Кругом одно позорище
В Сети творятся дела страшные. Ни дня не проходит, чтобы в публичном пространстве кто-то кого-то не облил виртуальной смолой, не проклял и не унизил бы. Проявление агрессии уже давно привычный способ коммуникации. Но в последнее время стали особенно заметны массовая апелляция к чувству стыда и злоупотребление пристыживанием. С проблемой разбирался портал iz.promo.vg.
Поспорили журналистка и актер Хабенский. Толпа тут же разделилась и бросилась стыдить обоих, каждого за свое. Вышла Лолита на сцену в веселеньком комбинезоне в обтяжку — Сеть взорвалась: «Как не стыдно!», «С такими-то формами!», «В ее-то возрасте!». Высказался Серебряков в резкой форме о национальном характере, ему вслед: «Стыдоба!» «Как посмел?!». Ксения Собчак вообще заработала такую репутацию, что может хоть каждый день вместо себя постить фото красного коня, ее всё равно закидают тухлыми помидорами под крики: «Постыдилась бы!», «Позорище!», «А еще в президенты собиралась!». Справедливости ради надо сказать, что в любом деле беснующихся противников всегда урезонивают и оттеняют восторженные поклонники, но сейчас речь не о них.
Личная заинтересованность в том, кто что сказал, надел, сделал или не сделал, приобрела масштабы паранойи. Всем до всего есть дело. Да, популярные и медийные фигуры сами открыли свои аккаунты, вышли к народу и дразнят его своими гонорарами и возможностями. Все понимают, что живая и мертвая вода польются примерно в равной пропорции на головы звезд, особенно тех, кто постит свои фото с бортов шикарных яхт, под крылом частного джета или в россыпи подарочных пакетов известного бренда.
Неприкасаемых нет, толпе нужны объекты для перевоспитания, у которых необходимо разбудить совесть и стыд и заставить вести себя уже наконец прилично. Под раздачу попадают не только звезды, но буквально все. И, хотя законы сетевого моббинга и общественного порицания везде и всюду уже много веков работают, как часики, интересно, почему именно в России сегодня так любят стыдить и наказывать порицанием?
По сути, стыд родился вместе с человечеством. Адам и Ева, распробовав яблоки с древа познания, испытали именно его. Первые люди устыдились своей наготы, прикрылись как смогли, и дальше история развивалась неотвратимо, стремительно и в один конец. Стыд определил природу человека, и оказалось, что, манипулируя этим чувством, можно управлять и личностью, и обществом. Об этом догадывался Дарвин, за это до сих пор расплачивается Германия, перерабатывая стигмы ответственности за ужасы Второй мировой войны.
Сегодня психологи, антропологи и социологи различают замешательство, смущение, чувство вины и, собственно, стыда. И если первые две эмоции проходят на разогреве, а чувство вины — это, скорее, переживание глубоко интимное, такой внутренний диалог с совестью, то стыд — сугубо социальный феномен. Человеку всегда стыдно в контексте свидетелей. Тех, кто следит за ним и оценивает его слова и действия.
Сегодня нет ни позорных столбов, ни отметин и знаков, которые выжигали на теле или лице провинившегося, ни публичных унизительных наказаний. Но не надо заблуждаться: социальные сети вывели в виртуальное пространство всё ту же беспощадную толпу, и порой безболезненный физически, но оскорбительный по сути комментарий оказывается не менее эффективным, чем прилюдная порка.
Стыдно сегодня, как выясняется, практически всё. Стыдно быть толстым, больным, приезжим, богатым, нищим, старым, непопулярным, вызывающим и по традиции знаменитым. Стыдно оступиться, оговориться, описаться, стыдно не выйти замуж и не жениться, стыдно родить или слишком рано, или слишком поздно, стыдно быть гомосексуалистом, стыдно подхватить венерическое заболевание, стыдно не вписываться, стыдно не любить Родину, стыдно любить ее не так, как принято в твоей социальной группе, стыдно поддерживать власть, стыдно держаться нейтралитета.
Вся жизнь проходит в атмосфере всеобщего осуждения в невидимой клетке нескоординированных установок, которые невозможно предсказать и которым всё сложнее соответствовать.
