Тормозной след: почему надо больше думать о воде
В России мало кому известно понятие «водный след», тему водопользования в стратегических документах предприниматели затрагивают редко, но понимают, что технологии водосбережения могут помочь бизнесу. Всё это выяснилось после публикации отчета по результатам исследования роли бизнеса в сохранении водных ресурсов, проведенного фондом «Озеро Байкал» и Аналитическим центром НАФИ. Что такое водный след и почему так важно не «наследить» слишком сильно, разбирались «Известия».
Что показало исследование о водных ресурсах
Целью исследования, имеющегося в распоряжении «Известий», как отмечает фонд «Озеро Байкал», было изучение представлений российского бизнеса о своей роли в сохранении водных ресурсов страны. В декабре 2021 года с этой целью были опрошены представители более 200 российских компаний разного уровня: от малых предприятий до гигантов вроде «Полиметалла» и «Магнита».
В исследовании подчеркивается, что Россия входит в тройку стран с наибольшими запасами водных ресурсов в мире и нагрузка на источники растет. Чтобы снизить их потенциальное загрязнение, по идее нужно уменьшать свой водный след. Но знают ли вообще предприниматели об этой проблеме?
— Наше исследование — про осведомленность российских компаний о собственной роли в сохранении воды и учет «водного» вопроса при принятии бизнес-решений. Нам было интересно понять, насколько бизнес осведомлен о том, что помимо прямого водопотребления в процессе производства существует еще косвенное водопотребление, включающее в себя логистику, снабжение и т.д., — рассказала «Известиям» менеджер проектов фонда «Озеро Байкал» Василина Чернышева. — Любой продукт устроен сложнее, чем мы знаем. Чтобы сделать металлическую банку, надо произвести добычу сырья, обработать его, обеспечить логистику, и для всех этих этапов нужна вода.
Исследование показало, что пока в целом российские компании мало заботятся о правильном водопользовании — только 5% представителей малого и среднего бизнеса включают в корпоративную стратегию вопрос ответственного водопользования, хотя треть таких компаний признают, что соответствие стандартам в области водопользования очень важно для них. Также предприниматели не видят прямой связи между практиками устойчивого экологического управления и выгодой для своего бизнеса, хотя 52% компаний малого и среднего бизнеса признают, что практическая выгода от учета водного следа может стать стимулом для внедрения практики его контроля. Проще говоря, ответственное водопользование заинтересует большинство компаний, только когда это начнет приносить деньги.
— Несмотря на распространенное в медиа мнение о популярности ESG-повестки среди коммерческих компаний в России, именно в разрезе устойчивого водопользования российский бизнес только начинает двигаться в этом направлении. Тема корпоративного водного следа пока остается на периферии, особенно среди малого и среднего бизнеса, — говорит Василина Чернышева. — Для нас было важно в первую очередь получить качественные данные, чтобы понять, как сейчас российские компании работают с темой водопользования и почему внедряют или не внедряют водосберегающие инициативы. В дальнейшем мы планируем развивать диалог с компаниями и выстраивать партнерства для снижения нагрузки на водные ресурсы совместными усилиями. Данными мы бы хотели также привлечь внимание государственных ведомств к этой теме. Именно совершенствование законодательной базы во многом служит стимулом для российского бизнеса в вопросах контроля и снижения корпоративного водного следа.
Авторы исследования также брали интервью на тему корпоративного водопользования, однако из 145 запросов откликнулись всего шесть представителей крупного бизнеса: четыре из сферы торговли, еще два — из сферы горнодобычи. Эти компании вопросами ответственного водопользования занимаются с точки зрения сокращения объемов потребления воды. Например, Polymetal для снижения водного следа снижает объемы водозабора через модернизацию инфраструктуры, улучшает уровень раскрытия информации по международным стандартам.
— Осведомленность о принципах устойчивого управления водными ресурсами часто носит поверхностный характер на уровне знания трендов, а не конкретных действий, — сообщает фонд по итогам исследования. — Согласно данным отчетов об устойчивом развитии, открытость и степень подробности раскрытия информации о водопользовании крупных компаний растет, но данные зачастую представлены в формате описания отдельных технологических решений, и далеко не всегда очевидно, как эти инициативы вписываются в корпоративную долгосрочную стратегию крупнейших игроков российского рынка.
