«Подходили, шептали, что демократов всех начнут убивать»
Почему Борис Ельцин не боялся ходить без бронежилета, но в августе 1991-го не решился принять присягу генерала Александра Лебедя? Откуда в Белом доме взялись пистолеты и гранаты? Сколько зарабатывали российский президент и его охранники? На вопросы «Известий» ответил Александр Коржаков, который 11 лет был одним из самых близких к Борису Ельцину людей.
«Союзного договора и не должно было быть»
— Александр Васильевич, вы руководили службой безопасности российского президента...
— Сразу перебью. Не было службы безопасности — была просто охрана Ельцина, точнее, отдел безопасности председателя Верховного Совета РСФСР.
— Но когда Ельцина избрали президентом РСФСР, ваш отдел и стал службой безопасности президента, разве не так?
— Избрание Ельцина президентом еще не означало, что его стало охранять 9-е управление КГБ (отвечавшее за охрану руководителей КПСС и правительства. — «Известия»). Они еще долго думали, телились. Страной командовал Михаил Горбачев, председателем КГБ был Владимир Крючков, а начальником 9-го управления — Юрий Плеханов. Какая служба безопасности президента РСФСР, вы что? Как они могли это у себя допустить? Размещался наш отдел безопасности в Белом доме, работали в нем гражданские лица. Мы имели оружие, но полуофициально.
— Неужели перед августовскими событиями к вам не поступало никаких утечек? И у вас не было хотя бы подозрений насчет того, что в Кремле и КГБ что-то готовится?
— В то время у нас с Крючковым не было никаких контактов. Я впервые увидел его за два дня до путча, 17 августа. Он пригласил Ельцина к себе, я тогда в первый раз поднялся в новое здание КГБ. Познакомились, он пошел нас проводить. Когда я сажал Ельцина в машину, Крючков мне говорит: «Берегите Бориса Николаевича». Ельцину, видимо, понравилось, он запомнил. И Владимиру Путину потом сказал: «Берегите Россию».
— То есть Ельцин даже не подозревал, что с января 1991-го Горбачев, Крючков и Политбюро обсуждают введение чрезвычайного положения?
— А кто его знает. Здесь много вранья. Вы подняли больную для меня тему — это касается не только 1991-го, но и 1993 года, когда началось сплошное вранье людям.
— На 20 августа 1991 года было назначено подписание Союзного договора, но из-за путча этого не произошло. Тоже вранье?
— Я в 9-м управлении работал с 1968 года. Когда готовились такие большие мероприятия, всегда была суета. У руководителей каждой республики, у первых секретарей были свои особняки на Ленинских горах или в другом месте. И в эти дни все на ушах стояли. Водителей гоняют между особняками, маршруты прорабатываются, инструктажи, совещания с ГАИ — чего только нет. А здесь ни одного совещания, ничего, тишина. Какое, к черту, подписание Союзного договора! Его и не должно было быть.
— Зачем же придумали историю про договор?
— Вы меня спрашиваете?
— Как по-вашему, Горбачев знал о планах ГКЧП?
— Наверняка знал. После Крыма он должен был въехать в Москву на белом коне. И связь ему на даче в Форосе никто не отключал. Но я всё равно отношусь к нему положительно, потому что, если бы он не начал перестройку и перемены, мы бы загнулись.
— Если он знал, зачем в это ввязался?
— Из-за Ельцина. Позже Лигачев (Егор Лигачев — бывший секретарь ЦК КПСС. — «Известия») говорил, что надо было Ельцина сделать членом Политбюро, и тогда он не стал бы высовываться. Так и есть, сто процентов. Они Ельцину завидовали. Выступают на своем Политбюро или пленуме, он только руку поднимет, они: «Молчи». Никто слушать его не хотел, молодого.
«Самой большой опасностью для Ельцина был он сам»
— В дни путча была ли реальная угроза для жизни Ельцина? Поступала ли к вам оперативная информация?
