Истинно русский Новый год
Новый год на Руси отсчитывали то с марта, то с сентября и лишь на рубеже XVIII столетия решили, что самым удобным все-таки будет январь. Впрочем, россиян об этом и не спрашивали, просто 20 декабря 1699 года государь Петр Алексеевич повелел отсчитывать новый год на европейский манер, да еще бурно радоваться по этому случаю, чего ранее делать было не принято. Портал iz.promo.vg — об истории появления привычных сегодня новогодних традиций, атрибутов и символов.
«Надцатого мартобря»
По славянской языческой традиции наступление нового года отмечали в марте. В первом тысячелетии нашей эры это было вполне логично для людей, живущих в единении с природой: земля просыпается от зимней спячки, начинается новый сельскохозяйственный цикл, жизнь идет на очередной виток. Самое время попраздновать перед началом работ.
В то же время европейские христиане отмечали новый год или по римской традиции с января, как повелось со времен Юлия Цезаря (юлианский календарь), или с сентября, как решили в Византии. Кстати, переход Константинополя на новую систему отсчета произошел в 537 году и вызван был, в том числе, стремлением сделать так, чтобы наступление нового года не совпадало с Рождеством Христовым и последующими за ним церковными праздниками. Западная Европа византийские новшества не приняла, а продолжала жить по юлианскому календарю и отмечать новый год в январе. Счет лет вели от «сотворения мира», правда, вычисляли его по-разному — ученые насчитывают около двух сотен вариантов.
Крещение Руси (Фреска работы В. М. Васнецова в киевском Владимирском соборе)
Введение христианства на Руси в X веке ничего толком не изменило — славяне по-прежнему праздновали новый год в марте. При этом, на Руси приняли византийское летоисчисление «от сотворения мира». Так и жили: шесть месяцев год с константинопольским совпадал, а другие шесть — не совпадал. В исторической науке это деликатно именуется «мартовским» и «ультрамартовским» стилями и при работе с древнерусскими летописями вызывает серьезную путаницу. Лишь в 1492 году, когда православный Константинополь уже стал турецким Стамбулом, а Москва решила примерить корону Третьего Рима, на Руси перешли на празднование нового года по византийскому канону — с 1 сентября.
Никакого протеста это не вызвало, поскольку к этому времени новый год как праздник практически не отмечался. Для городского населения смысл сельскохозяйственного цикла был неактуален, а в деревнях весенний праздник постепенно слился в причудливый клубок с языческой масленицей и христианской Пасхой. К тому же грамоте крестьяне были не обучены, и календарей не ведали. В итоге переход на сентябрьский отсчет был актуален лишь в приказном делопроизводстве, да монастырском летописании. Царь, бояре и высшее духовенство стояли особую новогоднюю службу в Успенском соборе, но никакого народного гулянья с увеселениями не предусматривалось. Так продолжалось до 1699 года.
«Огненные потехи» на Красной площади
Путешествуя с «великим посольством» по Европе, государь Петр Алексеевич с удивлением узнал, что вести летоисчисление от сотворения мира уже не модно. Примерно как ходить в широких кафтанах, не носить парики или не брить бороду. Оказалось, что еще в 1582 году при папе Григории XIII европейский календарь был обновлен, а отсчет теперь повсеместно ведут от рождества Христова. В честь означенного папы-реформатора календарь этот именовали григорианским, и принят он был даже в западных православных странах. Но правившему на Руси Ивану Грозному Европа была не указ, и на Руси продолжили жить по старому византийскому календарю, даром что самой Византии уже не существовало.
Петр решил, что пора объединиться со всем миром, посему со свойственной ему решимостью издал указ, который был зачитан на всех площадях страны. Приводим его столичный, московский вариант целиком:
«7208 году декабря в 20 день великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России указал сказать:
«Известно ему великому государю стало, не только что во многих европейских христианских странах, но и в народах словенских, которые с восточною православною нашею церковью во всем согласны, как: волохи, молдавы, сербы, долматы, болгары, и самые его великого государя подданные черкасы и все греки, от которых вера наша православная принята, все те народы согласно лета свои счисляют от Рождества Христова в восьмой день спустя, то есть января с 1 числа, а не от создания мира, за многую рознь и считание в тех летах, и ныне от Рождества Христова доходит 1699 год, а будущего января с 1 числа настает новый 1700 год, купно и новый столетний век; и для того доброго и полезного дела указал впредь лета счислять в приказах, и во всяких делах и крепостях писать с нынешнего января с 1 числа от Рождества Христова 1700 года.