Директор направления социально-экономических исследований Аналитического центра НАФИ Ирина Гильдебрандт замечает, что 71% опрошенных руководителей предприятий МСП впервые услышали понятие «корпоративный водный след» только во время опроса.
— Очевидно, что на данном этапе вопросы ответственного водопользования более актуальны для крупного бизнеса, а также ряда отдельных отраслей экономики (металлургия и горнодобыча, нефте- и газодобыча, торговля, машиностроение), связанных с использованием значительных объемов водных ресурсов, — отметила Гильдебрандт. — Большинство компаний из других сфер данный вопрос почти не регулируют и, к сожалению, не видят связи внедрения практики расчета и контроля водного следа организации с конкретными выгодами для своих предприятий.
Что такое водный след
Термином «водный след» обозначают количество воды, которое используется при производстве товаров и услуг, но рассчитывают его не только для бизнеса, но и для отдельного человека, товара, услуги и целой страны. Проще говоря, это показатель объема воды, используемой в тех или иных процессах. Подразделяют водный след на производственный и потребительский.
Нужно понимать, что водный след отдельно взятого человека — это не простая совокупность вылитой им в течение дня/месяца/года воды. Это еще и продукты, им потребляемые. Есть специальные расчеты, которые показывают, сколько тратится воды на производство того или иного продукта. Так, по базе данных «Водный след» (Water footprint), как писала в своей статье декан факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Анастасия Лихачева, для производства 1 т соевых бобов потребуется 4124 кубометра воды в Индии и всего 1076 — в Бразилии. Для производства 1 т говядины нужно 11 681 кубометр в Нидерландах, 21 028 кубометров — в России и 37 762 — в Мексике.
Чем больше мы потребляем «водоемких» товаров, тем больший водный след оставляем.
О проблемах водного следа говорят многие ученые. Арьен Хукстра, профессор в области управления водными ресурсами в нидерландском Университете Твенте, опубликовал статью о том, как понизить водный след человечества до устойчивого уровня. В материале он пишет о глобальном риске дефицита пресной воды и замечает, что две трети населения Земли проводят месяц в году в условиях острого дефицита воды. Почти половина этих людей живут в Индии и Китае. Для территории России проблема нехватки воды наименее актуальна, но в глобальном смысле на этот дефицит работает весь мир за счет чрезмерного потребления водных ресурсов. Хукстра пишет, что многие крупные реки даже не достигают океана, расходуясь на фермеров, промпредприятия и домашние хозяйства, например Хуанхэ в Китае и Колорадо в США. От этого же пострадало и Аральское море.
Водный след — это и загрязнение: например, в Бангладеш и Китае некоторые реки становятся красными, лиловыми или синими в зависимости от цветов, которые становятся модными в этом сезоне в странах Запада, пишет ученый. Водный след европейских потребителей на 40% лежит за пределами континента. В России, к слову, водный след на 88% внутренний и на 12% — внешний.
— В России тема водного следа — в первую очередь про загрязнение, хотя не стоит забывать, что водообеспеченность у регионов России различная, и для южных регионов России это также и про объемы доступной пресной воды, — говорит Василина Чернышева. — Россия входит в тройку лидеров стран мира по объему возобновляемых водных ресурсов. Это наше преимущество, которым важно разумно и грамотно распоряжаться в том числе и потому, что это может быть использовано на внешних рынках. У России внешний водный след в сравнении с другими странами небольшой, а некоторые страны зависят от импорта воды.
Научный руководитель Института водных проблем, член-корреспондент РАН Виктор Данилов-Данильян заметил, что по объему возобновимых водных ресурсов Россия занимает второе место в мире, потребляет от этого объема не более 1,5% в год, но проблема загрязнения очень серьезная.
— В регионах с развитым хозяйством нет практически ни одного водного объекта с условно чистой водой, — заявил он «Известиям». — Исключите Коми, Архангельскую область и Карелию, и в остальных регионах европейской части ни одного такого водного объекта вы не найдете.
Что делают в России с водным следом
Данилов-Данильян подчеркивает, что водным следом нужно заниматься, а если точнее — в целом долгосрочной стратегически рассчитанной политикой в области водопотребления и охраны вод. В России, считает ученый, этого нет.
