«Глобальные проблемы не решить «ядерной дубинкой»
Руководитель одной из крупнейших организаций, поддерживающих фундаментальные исследования в РФ, гендиректор Российского научного фонда (РНФ) Александр Хлунов рассказал «Известиям» об укреплении базы отечественных НИИ, государственной поддержке молодых ученых, приоритете life sciences перед оборонными разработками.
— В этом году РНФ исполнится пять лет. Изменился ли облик отечественной науки за это время?
— Вряд ли можно сказать, что кардинально изменился. В общественном мнении доминирует точка зрения, что ярких результатов уровня Нобелевской премии Россия до сих пор не имеет. Мы все гордимся лыжником Устюговым, но назвать лидеров науки российского происхождения или работающих в отечественных НИИ пока достаточно трудно. Это формирует в обществе непонимание. Мы всё время спорим, кто главный — РАН или ФАНО. Но забываем важные вопросы: кем и почему гордиться? Четырехлетний период работы Фонда пока не позволил нам действительно изменить облик науки, но с уверенностью можно сказать, что ряд структурных изменений в ней произошел именно благодаря РНФ.
В начале работы перед Фондом стояла задача создать конкурентный адекватный инструмент поддержки фундаментальных и поисковых исследований. Это должно обеспечить нормальную работу российских и зарубежных ученых в отечественных научных учреждениях в среднесрочной перспективе. В рамках наших грантов ученые могут сформировать коллектив и в течение трех или пяти лет, а в некоторых случаях даже семи, работать над решением научной задачи, не беспокоясь, что наступит секвестр бюджета либо реформируется научное учреждение, что можно рассматривать как неминуемый крах проекта. Такой инструмент в лице РНФ заработал.
Сейчас мы поддерживаем более 2,5 тыс. научных проектов на сумму более чем в 16 млрд рублей, а в 2018 году собираемся направить на гранты около 22 млрд. Ожидания ученых мы не обманули: гранты не секвестировали, финансирование доводим вовремя и в адекватные, по сравнению с другими операторами, сроки.
По оценке западных коллег, мы занимаем одну из ключевых позиций по поддержке проектов, которые дают наиболее качественные результаты. Они выражаются в публикациях в Nature и Science, в так называемых международных журналах первого квартиля — имеющих наибольшую цитируемость. Здесь роль Российского научного фонда очень весома и четко отражена в рейтингах.
Совершенно естественным образом решилась проблема междисциплинарности. Мы финансируем научный проект, идею, которая высказана конкретным ученым. Но для реализации ему требуются не только сотрудники из его лаборатории, но и исследователи с совершенно другими компетенциями. Он может пригласить и химика, и математика. Более того, наши гранты могут «переходить» за руководителем из одного учреждения в другое. Таким образом мы отменили «крепостное право» и позволили ученому работать в том учреждении, которое в большей степени обеспечивает реализацию проекта, создает самые лучшие научные условия.
Благодаря программам, которые мы финансируем, происходят изменения в деятельности ведущих научных и образовательных учреждений. В качестве примера я приведу МГУ, который многие десятилетия славился известным мехматом, совершенно уникальным физфаком, химфаком. Но появился проект «Ноев ковчег», который мы поддерживаем уже пятый год, и мы увидели, что в деятельности МГУ тематика наук о жизни стала выходить на передний план. Более того, вуз по этой тематике вошел в предметный рейтинг Times Higher Education (THE).
Можно упомянуть еще одну системную вещь. Мы можем на конкурсной основе создать условия для ведущих российских ученых, чтобы они с еще большей активностью работали в России.
Есть примеры поддержки и Анатолия Деревянко, и Владимира Скулачёва, и Рашида Сюняева (ему в прошлом году была вручена госпремия), и многих других ведущих российских ученых, которые доказали своей жизнью, что они имеют право на такую помощь. Мы огромное внимание уделяем поддержке и новых людей, «мегагрантников», которых раньше отобрало правительство в рамках 220-го постановления (в апреле 2010 года правительство РФ приняло постановление № 220 «О мерах по привлечению ведущих ученых в российские образовательные организации высшего образования, научные учреждения...». — «Известия»). Они по сути продолжили исследования при поддержке РНФ, но, разумеется, пройдя конкурсный отбор наравне со всеми. Это Артем Оганов, Руслан Валиев, который имеет беспрецедентные результаты по химии, Константин Северинов. Это новая плеяда ученых, которые некоторое время работали за рубежом, были успешными там, но сейчас при поддержке Российского научного фонда концентрируют свою активность в России. Нам это крайне важно, это приток новых компетенций, новых контактов в рамках международных консорциумов, которые идут во благо результативности российской науки.
