Любитель Рабиндраната Тагора: знаменитый психиатр дает советы о главном
На русском языке впервые вышли три лекции, которые знаменитый психиатр и философ Виктор Франкл прочел в марте – апреле 1946 года в Народном университете венского пролетарского района Оттакринг. Тогда же они были изданы отдельной книжкой под названием «...И все-таки сказать жизни «Да!», заимствованным из гимна узников Бухенвальда: «trotzdem Ja zum Leben sagen». Эту цитату Франкл потом использовал для другого из своих многочисленных трудов, поэтому русский перевод выходит под более тихим заголовком «О смысле жизни». Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».
Виктор Франкл
«О смысле жизни»
М.: Альпина нон-фикшн, 2022. — Пер. с нем. — 164 с.
Давая читателю приблизительные ориентиры, где этот смысл можно попробовать поискать, Франкл проводит такую основную мысль: даже если поиски порой кажутся тщетными, главное — твердо верить, что этот смысл точно есть. Пусть даже он порой норовит исчезнуть, особенно когда на человека сваливаются разнообразные болезни и несчастья. Подытоживая все три лекции, автор, сам переживший нацистские концлагеря, формулирует их цель: «...показать вам, что человек вопреки всему — вопреки беде и смерти (лекция первая), вопреки физическому страданию или психической болезни (лекция вторая) и даже вопреки судьбе заключенного концлагеря (лекция третья) — может сказать жизни «Да!».
В лекциях много говорится о «неколебимой вере в безусловный смысл жизни», сопряженной со «смирением перед жизнью» и терпением («если человек выберет веру в предельный смысл, в Высший Смысл бытия, эта вера, как любая вера, будет осуществляться творчески...»), отчего они скорее напоминают душеспасительные проповеди, чем философские размышления. С непротиворечивой логикой и неопровержимой аргументацией у Франкла дела обстоят не так блестяще, как с воодушевляющими эмоциональными лозунгами и жизнеутверждающим пафосом. Пафос этот значительно окреп после того, как психолог во время заключения в концлагерях на себе ощутил, какие ресурсы воли к жизни могут открыться в совершенно безнадежной и бесчеловечной ситуации. Однако возможность профилактики и предотвращения самоубийств занимала Франкла давно, о чем пишет в послесловии его зять и глава его архива Франц Веселы: «Еще в 1928 году, студентом медицинского факультета, Франкл принял существенное участие в психологических консультациях для молодежи, открывавшихся в первую очередь для предотвращения самоубийств».
В первой лекции, «О смысле и ценности жизни», нынешнего сборника автор разбирает четыре причины внутренней готовности к самоубийству, особо выделяя группу людей, которые хотят прекратить жизнь не по эмоциональным или физиологическим причинам, а просто будучи «не в силах поверить в смысл дальнейшей жизни, да и жизни как таковой». Тут для наглядности психолог прибегает к бухгалтерским аналогиям: «Человек как бы сравнивает кредит и дебет, сколько жизнь ему задолжала и на что еще он может рассчитывать, и полученный негативный результат побуждает его к самоубийству. <...> «Обычно в левую колонку заносятся все беды и страдания, а в правую — всё счастье, которое не выпало на долю человека. Однако подобный подсчет неверен в корне. Ведь, как говорится, «мы рождены не для удовольствий».
Немного огорчает категоричность такого утверждения, но есть надежда, что источник, в котором так «говорится», не истина в последней инстанции. Тем более что Франкл его не указывает, как и имя некоего «российского экспериментального психолога, который доказал, что в среднем человек в повседневной жизни испытывает гораздо больше неприятных ощущений, чем приятных. Так что жить ради удовольствия заведомо невозможно». Выглядят эти антигедонистические рассуждения не слишком обоснованными, да и трудно представить экспериментальную методику точного подсчета ощущений, когда речь идет о столь субъективных понятиях, как «приятно» и «неприятно». Предупредив, что на удовольствия от жизни особо рассчитывать не стоит, Франкл плавно и вполне предсказуемо переходит к концепции, что «страданиями душа совершенствуется», а потому в страдании вполне можно и даже нужно находить смысл жизни и источник внутреннего роста.
Франкловские проповеди смирения и терпения иногда все-таки взрываются внезапными всплесками красноречия. Например, когда он горячо отрицает идею коллективной вины, особенно актуальную для послевоенного времени: «Не кажется ли нам ныне — наконец-то! — нелепой сама идея притягивать кого-то к ответственности лишь в силу его национальности, родного языка или места рождения?» Полемизируя с теми, кто склонен огульно обвинять ту или иную нацию, Франкл даже обнаруживает в себе нечто вроде иронии: «Это столь же нелепо, как ставить человеку в вину его большой или малый рост. Если какое-то преступление совершил человек ростом 164 сантиметра, что ж, и меня заодно повесить, если мой рост совпадает с его?»
Вместо коллективной вины Франкл предлагает говорить о коллективной (а также индивидуальной) ответственности — это вообще одно из ключевых понятий в его лекциях. Наделяя чувство ответственности особой функцией в привязывании человека к жизни, философ усматривает в ней метафизический смысл: «...есть в ответственности нечто неизъяснимое. Чем дольше и глубже всматриваемся мы в это понятие, тем полнее его осознание, и наконец нас охватывает нечто вроде трепета: углубляясь в суть человеческой ответственности, мы распознаем в ней и нечто пугающее — и нечто ободряющее». По Франклу, ответственность — это необходимость в буквальном смысле отвечать за свое существование: «Нет, не мы должны вопрошать о смысле жизни — это жизнь задает нам вопрос, ставит его перед нами, а мы — вопрошаемые! Мы призваны к ответу, мы должны искать ответ на постоянный, ежеминутный вопрос жизни. Жить — и значит быть вопрошаемым, всё наше бытие — ответ, ответствование жизни».
В итоге вырисовывается довольно невеселая картина: обрести смысл жизни невозможно иначе, чем рассматривая ее как некую школу, где каждый день нужно отсиживать положенное количество занятий, писать контрольные, сдавать бесконечные экзамены и зачеты, а предвидятся ли каникулы — еще большой вопрос. Разумеется, в таком контексте самоубийство совершенно немыслимо для порядочного человека как хулиганская попытка сбежать с уроков и уклониться от выполнения своих экзистенциальных обязанностей. О них, по мнению Франкла, лучше всего сказал выдающийся бенгальский мыслитель Рабиндранат Тагор: «Я спал и видел сон: жизнь — радость. // Проснувшись, понял: жизнь — долг. // Трудился и увидел: долг есть радость».