— Сам термин «водный след», как и «виртуальная вода», появился два-три десятка лет назад, и к тому моменту Запад обгонял нас в части управления водными ресурсами, водопотребления, охраны вод по крайней мере лет на 25, — говорит он. — За истекшие 20 лет отставание только возросло. Хотелось бы перепрыгнуть этот барьер, но мы просто не доросли до этой идеологии и ее массового практического применения. Нам нужно решить предшествующие задачи — наладить нормальную систему мониторинга за состоянием водных объектов. Но то, что отдельные крупные, а вернее очень крупные, фирмы в некоторых отраслях стали заниматься водным следом, — это очень отрадно. Даже если сейчас мы не в состоянии распространить этот опыт на всю нашу экономику, это важно само по себе, эти компании будут пытаться сокращать свой водный след, способствовать улучшению водопользования, экономии воды и охране вод. И это определенный пример для других.
Первый вице-президент Центра стратегических разработок Татьяна Радченко соглашается с выводами доклада о том, что вопросом водного следа озабочено пока мало компаний.
— Но они есть, и их число начинает расти, — сказала она «Известиям». — ESG-повестка и цели устойчивого развития, к которым Россия присоединилась с самого начала, обратили внимание бизнеса на эти вопросы. Например, мы всё чаще в офисах можем видеть сенсорные смесители как один из способов экономного расхода воды.
Радченко отмечает, что в России вопрос водопользования традиционно был в фокусе внимания бизнеса в контексте взимаемой в бюджет платы за пользование водными объектами и за забор водных ресурсов. Постановление правительства РФ в 2014 году установило прогрессирующую индексацию платы до 2025-го, что вызвало негативную реакцию со стороны бизнеса, говорит она.
— Такая высокая плата, безусловно, вынуждает бизнес оптимизировать процесс водопользования и водозабора, но в значительной части случаев сократить потребление невозможно по технологическим причинам, — отмечает Радченко. — Например, изменение технологий и перевод станций на оборотные системы водоснабжения могут стоить владельцам десятки и сотни миллиардов рублей, и значительная часть расходов на это может попасть в тариф населению за электроэнергию.
Она добавила, что государство и бизнес обладают информацией о водопользовании, водопотреблении и водозаборе и часть публичных компаний раскрывает эту информацию.
Координатор экспертного сообщества Российского экологического общества Ольга Шевелева считает, что в России достаточно внимательно относятся к теме ответственного водопотребления, в том числе занимаясь вопросами водооборота.
— Работают и со сбросами, — рассказала она «Известиям». — Разумеется, это всегда вопрос финансирования, но в рамках возможностей, которые предприятия сейчас имеют, это делается. Реально на всех крупных предприятиях реализуются мероприятия по повышению экологической эффективности, и достаточно жесткие финансовые меры принимаются, в свою очередь, к ним, если что-то идет не так. По моему мнению, проблема с охраной водных объектов в стране не на стороне бизнеса, а на стороне регулирующих органов.
Замдиректора экспертного департамента Российского экологического общества Ольга Фильченкова, однако, заметила, что не все компании задумываются о ценности воды как ресурса, формирующего национальное богатство страны.
— Анализ информации об этом ресурсе, например о динамике изменения запасов водных ресурсов, позволит оценивать эффективность экономической деятельности, чтобы при необходимости принять меры по предотвращению истощения и деградации водных ресурсов, — рассказала она «Известиям».
По ее словам, 15 февраля этого года правительство приняло распоряжение № 247-р, по которому с 2023 года в России должны формировать официальную статистическую информацию по учету физических потоков водных ресурсов, отражающих их вклад в экономику. Учитываться будет объем забора воды различными отраслями экономики и домохозяйствами, объем воды, возвращаемой в экономику, и так далее.
— Эта информация будет собираться в том числе на основе данных, получаемых в настоящее время от организаций при формировании статистической отчетности, — говорит Фильченкова. — Возможно, действующие статистические формы нужно будет актуализировать. К концу года Росводресурсы должны будут утвердить методические указания по ведению такого учета.
Также она указала на принятие в прошлом году ряда документов по формированию национальной системы зеленых финансов. К зеленым проектам в том числе отнесены проекты по обеспечению водооборотного водоснабжения, по инфраструктуре использования сточных вод для сельскохозяйственных целей. Также появились дополнительные «водные» критерии для отнесения к зеленым проектам в отраслях производства стали и алюминия. В том числе наличие замкнутого водооборотного цикла с исключением сброса производственных сточных вод. Впрочем, стоит оговориться, что получение статуса «зеленый» — это добровольное решение организации.
