«Любые запреты — это дурь»
Театру «У Никитских ворот» не угрожает оптимизация и слияние с другим коллективом, считает его худрук, народный артист России Марк Розовский. Он уверен, что нынешний запрет на всё русское на Западе, как и любые другие запреты, — это дурь, идеальных актрис не бывает, а молодость — никакое не преимущество. Режиссер представил зрителям премьеру «Дяди Вани» Чехова и готовится праздновать 85-летие. Об этом Марк Розовский рассказал «Известиям» накануне юбилея, который отмечает 3 апреля.
«Дружба мужчины и женщины может быть прекрасной»
— 30 лет назад вы уже ставили «Дядю Ваню» в театре «У Никитских ворот». Что вы хотели открыть в Чехове, взявшись вновь за эту пьесу?
— «Дядя Ваня» — великая пьеса на все времена. Мы сделали сегодняшний спектакль в новом пространстве на нашей большой сцене. Эта пьеса — вершина психологического театра. Она требует от актеров высочайшего мастерства. «Дядя Ваня» — о вражде, о ее разрушительной силе, сокрушающей устои на уровне семьи, той самой ячейки, множественность которой составляет фундаментальную основу общества.
Дьяволиада в доме, изображенном Чеховым, приводит к выстрелу! Ненависть — неплодотворна, особенно среди родных людей. Разлад в семье приводит к духовному опустошению и истощению. Герои оказываются бессильны преодолеть свои комплексы и эгоистическую ущербность. Жить в душевном раздрызге невыносимо.
— Может, в пьесе есть какой-то посыл, предупреждение?
— Мне кажется, что Антон Павлович Чехов предупреждает нас об опасности разрушения, а в так называемых экологических монологах Астрова пророчествует гибель самой природы. Это ли не актуально для нас, сегодняшних?
— Вот изречение Астрова: «Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница, а затем уж друг». А что вы думаете о дружбе мужчины и женщины?
— Я думаю, что Астров шутит. Он вообще иронический человек, подкалывающий Войницкого, когда говорит ему эту фразу. Речь в пьесе идет о нехватке любви в человеческом общении. Что касается дружбы мужчины и женщины, то есть тысячи примеров, которые говорят, что она может быть прекрасной.
— Какой, на ваш вкус, должна быть идеальная актриса?
— Идеальных актрис не бывает. Даже великие не идеальны. Но у меня есть множество замечательных актрис, перед которыми я преклоняюсь. Не буду конкретизировать.
— Вы не задавались целью инсценировать всего Чехова? За какое бы произведение никогда не взялись или взялись бы с опаской?
— Нет, не задавался. Я бы хотел поставить на сцене «Рассказ неизвестного человека». Но пока не готов к этой работе. А вот «Спать хочется» с его жутким сюжетом (ребенок убивает ребенка) я давно сделал. И считаю эту постановку одной из лучших своих режиссерских работ.
— Что такого есть в Чехове, если он не сходит с мировой сцены?
— Чехов был нов для своего времени и остается самым авангардным писателем для современного театра. Сегодня таким авангардом является как раз психологический театр Антона Павловича. Он самый трудный для воплощения и самый таинственный для постижения.
«Иной диплом можно разве что под чайник ставить»
— Почему театры берутся за Чехова, но выдающимися спектакли по его произведениям становятся редко? Чехова просто не умеют прочесть?
— Не соглашусь с вами, что чеховские спектакли не имеют громкого успеха. Кому-то он кажется скучен. Между тем его драматургия полна неслыханных страстей, весьма жестких монологов и диалогов, в которых есть своя поэтика, абсурдизм и метафоричность. При абсолютной правде существования персонажей. Найти мотивировки для их сценического поведения, разгадать чеховские загадки — в этом главное в режиссерской профессии.
— Кроме режиссуры вы еще и музыку пишете. И стали единственным русским композитором, чье сочинение шло на Бродвее.
— И шло на ура. Спектакль «Страйдер» («История Лошади») по толстовскому «Холстомеру» шел в Нью-Йорке по восемь раз в неделю в течение полутора лет.
— А еще много лет не сходил со сцены БДТ, где Холстомера играл народный артист СССР Евгений Лебедев. Что нужно для создания спектакля-события?
— Театру всегда необходимы сногсшибательные идеи и художественная воля, которая обеспечивает их реализацию.
— Вы окончили журфак МГУ. А не пытались ли вас упрекнуть коллеги в отсутствии театрального диплома?
— В таких случаях я всегда говорю: «Константин Сергеевич Станиславский, между прочим, тоже не оканчивал Школы-студии МХАТ»! Работа в БДТ и во МХАТе — мои театральные университеты. А диплом… Иной диплом можно разве что под чайник ставить. Самообразование — тоже неплохое образование. Важно владеть профессией: в этом случае всё решает не то, что в кармане, а то, что на сцене.
— Сейчас налицо кадровый голод в театральном менеджменте. Кто и где может найти руководителей для театров?
— Этот вопрос не ко мне. Я не чей-то назначенец, а человек, который следовал завету Станиславского «От студии к театру». Мы прошли этот путь, и в результате образовался театр «У Никитских ворот».
— Вы не боитесь, что ваш театр подпадет под оптимизацию и его соединят, например, с Театром Маяковского?
— Не боюсь. «В одну упряжку впрячь не можно коня и трепетную лань», как сказал великий Александр Сергеевич Пушкин. Впрочем, «объединение» не следует путать с «поглощением». В нашем случае это было бы абсолютно неплодотворно.
«Без «правдорубов» и самой правды нет»
— Какими качествами должен обладать худрук? Должен ли он быть молод? Или опыт главенствует в принятии кадрового решения?
— Молодость — никакое не преимущество. Тем более, как известно, со временем она имеет обыкновение исчезать. Повторяю, важно владеть профессией и понимать, что быть «главным» — это другая профессия, нежели актер или даже директор.
— Можно ли гению прощать недостатки, будь то несдержанность, деспотизм или пьянство?
— В «Дяде Ване» со сцены звучит такая чеховская реплика: «Талантливый человек на Руси не может быть чистеньким». Несдержанность (если она не пещерное хамство) простительна. Деспотизм — свидетельство слабости. А пьянство на сцене непотребно и нетерпимо.
— Пережив пандемию, какие выводы вы сделали? В чем сила русского театра?
— В театре «У Никитских ворот» — студийные нормы. Они предполагают, что слова Вахтангова: «В студии все друг другу друзья» — не пустые слова.
— Артисты стали много откровенничать о себе, сплетничают о других. Принимаете ли вы «правдорубов», которые порой сводят счеты даже с покойными?
— Без «правдорубов» и самой правды нет.
— Как вы относитесь к нынешнему запрету на всё русское на Западе? Почему они боятся покойных Чайковского и Достоевского?
— Любые запреты — это дурь. Представьте, что я в ответ сниму сейчас из нашего репертуара спектакль «Трамвай «Желание», поскольку он принадлежит перу великого американца Теннесси Уильямса. В этом случае я был бы точно таким же позорным дураком.
— Вам приходят мысли о смерти? Вы боитесь ее?
— А вы не боитесь задавать мне, 85-летнему, такой вопрос?
— Если представить, что чудеса случаются, кого бы вы хотели увидеть за юбилейным столом? С кем бы хотели чокнуться рюмками?
— С умершими друзьями прежде всего.