А в знак того доброго начинания и нового столетнего века, в царствующем граде Москве после должного благодарения к Богу и молебного пения в церкви, и кому случится и в дому своем, по большим и проезжим знатным улицам, знатным людям, и у домов нарочитых духовного и мирского чину, перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых, против образцов, каковы сделаны на Гостине дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам, учинить возможно, а людям скудным комуждо хотя по древцу или ветви на вороты, или над хороминою своею поставить, и чтоб то поспело ныне будущего генваря к 1 числу сего года, а стоять тому украшению генваря по 7 день того ж 1700 года.
Петр I
Да генваря ж в 1 день, в знак веселия; друг друга поздравляя новым годом и столетним веком, учинить сие: когда на большой Красной площади огненные потехи зажгут и стрельба будет, потом по знатным дворам, боярам, и окольничим, и думным и ближним, и знатным людям, полатного, воинского и купецкого чина знаменитым людям, каждому на своем дворе, из небольших пушечек, буде у кого есть, и из нескольких мушкетов, или иного мелкого ружья, учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится, и по улицам большим, где пространство есть, генваря с 1 по 7 число, по ночам огни зажигать из дров, или хворосту, или соломы, а где мелкие дворы, собрався пять или шесть дворов, такой огонь класть, или, кто похочет, на столбиках поставить по одной, по две, или по три смоляные и худые бочки, и наполня соломою или хворостом, зажигать, перед бурмистрскою ратушею стрельбе и таким огням и украшению, по их рассмотрению быть же».
Получается, что Новый год 1 января мы отмечаем исключительно благодаря прихоти Петра. Традиции шумного празднования и массового употребления фейерверков, как следует из документа, заложил тоже он. Правда, принимая новый календарь, государь по непонятным доселе причинам не учел или сознательно проигнорировал двухнедельную разницу в числах, оставшуюся с «юлианских» времен. Так и зависли мы между «григорианской» Европой и Византией, года отсчитывали на один манер, а числа — на другой. Эта путаница была устранена уже при советской власти в 1918 году, зато в стране появился уникальный и исключительно русский праздник — «старый Новый год». Кстати, и новый год по старому византийскому исчислению теперь наступает не 1 сентября, а 14-го. Текущий получается 7527-м.
Елочный торг.
Генрих Матвеевич Манизер. Холст, масло.
Петру мы должны быть благодарны и за самый главный новогодний атрибут — елку. Как следует из приведенного указа, царь в приказном порядке перенес старую германскую и голландскую традицию на русскую почву. Елки под угрозой штрафа стали устанавливать в трактирах и кабаках, только не внутри, как сейчас, а снаружи. Но постепенно обычай прижился и теперь уже никто не вспоминает, что вообще-то он не наш исконный, а подсмотрен на Западе и насильно навязан монаршей волей.
И всё же, несмотря на государево повеление, чужеродные новогодние традиции на Руси приживались слабо. Императорский двор и заискивающая перед властью аристократия гуляли широко и шумно, впрочем, они и в другие дни мало в чем себе отказывали. Народ же, как водится, безмолвствовал. Новый год если и праздновали, то не по велению души, а скорее из-за того, что глупо было бы его не повеселиться, коль баре сами велят. Отчего же тогда не отметить? Но о формировании народной традиции встречи Нового года в XVIII и первой половине XIX столетия речь не шла, а о существовании главных праздничных персонажей Деда Мороза и Снегурочки на Руси тогда даже не подозревали. Они появились гораздо позже.
Здравствуй, Дедушка Мороз!