Что затрудняет реализацию природоохранных мер
Ольга Шевелева замечает, что пока регулирование водной отрасли таково, что бизнес при выполнении задачи минимизировать экологический ущерб натыкается на условия, делающие работу в этом направлении очень сложной.
— И получается, что эффект, который достигается предприятием и в отношении природоохранных мер, и в отношении собственной выгоды, зависит не столько от старания предприятия, а в гораздо большей степени зависит от сложностей регулирования, — говорит Шевелева. — Предприятия просто становятся заложниками ситуации, и это вопросы, которые очень нуждаются в решении.
Данилов-Данильян замечает, что в первую очередь нужно заниматься не общим водным следом, а хотя бы налаживанием реальной системы мониторинга за состоянием водных объектов. Сейчас, замечает он, этот учет фактически не ведется. Компании сдают отчетность по форме 2-ТП (водное хозяйство), но в нее включаются не замеры реального сброса, а расчетные данные.
— То есть данные, получаемые при условии, что сырье будет удовлетворять нормам, оборудование будет работать в штатном режиме, — говорит Данилов-Данильян. — А на самом деле оборудование изношено, штатный режим не выполняется, а сплошь и рядом нарушается, сырье используется дешевое, под оборудование не подходящее, а производственные сбои и аварии вообще не учитываются.
Он рассказывает, что исследователи проводили эксперименты, в какой степени данные из форм статистической отчетности по форме 2-ТП соответствуют реальному положению вещей. Разница между расчетными и реальными данными оказывалась многократной.
— Еще одна проблема — в России никогда государство не занималось диффузным стоком, — говорит Данилов-Данильян. — Это сток, который идет не через трубы, а сток с поверхности — с полей, с промплощадок, с территорий населенных пунктов, из атмосферы и так далее. Мы смотрели ситуацию по Волге, там 60% занимает диффузный сток и только 40% — контролируемый.
По словам научного руководителя ИВП РАН, в России гидромониторинговую сеть восстановить так и не удалось. Например, на реке Амур длиной 4440 км стоит всего один расходомер, хотя по европейским меркам должно быть более 40.
— Наши проблемы еще тут, хотя на Западе давно решены — мониторингом занимается автоматически работающая система, — говорит Данилов-Данильян.
Выгодно ли заниматься водным следом
— Мы хотим, чтобы компании сделали шаг навстречу системному подходу и не только оперировали количественными данными о сокращении объемов использования свежей воды, но и учитывали водные ресурсы в своей долгосрочной бизнес-стратегии и прислушивались к голосам местных сообществ, — призывает менеджер фонда «Озеро Байкал». — Вода — это ключевой ресурс и условие существования человека и экосистем на Земле, а бизнес — важный водопользователь, с которым нужно работать, чтобы вместе развивать практики устойчивого управления водными ресурсами.
Данилов-Данильян замечает, что бизнес поймет, что ответственное водопотребление — это выгодно, только когда его начнут хорошо контролировать и проверять данные, которые вносятся в отчеты по форме 2-ТП.
— Если компания платит за загрязнение меньше, чем реально загрязняет, то зачем экономить сброс? — говорит он. — На водном следе всё это сказывается, и очень существенно.
Если выгода от ответственного водопотребления ясна, то что с водным следом, понятием куда более обширным? Татьяна Радченко приводит здесь аналогию с понятием «углеродный след».
— Компании стали считать углеродный след и тем более брать обязательство по его сокращению, потому что такие требования возникали со стороны институциональных инвесторов и кредиторов, в том числе в рамках зеленого финансирования, — заметила Радченко. — Это и требования к нефинансовой отчетности, то есть раскрытию информации, и требования ежегодного подтверждения прогресса по снижению выбросов парниковых газов для сохранения более низких процентных ставок по кредитам.
Также, говорит она, на международном уровне была признана проблема борьбы с изменениями климата, страны на уровне ООН подписали ряд соглашений, которые подтолкнули к проактивным действиям по снижению выбросов парниковых газов в форме углеродного регулирования — введение углеродных налогов, квотирование выбросов, штрафы за превышение квот, система торговли квотами.
— Поэтому можно согласиться с тезисом о том, что «ответственное водопользование бизнесу станет интересным только в тот момент, когда они поймут свою выгоду от этого», — говорит она. — И как показывает аналогия с углеродным следом, стать выгодным этот вопрос может при определенных настройках системы финансирования проектов компаний либо при стимулирующих параметрах государственного регулирования.