Под особым прицелом в категории стыдного и недостойного оказывается женщина. Немного устаревшая мысль о том, что мужчин в России мало, а вид «настоящих мужиков» вообще под угрозой, заставляет по привычке восхищаться ими и лишний раз не трогать. В отличие от женщины. Женщине в России не простят ничего. На ней всё держится, но и спрос с нее непомерный. Ее застыдят за возраст, внешний вид, успешность, инициативу или ее отсутствие. То она одевается не по годам, то выглядит как старуха. То слишком много работает, то не в состоянии сделать мало-мальски выдающуюся карьеру. То она плохая мать, то паршивая жена. Мужчина всегда прав, женщина вечно рискует опозориться.
Противостоять этому, когда все — от собственной матери до самопровозглашенных арбитров — критикуют каждый твой шаг, внешний вид и жизненные устремления, довольно сложно, и большинство предпочитает держаться более или менее безопасного коридора «достойного и приличного», чтобы лишний раз не нарываться. Но время тоже не стоит на месте, общество неуклонно феминизируется и постепенно начинает всё больше ценить своих бунтарок и оригиналок, в каких бы сферах и с какими идеями они не выступали.
Еще печальнее, что сегодня окрики: «Как тебе не стыдно!» — звучат в адрес совсем маленьких детей. Это запредельное родительское варварство, закрепившееся в постсоветском сознании, когда взрослые привыкли видеть в своем ребенке не самостоятельную личность, а приложение к своей жизни. Это приложение, даром что совсем юное и тянется к самостоятельным открытиям, должно оправдывать ожидания родителей и действовать строго в рамках, определенных родительским законом.
У таких взрослых не сложилось собственное понимание своих и чужих свобод, они видят мир скроенным исключительно по собственным лекалам и наказывают за любое отклонение от удобной или понятной им нормы. Иногда делом, иногда словом. Иногда шлепком и подзатыльником, иногда угрозами и пристыживанием. Они не загадывают на будущее, и не просчитывают печальных последствий своих бездарных методов «воспитания», и плодят новое поколение, с самого нежного возраста запуганное тем, что за флажки нельзя, что это стыдно и у них совсем нет совести.
Однако основной общественной проблемой в контексте стыда стал глобальный кризис понимания приемлемого. Лопнула система ценностей советского пошиба, где всё держалось на «высоких идеалах» и силе запрета и осуждения, и оказалось, что в условиях новых свобод, когда не стыдным стало прилюдно мочиться на забор, не платить ни налогов, ни алиментов и материться в очереди на кассу, по сути, остался единственный цензор — внутренний.
Попытки государства собрать новую мораль на старые скрепы особенно не вдохновляют, поскольку общество прекрасно понимает и чувствует, что государство пока не может предложить никакой внятной идеологии. А значит, ничего не стыдно: ни воровать, ни нарушать законы, ни откупаться, ни уходить от ответственности.
Вообще, понятие стыда как сдерживающего фактора требует ювелирного подхода. Стыдливость — не худшее качество, когда речь идет о соблюдении общественных конвенций. Потому что все вроде давно договорились, что, например, врать и воровать — это плохо. Этого не должны одобрять ни государство, ни общество, ни внутренний цензор, иначе мы все тут перетроллим и переубиваем друг друга. С другой стороны, апелляция к чувству стыда загоняет человека в такую ловушку, что он начинает верить, что после 50 лет жизни нет, что работа механика унизительна и что, если он заболел плохой болезнью, он изгой и отброс общества.
Опасно одобрять социально неприемлемые нормы поведения, но отвратительно и превращать людей в закомплексованных параноиков, которые от накопленного чувства стыда или совсем ложатся на дно и не подают признаков жизни, или начинают нападать и провоцировать агрессию.
Морализаторство кликуш, которые позорят всех подряд, потому что привыкли видеть в другом человеке лишь продолжение собственных интересов, просто так не остановить. Но можно попытаться самим не превращаться в них и одергивать руки от клавиатуры и закрывать рот, когда захочется в очередной раз пристыдить кого-то за что-то. Неважно, за откровенный костюм, необдуманный поступок или резкое высказывание. В деле больших перемен мелочей не бывает.
