«Я ушел в кордебалет и в партию мотыльков — мы там деревья двигали»
Даже к тому, чтобы просто выйти и постоять на сцене, нужно готовиться, уверен премьер Большого театра Денис Савин. За 20 лет службы он станцевал десятки партий и работал со многими выдающимися хореографами. Накануне выступления в спектакле «Спартак» заслуженный артист России рассказал «Известиям» о том, что в искусстве балета его вдохновляет и воодушевляет, а что вызывает стресс и бессонницу.
«Ну какой там дуэт? Максимум — девочку за талию подержать»
— 24 мая вы танцуете Гладиатора в «Спартаке». Персонаж значимый, но не основной. О таких ваших героях директор балета ГАБТа Махарбек Вазиев говорит: «Даже когда он танцует не главную роль, она все равно становится главной». Как вам это удается?
— В чем бы ты ни выходил, должен это сделать по-настоящему, честно. Не бывает маленьких партий. Не представляю, как можно выйти даже постоять на сцене, не подготовившись, не проработав, типа стоим нормально там, за троном.
Надеюсь, что у меня получается показать отношение к роли, которое мне привили еще в училище. Особенно благодарен замечательному педагогу по народно-сценическому танцу Евгении Герасимовне Фарманянц, которая, к сожалению, уже ушла из жизни.
— Этой весной легендарный «Спартак» Юрия Григоровича отметил 55-летие. Вы станцевали во всех балетах Юрия Николаевича. Какой из них ваш любимый?
— Как бы банально ни звучало, все его балеты люблю и как артист, и как зритель. Но особое место в моем сердце навсегда останется за тремя партиями. Все три — на первом месте: Абдерахман из «Раймонды», Тибальд из «Ромео и Джульетты» и Яшка из «Золотого века». Исполнять каждую из этих ролей — настоящее артистическое счастье.
— Ныне здравствуют два мэтра хореодрамы, на годы вперед определившие развитие балета-истории. Кроме Юрия Григоровича это Джон Ноймайер. И с ним вы тоже работали в «Анне Карениной» и «Сне в летнюю ночь». Чем запомнилось это сотрудничество?
— Тут разные ощущения. «Сон в летнюю ночь» случился, когда я еще совсем молодой был. Опыта в дуэте — ноль. Пришел из училища, встал в кордебалет. Ну какой там дуэт? Максимум — девочку за талию подержать. А кто танцевал хореографию Джона, тот прекрасно понимает, что это сложнейшие дуэты — и физически, и технически, топовый уровень.
Мне руководство театра говорит: через три дня надо будет станцевать партию Лизандра. Один премьер заболел, другой не может, у третьего травма. А я единственный, кто на репетициях был хотя бы несколько раз. Меня действительно выписывали на партию Лизандра. Но потом, естественно, я ушел в кордебалет и в партию мотыльков: мы там деревья двигали.
За три дня нам с Аней Ребецкой надо было всё выучить и станцевать. Так что со «Сном в летнюю ночь» у меня связано ощущение сплошного стресса и бессонных ночей. Триггер какой-то. Толком даже не вспомню, какие от того балета эмоции получил, кроме желания просто выжить на сцене. (Смеется.)
Кстати, Джона тогда на постановке не было. Приезжали его помощники. А вот на «Карениной» произошла совершенно другая история. Партия в отношении дуэта оказалась намного проще. И Джон приехал.
Денис Савин и хореограф Джон Ноймайер
— Кастинг он сам проводил?
— К его приезду у нас было несколько составов. Начали работать, и он каждого посмотрел. Типа давай выходи, берем это место. Сразу включался с тобой в работу. С самого начала вытаскивал не технику исполнения движений (она для него на втором плане), а эмоции, понимание роли. Разговаривал, объяснял. Словом, давал задачу — нужно было ее тут же решить.
Если бы я не знал, что Джон — хореограф, я бы сказал, что он режиссер драматического театра. У него огромная теоретическая база и постоянная работа с артистом. Абсолютный уход от танца в сторону актерского мастерства. Это невероятно круто, потому что раскрывает исполнителей, дает им какой-то 3D-эффект.
