Потому что хорошо знал эту систему... У Фурцевой было свое начальство, она могла написать наверх: «Приняты меры по прекращению зловредного проникновения вражеской идеологии». А на деле ей было совершенно всё равно».
Необходимая гибкость, дистанцированность от политических проблем и очевидная сосредоточенность на музыке позволили Рождественскому добиться исключительного среди советских музыкантов положения. Работу в СССР он абсолютно легитимно сочетал с руководством крупнейшими западными институциями. Возглавлял оркестр Би-би-си, Венский симфонический, стокгольмский Королевский филармонический, в разные годы сотрудничал с ведущими коллективами Германии, Нидерландов, США, Японии... Итогом этой многогранной деятельности стала запись более 700 пластинок и музыкальных дисков. Высокую производительность обеспечили быстрые темпы работы, а они в свою очередь стали результатом неизменно плодотворного контакта дирижера и артистов.
— В Concertgebouw (в Амстердаме. — «Известия») мы исполнили вместе с ним концерт Софьи Губайдулиной для ударных, меццо-сопрано и симфонического оркестра «Час души». И эта работа была одним из самых приятных воспоминаний в моей жизни, — поделился заслуженный артист России, руководитель ансамбля ударных инструментов Марк Пекарский. — Когда он дирижировал, это было настолько пластически совершенно и изысканно, что его работу можно было сравнить только с балетом. Однажды мы репетировали спектакль «Нос». Сидя на ударных, я так залюбовался работой Геннадия Николаевича, что забыл свое вступление. Казус! Но он отреагировал невозмутимо: «Марк, в следующий раз я покажу вам вступление». Рождественский был человеком умным и обладал прекрасным чувством юмора.
«Нос» Дмитрия Шостаковича Рождественский ставил в Камерном музыкальном театре, худруком которого оставался до конца жизни. В коллективе, основанном его другом и соавтором режиссером Борисом Покровским, он в полной мере реализовал свою страсть к просветительству, считая своим долгом возвращение в репертуар незаслуженно забытой или редко исполняемой музыки.
— В Рождественском поражали удивительная память и умение жить внутри спектакля, контролировать процесс во всех деталях, — рассказала режиссер-постановщик и художественный руководитель оперной труппы Камерного театра Ольга Иванова. — Во время репетиций он говорил: «Я должен всех видеть!» И всем успевал показывать вступления, выходы, заботясь не только о музыкальной составляющей, но и о происходящем на сцене… Это была подлинно театральная, артистичная натура. Такой же артистизм был присущ ему и в жизни. Когда он входил, то преображал всё вокруг, обладал какой-то магией. И весь наш коллектив вдохновлялся его присутствием, даже когда он просто сидел в зале.
Эффект присутствия на долгие годы останется в памяти слышавших и видевших народного артиста. «Музыка — живительный источник моего существования», — однажды продекларировал Геннадий Рождественский и всей своей жизнью подтвердил этот девиз.
Прощание с Геннадием Рождественским пройдет 19 июня в одном из храмов Москвы.