Как это ни парадоксально, но русское Средневековье таких персонажей не знало. Во всяком случае, в привычном сегодня облике. Впервые они появляются менее 200 лет назад, ближе к середине XIX века, причем как литературные герои. Но совершенно не связанные с традицией празднования Нового года.
Случилось это уже после восстания декабристов. Аристократия больше не воспринималась как опора трона, начались поиски новых идеологических скреп. Появилась знаменитая уваровская триада «самодержавие, православие, народность». Соответственно, возникла необходимость в новых символах и образах. Модными стали произведения в псевдонародном сказочном или былинном стиле. Тогда-то в «Сказках дедушки Иринея» Владимира Федоровича Одоевского (первое издание вышло в 1840 году) появился некий Мороз Иванович, а почти одновременно у Николая Некрасова — Мороз Красный нос. Конечно, это были еще не законченные образы, а лишь их предтеча. Чуть позже появилась и Снегурочка —- одноименную пьесу Алексей Николаевич Островский написал в 1873 году под влиянием работы историка и этнографа А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу». Знаменитый драматург использовал лишь имя, а сюжет придумал сам. Кстати, там Снегурочка предстает дочерью Деда Мороза и загадочной Весны-Красны. Через некоторое время появилась сказка Владимира Ивановича Даля «Девочка Снегурочка», а Николай Андреевич Римский-Корсаков написал оперу «Снегурочка». Пожалуй, именно она стала главной вехой в становлении образа Снегурочки. Оперу поставили в Большом, она имела большой успех. На своих полотнах героиню изображали В.М. Васнецов, Н.К. Рерих и М.А. Врубель. Имена Деда Мороза и Снегурочки постепенно стали привычными и знакомыми, но с праздником Рождества или Нового года они никак связаны не были.
Естественно, возникает вопрос, а когда же эти персонажи объединились и обрели ту славу, которая окружает их сейчас. Оказывается, лишь на заре ХХ века, с началом эпохи капитализма. В некоторой степени, это была калька с того, что происходило на Западе. Ведь Санта Клаус почти ровесник Деда Мороза, он тоже родом из позапрошлого столетия. Разве что, появился на несколько десятилетий постарше. Так что начнем с появления Санты.
Реклама — двигатель… традиций
В средневековой Европе Рождество и Новый год считались домашними праздниками. Собственно, именно Рождество было главным событием, наступление же через несколько дней календарного нового года ажиотажа уже не вызывало.
Отмечалось оно в целом примерно одинаково, а вот новогодние персонажи в разных странах отличались. Во Франции в ночь перед Рождеством к послушным детям приходил Пэр Ноэль (а к непослушным Пер Фуэтар) и оставлял в башмачках подарки. Его заманивали, украшая дом свечами и игрушками. В Голландии, Бельгии и Германии тем же занимался Святой Николай, в Финляндии — Йеллопукки, в Италии — бабушка Бефана, в Греции — Агиос Василиос (Святой Василий), в Эстонии — Йыулувана.
С европейскими колонистами рождественские традиции попали в Америку, где стали причудливым образом смешиваться и трансформироваться. Поскольку Нью-Йорк изначально был голландской колонией и именовался Новый Амстердам, его жители традиционно использовали нидерландский вариант Синтерклаас (святой Клаас, то есть Николай). Но когда выходцы из Британии постепенно вытеснили голландцев и составили большинство населения, то они на английский манер переделали его в Санта-Клауса.
Первый раз имя Санта-Клаус, а также более или менее конкретный образ со знакомой всем оленьей упряжной появился в 1823 году в поэме Клемента Кларка Мура «Ночь перед Рождеством, или визит Святого Николая». К середине века в Америке уже все знали, кто такой Санта, поскольку его образ стал широко использоваться торговцами в предновогодней рекламе.
Получается, что именно американским рекламщикам XIX века мы и должны быть благодарны за появление образов Санта-Клауса, а потом и Деда Мороза. Бизнесмены поняли, что если раскрутить традицию рождественских подарков, да еще взять в союзники детей, их доходы многократно возрастут. Каждый потенциальный покупатель будет просто вынужден приобретать подарки, порой совершенно бесполезные. Незаметно произошла подмена понятий: реклама сделала факт подарка важнее его содержимого. Кстати, и привычный образ Санта-Клауса, который мы уже ни с кем не спутаем, имеет прямую связь с рекламным бизнесом — его фактически канонизировала компания «Кока-Кола».
