«Мы должны перестроить нашу науку»
На полях VIII Съезда молодых ученых в Санкт-Петербурге помощник президента РФ Андрей Фурсенко дал интервью корреспонденту «Известий» Ивану Чеберко, в котором оценил условия для занятий наукой в России, материальное положение молодых ученых, а также эффективность финансирования исследований в рамках бюджетов целевых программ.
— Съезд молодых ученых дал повод сказать, что сейчас принципиально легче получить государственное финансирование исследований, чем 15 лет назад. Таким образом удалось остановить массовую утечку мозгов за рубеж?
— Утечка остановилась давно, а слухи о ней сильно преувеличены. Действительно, в 1990-е годы условия для науки были не самыми лучшими. Было немало людей, которые уехали в другие страны, потому что хотели оставаться в науке, и перед ними открылись новые возможности. Но в 90-е годы мозги «утекали» не столько за рубеж, сколько в другие сферы деятельности. Многие новые отрасли экономики — банки, инвестиционные компании, IT-сфера — создавались с нуля людьми, которые до этого работали в науке.
В начале 2000-х годов государством были приняты определенные решения, и ситуация начала меняться. С середины нулевых правильнее говорить не об «утечке мозгов», а о мобильности ученых.
Сегодня сложился баланс. Приезжают на время или же навсегда возвращаются в Россию люди, которые уехали в те времена. Есть ученые молодые и не очень, которые временно уезжают работать за рубеж, и это нормальная мобильность научных кадров.
Более того, сегодня условия для занятия наукой в России в чем-то становятся даже более привлекательными, чем в других странах. Например, многие коллеги из научной сферы утверждают, что в России гораздо больше, чем в других странах, возможностей и свободы для выбора тематики исследований. Решение в большей степени зависит от ученых.
Рост финансирования и создание новых мер поддержки позволили не только выровнять оплату труда, но и улучшить возрастную структуру научных кадров, создать возможности для проведения исследований: приобрести приборы и материалы, обновить лаборатории, улучшить в целом условия работы. При этом нужно понимать: всегда хочется, чтобы было еще лучше. Над этим и надо работать.
— В одном из интервью вы сказали, что за последние восемь лет количество молодых ученых увеличилось на 30%, а по отдельным направлениям доля специалистов до 39 лет превышает 50%. Молодежь идет в науку не за деньгами. Можем ли мы, отмечая эту отрадную тенденцию, сказать, что в сознании молодого поколения произошел некоторый перелом и материальная составляющая стоит не на первом месте?
— Вы знаете, за последние 17 лет финансирование гражданской науки из федерального бюджета выросло почти в 24 раза: с 17 млрд до 403 млрд рублей. Это не могло не отразиться на материальном положении ученых — оно объективно улучшилось. И хотя зарплаты ученых не сравнялись с доходом в банковском секторе — этого нет нигде в мире, — они позволяют сосредоточиться на науке.
Но кроме материальной составляющей не менее важны содержание и перспективы. Мы видим, что во всем мире идут существенные изменения в направлении исследований. Повысился интерес не только к биологическим объектам, наукам о жизни, но и к конвергентным исследованиям, когда мы одновременно должны учитывать и гуманитарные, и социальные, и естественно-научные аспекты изучаемых явлений.
Необходимо перестроить нашу науку, а для этого требуется новая система образования, новая инфраструктура — эти задачи стоят на повестке дня. Чем быстрее их решим, тем выше будет интерес у наших ученых проводить исследования в наиболее перспективных сферах.
— Как вы оцениваете стремление организаций покинуть РАН? Например, учреждения космического направления хотели бы войти в состав госкорпорации «Роскосмос» — их представители заявляют об этом официально…
— Может быть, у институтов есть иллюзии, что если они перейдут в госкорпорацию, то на них, может, и не прольется золотой дождь, но появятся существенные дополнительные ресурсы. Я думаю, что желание уйти связано с недопониманием правил, которые установлены в «Роскосмосе» или других корпорациях. Сегодня космическая отрасль не в полной мере профинансирована с точки зрения поставленных задач. Я не думаю, что это финансирование существенно увеличится, если вдруг академические институты перейдут туда.
Переход в отрасль — это и вопрос перепрофилирования институтов, риск, связанный с утратой определенных компетенций.
Кроме того, в отраслях нет той степени академической свободы, которая существует в институтах сегодня. Работа отраслевой науки подчинена жестким правилам и нацелена на решение конкретных задач.
