Юлия Пересильд: «Я не брошу всё, чтобы сыграть в Голливуде русскую проститутку»
В прокате — русский триллер «Конверт», одну из главных ролей в котором исполнила заслуженная артистка России Юлия Пересильд. Об освоении нового жанра, ужасах в кино и радостях жизни актриса рассказала корреспонденту «Известий».
— «Конверт» — это ваш дебют в триллере?
— Да, и этим эта работа была интересна. Она очень непростая. Если кому-то кажется, что в триллере можно существовать, как и в других жанрах, это — ошибка. Каждый съемочный день был для нас собранием головоломок. В России еще не знают, как снимать фильмы ужасов. Для всех нас работа над «Конвертом» стала исследованием жанра.
— Вам пришлось сниматься ночью на кладбище. Каково это?
— Скажу больше, вся картина была снята ночью. И это тоже экстрим не меньший, чем кладбище. На площадку я приезжала после спектакля или вечерней репетиции. Когда съемка исключительно ночная, сознание достаточно измененное. Хочется отдохнуть, расслабиться, но нет, тебе предстоит несколько часов провести на съемочной площадке. А к неприятным ощущениям на кладбище, от которого у меня было внутреннее тремоло, добавлялся еще и жуткий холод под минус 30. Гамма эмоций. Причем не понимаешь, страшно тебе или холодно, и что из этого неприятнее (смеется).
— Самое время увидеть призраков среди могил.
— Мы об этом старались не думать. Так как это кладбище, никто не смеялся, не шутил, не рассказывал анекдоты. К этому месту надо относиться с уважением. А мы вторглись на чужую территорию, ставили свет, камеру, снимали.
— Чеснок с собой не брали?
— Чеснок? У меня крестик на шее.
— По сюжету, герой совершает преступление, ломающее его судьбу. Но ему представляется возможность отмотать время назад и всё исправить. Вам никогда не хотелось переписать сценарий своей жизни заново, избежать каких-то ошибок?
— У героя и правда ситуация аховая, ее, безусловно, хочется вычеркнуть из жизни. К счастью, у меня ничего такого даже близко не было. Да и что-то менять в своей судьбе никогда не хотелось. Наверное, я совершаю миллион ошибок, но отрекаться от них не стану. Скажу больше, я люблю ошибаться. Ведь только обдумав совершенные ошибки, получаешь возможность двигаться дальше, к новому пониманию жизни. Ну а если я обижаю людей, то забывать это нечестно. Нужно просто попросить прощения и попытаться исправиться.
— Вы впервые сыграли человека в погонах, создав образ доброго следователя. Встречали таких в жизни?
— Встречала. В каждой профессии есть хорошие люди, а есть те, у кого проблемы. Только в нашей стране принято пугать детей милиционерами. Именно поэтому, когда случается страшная ситуация, не обращаешься к ним за помощью, а пытаешься разрулить всё сам. У меня был очень неприятный опыт, когда мне не помогли служители закона. Но это не значит, что все в полиции плохие.
— Недавно у вас состоялась премьера на сцене Центра Мейерхольда. Режиссер Виктор Рыжаков поставил спектакль «Солнечная линия», в котором вы с Андреем Бурковским играете супружескую пару на грани разрыва.
— По жанру это комедия, но автор пьесы Иван Вырыпаев вложил в свой непростой текст так много образов, метафор, что зрителям есть над чем поразмышлять. Вы себе не представляете, как с мы Виктором Анатольевичем и Андреем ломали головы, работая над этим материалом. В пьесе мужчина и женщина выясняют отношения. Оба чувствуют, что любовь уходит, и, если не бороться за нее, уйдет. Герои ведут жесткую игру, каждый хочет победить. Они бьют друг друга по самым больным местам, но при этом бесконечно друг друга любят.
— Зачем быть вместе, если всё время приходится биться? Может, герои — мазохисты?