«Мне повезло каким-то невозможным образом»
— В программе Modanse вы со Светланой Захаровой танцуете балет «Как дыхание» в постановке Мауро Бигонцетти. Это ваш первый опыт работы с этим хореографом?
— Да. Несмотря на то что знаком я с ним давно, наверное лет 12 уже. Был такой проект в Большом театре — «Отражение», Сергей Данилян его делал (премьера состоялась в 2011 году. — «Известия»). Там были девушки заняты. Мы как партнеры с ними танцевали.
Хореография у него классная. Я тогда подумал: хорошо было бы ее когда-нибудь исполнить. А тут такая возможность. Согласился сразу, даже не зная, что надо танцевать.
Светлана Захарова и Денис Савин в балете Progetto Handel в постановке хореографа Мауро Бигонцетти
— Балет острохарактерный, как и всё у Бигонцетти. Каков ваш герой?
— Там идет некое соревнование. Она выходит, танцует вариацию. Вдруг не пойми откуда появляется такой Петруччо и принимается ее где-то дразнить, где-то копировать. Ей это в чем-то нравится, в чем-то она его как вызов воспринимает: ах, так? И начинается друг над другом подтрунивание.
— Вспоминается не только ваш Петруччо в «Укрощении строптивой» Кристофера Майо, но и Ромео в «Ромео и Джульетте» Раду Поклитару, которого вы станцевали сразу после школы. Понимание, что современный танец — это ваше, тогда пришло?
— Я понял, что это то направление, в котором хотел бы развиваться, несмотря на то что тогда были, да сейчас есть люди, которые относятся к современному танцу в Большом театре с осторожностью.
Понятное дело, что у нас академический театр, классика. Но развиваться нужно во всех направлениях. Очень рад, что Раду появился в моей жизни. Во многом да, он определил мою любовь к современному танцу.
Денис Савин в спектакле «Квартира»
— Что нового открыли для себя, работая с Матсом Экком в «Квартире»?
— Он тоже всегда объяснял, что танцуешь. Ни одного движения не было просто так. Каждое с тобой проговаривал — куда направлено, что за конфликт, какая ассоциация может быть. Например, ты возвращаешься домой, и у тебя возникает какой-то вопрос к жене, а она не может на него ответить.
Отдельно помню появление самого Матса. Когда он в зал вошел, это прямо вау! Высокий, длиннющие руки. В возрасте уже. И начал показывать с такой амплитудой, что непонятно было, как это вообще возможно показать.
Потрясающая была работа, конечно. Хотелось не потратить даром ни секундочки, брать, брать, брать, набираться опыта. Все, кому тогда удалось с Матсом поработать, многое приобрели в свою копилку знаний о танце, театре, искусстве.
Денис Савин в спектакле «Квартира»
— К тому времени вы уже много чего перетанцевали. Опыт был.
— Да, и опыт, и понимание современного танца. Не нужно было переделывать свое тело после классики. Единственное классическое па-де-де я танцевал в балете «Эсмеральда». А характерные партии, в которых в основном был занят, не мешают уходить в современную сторону, поэтому сразу вошел в процесс.
Вообще, когда смотрю на свой 20-летний период творчества, понимаю: мне повезло каким-то невозможным образом. Время совершенно невероятное. Каждый год у нас что-то было — Форсайт, МакГрегор, Матс Эк. В какой-то момент они один за другим приходили, и это был, наверное, расцвет современного танца в Большом. Просто нереальное везение работать с такими хореографами — умнейшими, интереснейшими.
«А ставить не могу. Не мое это»
— В недавнем фильме о Большом театре ваш коллега Владислав Лантратов так говорит о вашем Леонте из «Зимней сказки» Кристофера Уилдона: «Я все, кажется, знаю о балете, но я не понимаю, как он это делает». Можете рассказать как?
— Он меня перехвалил. Всё было сделано в тесном контакте с Кристофером и его ассистентом Петром Станчиком. Оставалось только прогонами всё это в спектакль сложить.