Поэтому может сложиться ситуация, когда институты не приобретут дополнительного финансирования, но потеряют возможность получения средств на фундаментальные исследования.
— Выступая на Съезде молодых ученых глава Российского научного фонда Александр Хлунов заявил, что сейчас приоритет бюджетного финансирования отдается прикладным наукам. И, по его мнению, это абсолютно неправильно — государство должно финансировать в основном фундаментальные исследования.
— У нас есть на сей счет решение президента страны, и оно выполняется: с 2015 года доля затрат на фундаментальные исследования в бюджете по отношению к ВВП не должна уменьшаться. Более того, уже в бюджете на 2018–2020 годы заложен, может, не очень существенный, но всё же рост расходов на эти цели по сравнению с предыдущими периодами. Конечно, хотелось бы увеличить, но это не так просто, потому что, помимо науки, есть много других важных отраслей и направлений: например, медицина и образование.
Что касается прикладных исследований, то это дело экономики, бизнеса и уж в последнюю очередь — бюджета. По крайней мере так обстоит дело в других странах. Но на практике отечественный бизнес к этому не всегда готов. Полагаю, что претензии следует предъявлять в равной степени бизнесу, который не уделяет достаточного внимания возможностям отечественных институтов, и науке, которая не готова дать ожидаемые результаты.
А что касается подходов, то я на 100% согласен с Александром Витальевичем, что надо увеличивать объем финансирования фундаментальных исследований. Для этого и был создан РНФ.
— На съезде часто речь заходила о необходимости концентрации на приоритетных проектах и направлениях. Если бы сейчас вопрос встал таким образом, что на все направления науки денег нет, а есть только на приоритетные, то на чем, по вашему мнению, стоило бы сконцентрироваться?
— В прошлом году президентом была утверждена Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации. В ней сформулированы основные приоритеты — они связаны с большими вызовами, с которыми уже сталкивается и будет сталкиваться в будущем наша страна. Это новые и новые возможные проблемы, которые возникают в мире, стране, и которые в сегодняшней парадигме не решить. Для их решения требуется принципиально новый подход, и это тоже задача науки в широком смысле. Речь идет о медицине и сельском хозяйстве, новой энергетике и современных производственных технологиях.
Кстати, совсем недавно по поручению президента была принята Программа научно-технологического развития сельского хозяйства. Ее появлению предшествовало выявление уязвимых мест успешного в целом российского агропрома, которые возможно решить только с помощью науки. Это недостаточная обеспеченность семенами, племенным стадом (от птиц до крупного рогатого скота), отсутствие отечественных средств ветеринарии, кормовых добавок. Это проблемы, которые являются критическими для страны, и их решение требует интеллектуального прорыва.
Если же говорить о конкретных научных приоритетах в фундаментальных исследованиях, то они должны определяться с участием научного сообщества. А в прикладных исследованиях формулирование приоритета — прерогатива заказчика.
— Считаете ли вы эффективной действующую систему финансирования прикладных исследований через отраслевые госпрограммы? Порой складывается впечатление, что буквально каждая проверка контролирующих инстанций — той же Счетной палаты — выявляет необоснованное списывание денег под предлогом научных исследований и разработок.
— Есть проблемы и в госпрограммах, и в науке, потому что эта сфера деятельности плохо формализуема. Нужно помнить, что в науке отрицательный результат — тоже результат.
Стенд с презентацией системы точного земледелия «Агронавигатор» на выставке «Россия, устремленная в будущее»
Наука так устроена — часть денег уходит на поиск, но итоговое решение позволяет окупить все исследовательские работы, в том числе те, которые дали отрицательный результат. С другой стороны, эта формулировка, что отрицательный результат — тоже результат, зачастую используется не очень добросовестными людьми, чтобы оправдать свою недееспособность.
В любом случае, с учетом развития того явления, которое сегодня принято называть цифровой экономикой, где большая часть добавленной стоимости формируется именно за счет научно-технологической составляющей, необходимо соответствующим образом подходить к оценке такой деятельности, учитывать ее специфику.
XFEL — рентгеновский лазер на свободных электронах
— Какие события 2017 года, с вашей точки зрения, стали важнейшими для науки?
— Одно важное событие — это запуск нашего совместного с Европейским союзом с Германией в частности, международного проекта XFEL — рентгеновского лазера на свободных электронах. И, конечно же, запуск президентской программы Российского научного фонда, направленной на поддержку молодых ученых.
