Трубы мира: какими экспериментами удивил Международный органный фестиваль
Орган и проза Гоголя; орган и пустые ведра; орган и воображаемый свет. Все эти неординарные сочетания продемонстрировали публике на III Международном органном фестивале в Казани. Вопреки всем сложностям смотр не только состоялся, но и объединил музыкантов из разных стран: Великобритании, Белоруссии, Японии и, конечно, России. «Известия» наблюдали, как интернациональное искусство живет в период геополитических конфликтов.
Сыграли вместе
Фестиваль органной музыки в Большом концертном зале имени Сайдашева проходит уже в третий раз. Как и прежде, его худруком выступает лично Александр Сладковский, главный дирижер Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан. А программу курирует профессор, органист Евгения Кривицкая. Но впервые, пожалуй, мировой событийный фон для смотра оказался столь драматичным. Организаторы решили не отменять мероприятие, хотя многие другие художественные институции сейчас активно переформатируют программы, особенно если в них задействованы артисты из западных стран.
В Казани же, несмотря ни на что, выступило большинство заявленных музыкантов. Концерт открытия, на котором ГАСО РТ играл под управлением белорусского дирижера Дмитрия Матвиенко, а солировала уроженка Японии органистка Хироко Иноуэ, и вовсе выглядел манифестом: конфликты конфликтами, а общение на универсальном языке музыки прекращать нельзя.
Органистка Хироко Иноуэ и дирижер Дмитрий Матвиенко
Программа вечера состояла почти целиком из французского наследия: Триумфальная фантазия Дюбуа, Концерт для органа, струнных и ударных Пуленка, Симфония № 1 для органа с оркестром Гильмана, «Облака» и «Празднества» из цикла «Ноктюрны» Дебюсси… Разве что концертная увертюра «Морская тишь и счастливое плавание» немца Мендельсона выбивается из этого ряда. Впрочем, пейзажная звукопись и изысканность мендельсоновской партитуры как раз прекрасно рифмуются с импрессионистскими картинами Дебюсси.
Решение сделать «французский акцент» на концерте-открытии, где среди исполнителей не было ни одного француза, только на первый взгляд может показаться странным. Дело в том, что само понятие симфонического органа связано именно с этой страной и эпохой — XIX и началом XX века.
И хотя в ГБКЗ имени Сайдашева установлен инструмент голландской фирмы, его корни, конечно, во французской традиции — взять хотя бы нацеленные прямо в зал, наподобие ружейных дул, горизонтальные трубы (шамады). Интересно, что Хироко Иноуэ при этом подчеркнула не столько романтическое богатство тембров, сколько упругость и графичность звучания. Ее игра — безупречно артикулированная, точная и «мускулистая».
Органист Моше Ариэль Ганелин
Отдельно стоит упомянуть «взаимопонимание» между оркестром и органистом. Солирующий инструмент не тонул в симфонических волнах, но и не подавлял различные группы, напротив, образовывал с ними единое целое, что производило особое впечатление в кульминациях.
Музыкальные инсталляции
Уже на втором концерте фестиваля орган явили совсем в иных амплуа. Не как единое целое с остальными инструментами (оркестром на этот раз управлял британец Джереми Уолкер), но как яркую краску, эксцентричный голос, порой сознательно контрастирующий звуковому окружению. Этот образ создали органисты Моше Ариэль Ганелин и Евгения Кривицкая, которая в данном случае выступила в качестве не только исполнителя, но и конферансье, объяснив зрителям неординарную концепцию выбранного репертуара.
Программа получила название «Музыкальные инсталляции». И действительно, подобно тому, как в современных арт-проектах часто используются нестандартные предметы или же традиционные материалы трактуются по-новому, в концерте второго вечера фестиваля публика услышала, наряду с совершенно непривычно прозвучавшим органом, детские свистульки, пустые жестяные ведра и заводную обезьянку.
Органистка, куратор программы фестиваля Евгения Кривицкая, дирижер Джереми Уолкер и актер Петр Татарицкий
Причем, как подчеркнула Кривицкая во вступительном слове, подобные эксперименты — прерогатива вовсе не только авангардистов. Один из «хитов» программы — «Детская симфония», приписываемая Йозефу Гайдну (по другой версии, ее автор — отец Моцарта Леопольд). В ней как раз солисты играют на игрушечных инструментах. Другое же сочинение с крайне оригинальным составом — Con moto morto Юрия Каспарова. И здесь внешняя несерьезность используемых предметов (помимо 12 струнных и органа — четыре ведра и заводная обезьянка) контрастировала трагизму темы: произведение родилось у композитора как реакция на теракт 11 сентября 2001 года.
Неожиданным, хотя и органичным сочетанием выглядел микс «Гоголь-сюиты» Шнитке с фрагментами из прозы Гоголя, прочитанными актером Петром Татарицким. Затем та же идея была развита уже в музыке нашей современницы Анжелики Комиссаренко «Лабарданс для чтеца, органа и симфонического оркестра». Завершился вечер «Единством противоположностей» — именно так называется Концерт для органа, рояля и двух струнных оркестров Давида Кривицкого (солисты — Евгения Кривицкая и Константин Емельянов). Масштабная философская партитура, изобилующая яркими контрастами и оригинальной трактовкой органа, прозвучала в Казани впервые.
От противоположностей — к единству
А на третьем концерте фестиваля орган опять вернулся в позднеромантическую стихию. И кульминацией здесь стало исполнение «Прометея» («Поэма огня») Скрябина, 150-летие которого в этом году широко отмечается. В авторской партитуре, помимо оркестра (здесь ГАСО РТ руководил Антон Шабуров), хора, фортепиано (Мирослав Култышев) и органа (Даниэль Зарецкий), фигурирует еще и строчка для цветовой проекции — Luce.
Дирижер Джереми Уолкер
Увы, она почти никогда не исполняется — по понятным техническим причинам. Не было «светомузыки» и здесь. Однако светом было наполнено само экстатическое звучание этого грандиозного состава музыкантов. И орган в этом контексте воспринимается уже не просто как король инструментов, но как голос свыше — квинтэссенция сакрального, надчеловеческого.
Скрябин создавал свое сочинение в 1910 году — тогда многие предчувствовали грядущие потрясения не только в России, но и в мире. И в каком-то смысле, при всей своей оторванности от земных проблем, музыка Скрябина оказывается напоминанием того, что, несмотря на все национальные и государственные различия, человечество едино. Более актуальный посыл сегодня сложно представить.