Первый акт там просто сумасшедший, жутко тяжелый, но очень классно сделанный. Мне нравится и смотреть его, и исполнять. Я изначально был пятым или шестым составом. Но для себя решил, что все равно поработаю, даже если не выйду.
А Кристофера помню с момента, когда он приезжал Misericordes ставить. Изначально он чуть ли не «Гамлета» хотел, но что-то не срослось. Впечатления это тогда не произвело. Поэтому, когда я увидел его «Алису» и «Зимнюю сказку», не поверил, что это Кристофер. Человек не просто вырос, он превратился действительно в потрясающего мастера.
— С кем из хореографов вы хотели бы поработать?
— Со всеми, с кем не успел этого сделать, можно так сказать. Недавно участвовал в проекте «Лабиринт», где встретился с Аней Щеклеиной. Очень крутая Аня. Невероятно талантливая.
Я с импровизацией-то познакомился благодаря ей. 20 лет делал то, что мне говорили, а с ней в итоге выпустили балет, где оба дуэта — импровизация.
В первом ты как оголенный нерв: каждое прикосновение отзывается электрическим импульсом. Второй дуэт — мягкий, до партнерши не дотрагиваешься, но ощущаешь тепло. Как пойдут эти дуэты, никто не знает. Знаем только музыку и настроение.
Хотел бы с Аней еще поработать. Но ее хореография очень требовательная в плане гибкости, пластики и, естественно, возраста. А я 21-й сезон работаю: больше времени нужно, и чтобы подготовить себя к репетициям, и чтобы восстановиться. Наш век слишком короткий, к сожалению.
Денис Савин в одноактном балете «Минотавр»
— Вы столько всего перетанцевали. В хореографы пойти не хотите?
— Не получается. Не знаю, откуда у них эти мысли появляются, просто не понимаю. Наверное, должна быть активной какая-то часть мозга, которая за это отвечает.
— За сочинение движений?
— Да. Это близко к импровизации. Но та идет чисто на музыке. Можешь поймать настроение и выражать его. Но, когда ты ставишь, должен еще понимать, как двигаются люди. Если это сюжетный балет, знать, как выразить отношения между персонажами. Не так, что персонажи меняются, а весь балет из трех движений состоит, причем в одном темпе и амплитуде сделанных.
— Это речь хореографа. Всё проанализировали, разложили по полочкам.
— А ставить не могу. Не мое это. С Артемием Беляковым (премьер Большого театра, хореограф. — «Известия») вместе работали, когда он делал «Времена года». Классно было наблюдать. Он приходит с готовым материалом. Есть мысль, понимание. Главное, чтобы таких людей побольше было. Опять же кому-то нравится, кто-то ругается. Мне интересно работать и помогать. Могу варианты предложить, допустим, как выйти из той или иной поддержки.
Денис Савин, Мария Виноградова и Анастасия Сташкевич в балете «Минотавр» проекта «Лабиринт»
«Много городов видел, но жить могу только в Москве»
— Вы из артистической семьи?
— У меня отец — электромеханик, мама — инженер. Брат младший окончил факультет прикладной математики. И родственников-артистов нет. Я в детстве в бассейн ходил. В плавании у меня точно был талант. Похвалю сам себя. Тренер не хотел меня отпускать, а мама сказала: выбирай сам — плавание или танцы. В танцы хотелось больше.
— Момент, когда вы закончите танцевать, для вас будет трагическим?
— Нет. Точно знаю. Надеюсь продолжать как репетитор. Ничего не потеряю, даже приобрету. Это как продолжение мое — видеть, что человек, с которым работаешь, растет на твоих глазах.
Безусловно, теплые воспоминания о сцене останутся. И светлая тоска будет. Но сокрушаться или еще что-то — нет. Всему свое время.
— Свою жизнь и дальше связываете с Большим театром?
— Мне уже сложно начинать в другом театре, в другом городе. Очень много городов мира видел — прекрасных, потрясающих, у каждого своя изюминка. Но жить могу только в Москве, она для меня родная, как и театр. Можно было бы поработать везде, но Большой театр — это Большой театр.
