Тимур Бекмамбетов: «Новый год — вот национальная идея России»

25 декабря в российский прокат выходят «Елки 1914». В новой серии успешной франшизы нам покажут, как страна отмечала новогодние праздники сто лет назад. Шесть режиссеров сняли шесть перекрестных новелл, а Сергей Светлаков и Иван Ургант сыграли предков своих героев из предыдущих частей. Корреспондент «Известий» встретился с продюсером «Елок» Тимуром Бекмамбетовым.

— Когда несколько лет назад задумывался фильм, вы ожидали, что 1914-й и 2014-й так совпадут? Сейчас только ленивый не сравнивает эти годы.

— Знал ли я тогда, что мир будет на пороге Третьей мировой? (смеется). Сам я ничего не чувствовал, но года 3 назад слышал разговоры людей, занимающихся культурной политикой страны, о том, что нужно праздновать юбилей Первой мировой войны. А я в толк не мог взять — почему мы должны праздновать эту печальную и довольно бесславную для нашей страны дату? К сожалению, потом стало очевидно, что времена чрезвычайно похожи. Надеюсь, наш фильм покажет, что жить в мире и согласии лучше.

— Обычно, когда говорят о ваших фильмах, проводят параллели с рекламными роликами банка «Империал», хотя скорее нужно вспомнить «Русский проект» Константина Эрнста — серию социальной рекламы 1990-х. «Елки» кажутся полнометражной социальной терапией.

— В последнее время предпринималось много попыток подобрать и сформулировать ценности, которые были бы общими для всей страны. Кроме «Русского проекта» и роликов «Империала» можно вспомнить еще предвыборные ролики 1996 года. Никому, думаю, не надо доказывать, что Новый год — наверное, единственный праздник, который нас всех объединяет.

— А 9 Мая?

— Безусловно, но 9 Мая — это праздник нашей победы над внешним врагом, а Новый год — победа над внутренним несовершенством. Вся страна несколько часов живет одной жизнью, становится лучше, добрее, терпимее. Наш праздник уникальный, такого я не видел нигде в мире. И мы вполне можем поделиться им с миром. Он удивительным образом вобрал в себя все ценное из Рождества, добавил к нему интригу — отсчет часов до боя курантов. Не побоюсь сказать, что Новый год и есть национальная идея нашей страны. Отобрать его у нас, и всё мгновенно развалится.

К «Елкам» я пришел интуитивно, хотя не так давно пересмотрел свои ролики для банка «Империал» и обнаружил много интересных вещей. Может, помните про Екатерину II и Суворова: «До первой звезды нельзя. Ждем-с»? Там же как раз про Рождество — хоть сейчас бери и вставляй в «Елки», будет абсолютно органично. Или ролик для банка «Славянский» про Мандельштама: «Сусальным золотом горят в лесах рождественские елки…». Видимо, новогодняя тема жила во мне и развивалась все эти годы.

Просто в «Елках» эстетика наконец встретилась с экономикой. Я искренне благодарен всем, кто уже много лет помогает мне делать эти фильмы. В первую очередь Саше Войтинскому — он стоял у самых истоков. И Оле Хариной, творческому продюсеру последних трех фильмов. Мне хочется надеяться, что наш проект есть нечто большее, чем просто успешная кинофраншиза. За эти годы, думаю, фильму удалось стать приметой приближающегося Нового года.

— Что будет с франшизой дальше? Стоит ждать «Елок в космосе»?

— Нет (смеется). Если отправили героев в прошлое, делать про будущее — уже неинтересно. После праздников в прокат выйдут «Елки лохматые» — самостоятельная история для семейной аудитории про влюбленных друг в друга собак из третьей части франшизы. Эта попытка посмотреть, как живут наши герои в обычное, не новогоднее время. Что будет дальше и будет ли вообще — пока не знаю. Зритель и время подскажут. У нас заготовлен один неожиданный поворот в проекте, я о нем почти проговорился, когда говорил о Новом годе как о нашем вкладе в мировую культуру. В течение следующего месяца примем окончательное решение.

— «Базелевс» — едва ли не единственная российская компания, которая идет на дорогостоящие эксперименты. Откуда у вас такая смелость и почему у других ее нет?