Уже сформировавшимся рекламным образом Санта пересек океан в противоположном направлении. В одних странах он прижился, в других трансформировался с учетом местных традиций. Так произошло и в России. Кто впервые использовал рекламный образ Деда Мороза как русский новогодний символ, доподлинно не известно, но он регулярно стал появляться в рекламных журналах и на рождественских открытках с конца XIX века, а вскоре рядом с ним стали изображать и Снегурочку. Примерно с этого же времени в городской обиход стал входить обычай дарить подарки (не только детям) и наряжать в домах ёлки. Так что реклама — двигатель не только торговли, но и некоторых традиций. И создатель привычного нам образа Деда Мороза.
«Ёлки» и «Голубой огонек»
С начала ХХ века в России стали устраивать рождественские детские праздники, именуемые ёлками. Сначала их проводили благотворительные организации в сиротских приютах, но постепенно, эта традиция ушла в народ. А вот в престижных учебных заведениях были распространены рождественские балы — без «плебейских» Дедов Морозов и Снегурочек, но с красиво украшенными ёлками. В годы мировой и гражданской войн было не до праздников, хотя в мемуарах многих жителей обеих столиц есть рассказы о том, что крупные города на Рождество были буквально завалены елками — крестьяне окрестных деревень привозили их в надежде продать или обменять. Пользовались отсутствием власти. После Гражданской войны ёлки как праздник объявили пережитком буржуазного прошлого, Дед Мороз и Снегурочка оказались вне закона.
Но всё изменилось 28 декабря 1935 года, когда газета «Правда» опубликовала открытое письмо секретаря компартии Украины Павла Постышева: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям «ёлку». Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев. Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какието, не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею. Следует этому неправильному осуждению «ёлки», которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец. Комсомольцы, пионер-работники должны под Новый год устроить коллективные «ёлки» для детей. В школах, детских домах, в дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах — везде должна быть детская ёлка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне Нового года «ёлку» для своих ребятишек. Горсоветы, председатели районных исполкомов, сельсоветы, органы народного образования должны помочь устройству советской ёлки для детей нашей великой социалистической родины. Организации детской новогодней «ёлки» наши ребятишки будут только благодарны. Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская «ёлка» является буржуазным предрассудком. Итак, давайте организуем весёлую встречу Нового года для детей, устроим хорошую советскую «ёлку» во всех городах и колхозах».
Уже через три дня в харьковском Дворце пионеров состоялось первое представление. Далее по стране пошла волна «ёлок», одновременно стали создаваться новые атрибуты праздника. Вот тут-то и появилась эта неразлучная парочка — Дед Мороз и Снегурочка. Первое официальное явление то ли дочки, то ли внучки деда произошло в 1937году в московском Доме Союзов. Кстати, это исключительно отечественное ноу-хау — у Санты, как известно, подруги нет, только олени. Постышев вскоре был расстрелян как японский шпион, а праздник остался.
Уже после войны начали формироваться ставшие привычными всем россиянам традиции советского отмечания Нового года. О Рождестве в атеистической стране как-то забыли — его отмечали лишь верующие, да и то неофициально. В 1947 году 1 января стало выходным, что придало празднику государственный статус. А в 1962-м состоялся первый «голубой огонек» и были показаны Кремлевские куранты. Вся страна одновременно стала поднимать бокалы «Советского шампанского» и проводить часть новогодней ночи перед экранами.
В 1976-м Леонид Ильич Брежнев впервые выступил с телевизионным поздравлением, и это тоже стало практически новогодним обрядом. А вот традиции «31 декабря с друзьями ходить в баню» до фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!» не существовало, ее придумали создатели замечательного фильма Эльдар Рязанов и Эмиль Брагинский. Впрочем, этот фильм сам давно стал новогодней традицией.