— А в любви не может быть по-другому. Некоторые не разделяют любовь и влюбленность. Хотя влюбленность — это прекрасное чувство: легкое, воздушное, очаровательное. Любовь же — тяжелый труд. И в какой-то момент можно опустить руки, разойтись или выбрать другой сценарий. Сделать вид, что всё хорошо. Жить по привычке, не задавая себе неудобных вопросов.
— Нередко театр становится эпицентром политических событий. Как вам кажется, должна ли политика соседствовать с Мельпоменой?
— Театр не должен быть политическим, но он не может быть равнодушным к социуму. Я не играю ни в одном политическом спектакле. Потому что в театрах, в которых я существую — Театре Наций, Театре на Малой Бронной, Центре Мейерхольда, их не делают.
— Но эти театры социально активны.
— Театр не может быть социально пассивным. Он нужен, чтобы заставлять думать, возбуждать чувства, эмоции. И если театр вскрывает какие-то нарывы, и от этого кому-то стало неприятно, значит, своей цели он достиг. А иначе для чего? Театр — это эмоция, равно как и кино. Он не может быть просто зрелищем, на которое ты посмотрел, похлопал, посмеялся и ушел, ничего в себе не оставив.
— А если от неприятных мыслей человек встанет и уйдет со спектакля?
— Больше скажу: я очень люблю, когда зрители встают и реактивно выходят из зала, хлопая дверью. Потому что это позиция. Значит, человек неравнодушен, что-то его взбесило, что-то не понравилось.
— Вы сами можете встать и уйти?
— Даже если мне дико не понравится что-то, уходить никогда не стану. Помимо эмоций, которые у меня вызывает любой художественный продукт, у меня есть коллеги, их не хотелось бы оскорблять. Я знаю, какой кровью дается каждая работа. Мало того, после спектакля или фильма я обязательно захожу к артистам за кулисы или звоню им. Никогда не оставляю без ответа просмотренное произведение. Ведь молчание — тоже своего рода моветон.
Артисты при всей своей железобетонности, кажущейся успешности — ранимые люди. Понимая, что на премьере были коллеги, критики, друзья, хотят знать их мнение. И невыносимо больно бывает, когда тебе после увиденного ничего не сказали.
— Вам не говорили, что вы чем-то похожи на Кейт Бланшетт? Не было мысли покорить Голливуд?
— Не было. Мне кажется, где родился, там и пригодился. Неглупая русская пословица. Но сравнение с Кейт Бланшетт мне приятно — я ее ужасно люблю, она ведь еще и прекрасная театральная артистка. Мы привыкли ориентироваться на Голливуд. А там множество пустышек, гораздо больше, чем у нас. Зато есть институт звезд, которого нет у нас.
— У нас и без института звезд наштамповали. На кого ни укажи, попадешь в звезду.
— Нет, у нас другая история. У нас скорее пытаются разрушить миф о звезде. Стараются обязательно вытащить какое-нибудь грязное белье и прополоскать его при всех. В Голливуде, похоже, тоже взялись развенчивать мифы. Возьмите хотя бы ситуацию с Харви Вайнштейном. Каждая актриса теперь вспоминает, как ей досталась роль в его фильмах.
— Похоже, вы не торопитесь в Голливуд.
— У меня и здесь достаточно работы. На прошлом «Кинотавре» мне довелось оказаться в составе жюри. Посмотрела много талантливого кино, узнала интересных режиссеров. А последние громкие премьеры — «Аритмия», «Заложники», «Нелюбовь» — безумно радуют. Сейчас они ездят по мировым кинофестивалям, а значит, на международном уровне мы не так уж плохи, как хотели бы думать о нас некоторые. Если будет интересная роль и хороший режиссер, мне всё равно, где снимается картина — в Европе, США, Китае или в России. Но однозначно — я не брошу всё, чтобы сыграть в Голливуде русскую проститутку.
Юлия Пересильд родилась в Пскове, окончила РАТИ-ГИТИС, с 2007 года играет в спектаклях Театра Наций. Занята в постановках Театра на Малой Бронной.