— Это неправда. «Горько!» — не дорогостоящий эксперимент. Наоборот, всё скорее от бедности. Были бы у нас большие средства, мы бы снимали мощные блокбастеры с космолетами, а поскольку такой возможности нет, единственное, чем мы можем удивлять, — своей безудержной фантазией и идеями, близкими аудитории.

Мной движет в первую очередь любопытство. Выстрелит «Горько!» или нет, предсказать было невозможно. Илья Найшуллер сейчас заканчивает «Хардкор» — фильм, снятый полностью глазами главного героя: камера закреплена прямо на голове оператора. Это интересно хотя бы потому, что такого в мире никто никогда не делал. Или хоррор Unfriended Левана Габриадзе (фильм ранее назывался Cybernatural и получил два приза на фестивале Fantasia в Монреале этим летом. — «Известия»), где всё действие происходит на экране монитора главной героини. Вот три фильма — совершенно разные. Но все они заступают на неизведанные территории.

— Со стороны это кажется последовательной стратегией проникновения на западные рынки через нишевые проекты.

— Никакого стратегического планирования у нас нет. Как режиссер я снимаю в Голливуде традиционные большие фильмы. А как продюсер я делаю что-то интересное. Выбираю безумную идею, а потом смотрю, может ли быть она реализована и будет ли у нее зритель. Вот «Хардкор». Безумие? Да — никто не снимал фильмы, где бы зритель все 2 часа смотрел глазами героя. Но в мире есть определенное количество людей, помешанных на компьютерных играх, и если сделать фильм от первого лица, им это может быть интересно. Да, геймеров не так много — допустим, всего 5% населения Земли. Незначительно на общем фоне, но это десятки миллионов людей…

Аудитория расщепляется на сегменты и хочет фильмов, которые были бы «специально про меня». Производство медиаконтента постепенно движется в этом направлении. Доставка сильно упрощается и упрощает таргетирование продукта. Раньше, если ты привозил в страну некий фильм про золотых рыбок, плавающих в аквариуме, его было просто нереально окупить, так как было невозможно (или очень дорого) одновременно оповестить всех поклонников рыбок о появлении такого фильма. Сейчас есть интернет, и дотянуться до своей аудитории стало гораздо легче.

— Можно сказать, что время больших фильмов для широкой аудитории уходит?

— Думаю, большим фильмам в ближайшем будущем ничего не угрожает. Процесс фрагментации аудитории будет происходить и дальше, но это не отменяет того, что у нас есть общие проблемы и мечты. Фильм про рыбок — это контент, который тебя выделяет из общей массы, делает особенным, но человеку так же необходимо чувствовать себя частью чего-то большего. Фильмы-события, такие как «Елки», как раз для этого и существуют. Они нас объединяют.

— В феврале вы начинаете съемки голливудского блокбастера «Бен-Гур». Что там будет нового по сравнению с оригинальным фильмом Уильяма Уайлера?

— Это будет совершенно другое кино. При создании сценария мы больше ориентируемся на книгу-первоисточник Лью Уоллеса, которая написана почти в жанре магического реализма. Среди полноправных героев повествования — Иисус Христос, древнеримские языческие боги. И всё это на фоне политических интриг разрастающейся Римской империи. Как ни странно, книга гораздо современнее, чем фильм 1959 года.

— А в чем именно? Какие параллели можно провести?

— Наша картина будет рассказывать о кризисе глобализации, когда грубая сила, власть, алчность перестают быть абсолютными ценностями. Римская империя на грани своего падения, и ей на смену уже идет новая эпоха, предлагающая идеи всепрощения, созидания, сотрудничества во имя общей цели. Чем не актуальная проблематика?

Мы сейчас вроде бы еще живем по Карлу Марксу. Конкуренция, получение прибыли у нас считаются единственным двигателем цивилизации. Но в то же время сегодняшнее развитие орудий производства породило новую ситуацию. Интернет — прекрасный пример: никому не удастся его монетизировать, хотя многие пытаются. Мир интернета построен на совершено иных ценностях. Люди загружают миллиарды часов видео на YouTube, пишут программы, создают сайты, ведут блоги, хотя знают, что никаких денег за это не получат. Мы живем на пороге принципиально новой эпохи.