«Магия — в стихах, которые ты решил спеть»
По давней традиции в мае стартует «полевой» сезон авторской песни. Из клубов и концертных залов барды перебираются на природу, собирая поклонников на многочисленных песенных фестивалях. О причинах востребованности человека с гитарой корреспондент «Известий» расспросил мэтра бардовского исполнительства Сергея Никитина.
— XX век радикально изменил человечество, но почему-то в массовом сознании наряду с учеными-изобретателями и космонавтами символом этого отрезка истории стал человек с гитарой.
— Так и есть — именно человек с гитарой. Помню, когда бард Сергей Стеркин выходил на сцену с аккордеоном, его освистывали. И это было несправедливо, потому что его песни — замечательные. Мне сложно сказать, почему гитара приобрела такую популярность, может быть, потому что ее можно носить с собой.
Для меня гитара — это часть организма, живое существо. И форма у нее скульптурная, я бы сказал. Когда я беру ее в руки, то образуется замкнутый круг и возникает чувство гармонии.
— Бардовская песня не стала бы настолько популярной без гитары?
— Бардовская песня — это явление и культурное, и социальное. Я узнал, что в год в России проводится не менее 500 фестивалей авторской песни. Знаю о 12 фестивалях в США и Канаде, которые проводятся два раза в год. Это способ общения, который связывает людей. Появляются новые молодые авторы и исполнители.
— У вас есть любимые фестивали?
— Один из любимых — «Киземские струны» на станции Кизема, где в школе работал Юрий Визбор. Там всё по делу и очень человечно. Или на Урале, под Уфой — «Малиновый аккорд», который устраивают тоже очень хорошие люди. Я к этому месту сердцем прикипел.
— Дикая природа, походы, песни у костра — ваша стихия?
— Я не любитель походов и посиделок у костра. Люблю быть на природе один, наедине со своими мыслями. Есть такой расхожий штамп — «у костра до утра». Меня никогда это не привлекало.
Может быть, я отравлен тем, что, когда был студентом пятого курса физического факультета МГУ, к нам пришел Петр Наумович Фоменко и предложил мне стать музыкальным руководителем спектакля о Михаиле Светлове. После этого я заразился театром. И в наших с Татьяной концертных выступлениях мы всегда создаем некое подобие театрального действа. Жесткого сценария нет, всё происходит во взаимодействии со зрителем. Но хотим мы этого или нет, а законы театра начинают действовать.
— Даже когда выступаете перед большой аудиторией?
— Наша аудитория иногда расширялась до дворцов спорта. В восемьдесят каком-то году мы под завязку собрали Дворец спорта «Лужники» напополам с Александром Градским. И не на один, а на четыре концерта подряд. Нам тогда повезло, потому что руководство «Лужников» решило таким образом поправить финансовое положение. Нам заплатили аж по 28 рублей. Стандартная ставка была 8 рублей 40 копеек.
Но самое важное, когда мы выходили на сцену, огромная 12-тысячная аудитория превращалась в небольшой камерный театральный зал — благодаря настрою зрителей на контакт. Потому что в основе всего, что мы делаем, лежит поэзия с большой буквы.
— Когда вы на сцене, зрители в зале с первых же аккордов начинают подпевать, в определенные моменты — улыбаться, если надо — умолкают…
— Каждый артист должен обладать фишкой, которую нельзя объяснить. Но большая часть этой магии в самих стихах. Артист должен уметь доносить свое восприятие и понимание стихов, которые он решил спеть.
— Этим умением сложно овладеть, не видя перед глазами примеров. Кто ваш учитель?
— Я считаю своим коллегой и учителем Сергея Юрского. Взять хотя бы то, как он читает «Снег идет» Пастернака. В его декламации нельзя не услышать музыку. Стихи — это акустическое явление. В древности они пелись. Я же стараюсь уловить речевую интонацию. Можно искать композиторский, музыкальный образ при сочинении мелодии, но уже сама поэзия содержит в себе музыку.
У меня, например, нет песен на стихи Бродского, хотя его стихи, особенно в авторском исполнении, являются музыкой. У него своя манера петь, как будто Сизиф восходит в гору и ему всё тяжелее и тяжелее, в какой-то момент, в конце строфы, он как бы срывается вниз и вновь продолжает восхождение. Вот такая музыка у Бродского.
— Помогла ли ваша научная работа при сочинении песен? Может быть, вы, зная, каким образом та или иная нота воздействует на молекулы живых организмов, добавляли в песню бодрящий аккорд?
— Ну, насчет состояния молекул не буду говорить… Конечно, устройство музыкальных инструментов, учение о гармонии, строение человеческого уха, структуру слухового восприятия надо понимать. Как одни звуки могут маскировать другие, тоже надо знать и соответственно расписывать инструментовку. Неопытный композитор может написать партию какого-нибудь инструмента, а в результате его не будет слышно.
— Вы часто выступаете с камерными оркестрами. Насколько легко вам далось изучение законов классической музыки?
— По мере учебы и приобретения умений я вначале расписывал музыкальные партии для небольшого состава. Потом стал использовать струнный квартет. А сейчас уже целая программа есть с исполнением моих песен в сопровождении камерного оркестра под управлением Игоря Лермана.
Я подаю идею, мне помогают опытные музыканты, исходя из моих придумок и пожеланий. Очень хорошо мы сработались с Валерием Чернышовым и молодым композитором Петром Климовым. Кстати, последний сочинил «Фантазию» на мои темы для фортепиано с камерным оркестром, а солисткой была Екатерина Мечетина.
— Благодаря любви к классике вы приглашаете на ежегодные «Никитинские вечера» лучших учеников музыкальных школ?
— Я не ставлю себе никаких целей, просто появилась потребность «окучивать» детей, и вот мы возделываем эти грядки уже 27 лет. Вместе с благотворительным фондом Владимира Спивакова предоставляем возможность выступить совсем юным музыкантам. В непринужденной обстановке, как бы у домашнего очага, даем пример нормального человеческого общения.
Если отдать детей на откуп компьютеру, это начнет угрожать национальной безопасности. Из них вырастут банальные потребители, заточенные только на комфорт и развлечения. Когда человек не задумывается о смысле жизни, а только развлекается и потребляет продукты массового производства, из него вырастает недочеловек. То, что у нас происходит, — процесс очеловечивания юного создания.