Судья Тимирязевского районного суда города Москвы Сергей Галкин приговорил к 4,5 года колонии Антона Мамаева по ст. 162 УК РФ «Разбой», то есть «нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия». По версии следствия и государственного обвинителя, Антон Мамаев пытался таким образом завладеть мотороллером.
На первый взгляд ни само дело, ни приговор по нему не содержат ничего необычного. Если бы не одно обстоятельство, в которое, честно говоря, знакомясь с этим делом, я поначалу даже не поверил. Между тем это действительно так. «Разбойник» Антон Мамаев весит 18 кг. Он страдает тяжелейшим генетическим заболеванием, которое называется «спинальная мышечная атрофия» (СМА) и пожизненно прикован к инвалидной коляске, причем его состояние непрерывно ухудшается.
Лечения, способного привести к выздоровлению такого больного, в нашей стране не существует. Как утверждается в специальной литературе, «больные спинальной мышечной атрофией нуждаются в специальном диетическом питании, поддерживающей терапии и многих других попечительских действиях». Тем не менее, как правило, они умирают от удушья. Страшная смерть.
Как нетрудно догадаться, ни в следственном изоляторе, ни в колонии для осужденных, ни в тюремных медицинских учреждениях никаких условий для поддержания жизни таких больных нет. Поэтому для Антона Мамаева приговор, вынесенный судьей Сергеем Галкиным, означает медленную и мучительную смертную казнь. Смертную казнь за якобы похищенный мотороллер.
Даже в нашем, привыкшем к бессмысленной жестокости, обществе возникает вопрос: как такое вообще могло произойти? В российском уголовном праве зафиксирован такой основополагающий принцип, как принцип гуманизма. Целью наказания не является причинение осужденному физических страданий и тем более преждевременной смерти. В соответствии с общими принципами назначения наказания более строгий вид наказания из числа предусмотренных за совершенное преступление назначается только в том случае, если менее строгий не может обеспечить целей наказания.
Какую цель в таком случае преследовал судья Сергей Галкин, приговаривая Антона Мамаева к заключению в колонии? Неужели он полагал, что, оставаясь на свободе, Антон Мамаев представляет для кого-то какую-то физическую опасность? Абсурд.
Представитель Тимирязевского районного суда утверждает, будто у судьи не было альтернативы: данная статья якобы не предусматривает назначение наказания, не связанного с лишением свободы. Это, конечно, мягко говоря, полная ерунда. Не буду утомлять читателя цитированием многочисленных статей Уголовного кодекса, постановлений Верховного суда РФ и других правовых документов. Напомню для примера случай из собственной юридической практики. Моего доверителя Тамару Павловну Рохлину суд признал виновной в убийстве мужа — генерала и депутата Государственной думы Льва Рохлина — и назначил ей наказание в виде четырех лет лишения свободы условно. Я по-прежнему убежден в невиновности Тамары Павловны, но в данном случае речь не об этом. Даже человека, признанного виновным в совершении особо тяжкого преступления, отнюдь не всегда отправляют в места лишения свободы. Здесь учитывается множество факторов, одним из которых является и состояние здоровья.
И опять же возникает вопрос: неужели судья Сергей Галкин не видел, кто находится перед ним? Или он действовал как некая бездушная машина, перемалывающая человеческие судьбы, подобная той, что изображена на одной из «адских» картин Иеронима Босха?
Но, положим, на судью нашло какое-то затмение. Бывает. Но ведь приговор — это не результат деятельности одного судьи. В деле Антона Мамаева был следователь, который собирал доказательства по делу. Был там и прокурор, который, кстати говоря, требовал еще более жестокого наказания. К чести прокуратуры следует отметить, что она уже опротестовала приговор Антону Мамаеву и потребовала освободить его из-под стражи и направить дело на новое рассмотрение.
Предвижу, что иные непримиримые критики нашей судебной системы усмотрят в этом случае очередное доказательство того, что судебная реформа не удалась. На мой взгляд, однако, дело здесь не в системе, а в конкретных людях. По собственному опыту общения с председателем Верховного суда Вячеславом Лебедевым знаю, с какой настойчивостью он подчеркивает необходимость индивидуального подхода к каждому подсудимому по уголовному делу и настаивает на следовании принципу гуманизма.
Само судейское сообщество нередко проявляло принципиальную позицию и освобождалось от судей, которые своими приговорами дискредитировали судебную систему. Так было, в частности, в деле тяжелобольной Веры Трифоновой, которая скончалась в тюремной больнице после того, как судья Ольга Макарова в очередной раз продлила ей срок содержания под стражей. Впоследствии эта судья подала в отставку «по семейным обстоятельствам», однако решением Квалификационной коллегии судей Московской области ее полномочия были досрочно прекращены.
Полагаю, что и на этот раз судейское сообщество даст справедливую оценку деятельности судьи Тимирязевского районного суда Сергея Галкина. В такой же оценке, на мой взгляд, нуждается также деятельность следователя и прокурора по этому делу.
Наше общество нередко упрекают в равнодушии, в том числе к тяжелобольным и инвалидам. В этом деле меня, напротив, поразило неравнодушие многих из тех, кто столкнулся с этим делом, — правозащитников, журналистов, общественных деятелей и других сопереживающих граждан. Хочется надеяться, что совместными усилиями этим людям удастся добиться справедливости.
Что же касается Антона Мамаева, то, насколько мне известно, на Западе разрабатываются новейшие экспериментальные методы лечения того заболевания, которым он страдает. Было бы замечательно, если бы нашлись неравнодушные люди, которые помогли бы ему получить такое лечение. Ибо прежде всего нас интересует не формальное следование тем или иным правовым процедурам, а судьба человека.
Автор — адвокат, профессор, доктор юридических наук
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