Результат, я считаю, имеющий огромное значение: благодаря Фонду произошли структурные изменения в научной экспертизе. Решение о поддержке того или иного проекта в РНФ принимают не чиновники, а непосредственно научное сообщество в лице экспертного совета. Членов такого совета выбирают сами ученые путем голосования. Вся система экспертизы осуществляется по правилам, которые закреплены в нормативных документах фонда и опубликованы в открытых источниках. И эти нормы, по мнению наших зарубежных коллег, абсолютно адекватны мировым требованиям. Каждый ученый имеет возможность ознакомиться с ними и понять, как принимаются решения.
Нам удалось сформировать достаточно авторитетное экспертное сообщество. Но я далек от мысли, что все вопросы здесь решены, вопросов огромное количество, мы и дальше будем работать над подбором квалифицированных экспертов, над совершенствованием правил проведения экспертизы.
— Какие инструменты поддержки молодых ученых созданы в последние годы?
— Само создание РНФ обусловлено тем, что была прекращена федеральная целевая программа «Научно-педагогические кадры». Она была направлена прежде всего на поддержку молодежи в науке. Тогда пошла огромная волна критики: «Вы лишили молодежь возможности работать учеными».
Это миф: мы никого ничего не лишали и даже открыли существенно большие возможности. Подтверждение этого тезиса: деятельность РНФ давно перекрыла все показатели, которые были заложены в федеральной целевой программе. Прошу прощения за термин «обременение», но мы обременили каждый научный коллектив необходимостью привлечь к работе молодежь. Это позволило нам через некоторое время получить результат.
В 2008 году официально сформулировали проблему: российскую науку ждет крах, потому что у нас отсутствует молодежь. Проводились крупные совещания на уровне администрации президента. На бытовом уровне обсуждали: если сын пошел работать ученым, родителям стыдно рассказать об этом родственникам. Это было еще хуже, чем стать учителем.
Сейчас времена изменились: учителем устроиться в Москве стало невозможно и в науку стало очень тяжело пробиться. Тем не менее проблема осталась. Одно дело — маститый специалист, который часто получает приглашения выступить с докладом на конференции. Другое дело — молодой человек. Де-факто он кандидат или доктор наук, но де-юре ничего не может, потому что зависим. Адресная поддержка молодежи остается актуальной.
Президентская программа, которая была оформлена в виде поручения главы государства по результатам встречи с ведущими учеными России, в большей степени направлена на молодежь. Мы сейчас открыты для второй волны заявок по этой программе для поддержки постдоковских проектов и молодежных научных групп. На сайте РНФ можно найти всю информацию, до середины марта будет продолжаться прием заявок.
8 февраля в День науки президент России вручил премии в области науки и инноваций для молодых ученых. Это самая престижная премия для молодых исследователей, и РНФ по указу президента проводит ее экспертизу, как, впрочем, и для госпремии в области науки и технологий. Нашим экспертам доверяет руководство страны, и мы этим очень гордимся.
— Какие области знания преобладают в проектах, поддержанных РНФ?
— Мы привыкли, что раньше Россия выдавала научный продукт, связаный с традиционными для нас отраслями: физика элементарных частиц и высоких энергий. Скорее всего, здесь прямая связь с ОПК, ядерной и ракетно-космической программой, куда СССР вкладывал огромные средства.
Сегодня же мы видим структурные изменения: науки о жизни стали гораздо более заметными. Может быть, не так, как хотелось бы — в мировых фундаментальных исследованиях процент таких дисциплин значительно выше. Но среди поддержанных РНФ проекты в области биологии, сельского хозяйства, фундаментальной медицины составляют более 25%.
Мы рады этим изменениям, потому что XXI век будет обусловлен достижениями в науках о жизни больше, нежели созданием ядерного потенциала. Тот, кто решит проблему онкологических и нейродегенеративных заболеваний, скорее всего, будет владеть миром.
— Научно-фантастическая литература и кино часто рисуют нам не самые оптимистические картины будущего. Как вы к этому относитесь?
— У человечества есть проблемы. Численность населения нашей планеты растет. Мы как-то не замечаем этого. Продовольственные и водные ресурсы постепенно исчезают. Решить проблему, как растущее население сможет на этой планете прожить, это задача науки, отвлеченная от политических процессов. Она реальная. Наука всегда выше политики.
Я назвал несколько проблем, которые находятся далеко за рамками санкций и противоречий. Через некоторое время в США, России и других странах эти вопросы выйдут на первое место по значимости. Глобальные проблемы не решить «ядерной дубинкой». Ученые должны создать инструменты выхода из ситуации, и я надеюсь, что РНФ им в этом помогает.