— 19–21 августа кто только не говорил об этом. Пальцев на двух руках не хватит всех сосчитать. Подходили, шептали, что демократов всех начнут убивать...
Была и конкретная угроза. Но я узнал об этом позже, буквально через два дня после путча, от ребят из группы «А». Так ее назвал Андропов — группа «А» 7-го управления КГБ СССР. Она еще не называлась «Альфой». Ко мне пришли Михаил Головатов и Сергей Гончаров — и обвинили своего начальника Виктора Карпухина: он их заставлял участвовать в операции на госдаче Верховного Совета РСФСР в Архангельском. После этого я вместо Карпухина назначил командиром группы Головатова, а Гончарова — заместителем.
— И что там, в Архангельском, могло произойти?
— Дачи окружили, приказ мог поступить в любой момент. А мы были никто и звать никак — гражданские лица, которых я набрал с улицы. У меня было всего два человека из 9-го управления. Один потом к Борису Березовскому ушел. Другой, Зайцев, ушел к другу Юрия Лужкова, владельцу ресторана «Прага» и Черкизовского рынка (Тельману Исмаилову. — «Известия»). В моем распоряжении были пенсионеры и ребята откуда придется.
— Когда Ельцин обращался к народу, стоя на танке, вы оба были в бронежилетах?
— Я — нет, и Ельцин тоже отказался надевать жилет. Мы только обложились ими в машине. Я сидел справа от Ельцина, мой сотрудник — слева.
— Почему Борис Николаевич отказался от жилета?
— Я всегда говорю: самой большой опасностью для Ельцина был он сам. Он никогда себя не берег и получал инфаркты. Но при мне у него было всё для поддержания здоровья. Замечательный врач Владлен Николаевич Вторушин создал реанимационную бригаду, которая всегда была готова к экстренным ситуациям. Если бы у Брежнева была такая бригада, он бы еще десять лет прожил. И Ельцин привык: ну и пусть инфаркт — поднимут. Поэтому позволял себе всё — и выпивать, и баню, и спорт. Лекарства глотал так: в одном кармане горсть лекарств, которыми его снабжали наши врачи, в другом — те, что давала его жена Наина, выписанные их домашним врачом Тамарой Курушиной из Свердловска. Хорошая женщина, она знала все его болячки. Он мог спокойно махнуть горсть таблеток и запить водкой, а вторую горсть — уже водичкой. Относился к своему здоровью по-хамски.
— Вы все три дня путча находились внутри Белого дома. Кто там был главный, кто командовал?
— Командиров было много, потому что был создан штаб. Начальником обороны считался Александр Руцкой (вице-президент РСФСР. — «Известия»), начальником штаба — генерал Константин Кобец, у него были заместители, в том числе мой зам Геннадий Иванович Захаров, который был тогда капитаном 1-го ранга. Этот человек всю жизнь учился диверсиям, потом других учил. Плюс были другие ребята-офицеры, очень много и штабных, и боевых афганцев. Афганцы пришли со своим оружием — кто с боевым, кто с охотничьим. Мне доносили о происходящем на улице, какие машины прибыли, сколько с оружием, где оборона, где ждут атаки.
— Внутри Белого дома было много оружия? В чьих руках?
— Во-первых, сама милицейская группа, которая охраняла Белый дом, была вооружена, а в нее входило несколько сотен милиционеров. У них были и автоматы, и пистолеты, и гранаты. Не было только гранатометов. Еще помог будущий министр обороны Игорь Родионов (до августа 1989 года — командующий войсками Закавказского военного округа, военный комендант Тбилиси. — «Известия»). После того как его обидели за Тбилиси, он возглавил Академию Генштаба, а Захаров был с ним в приятельских отношениях. Помимо этого, друзья Руцкого привезли несколько машин оружия. Все помощники Ельцина были вооружены — в очередь выстраивались, чтобы получить пистолеты. Изображали из себя специалистов. Когда пришло время сдавать пистолеты, один из помощников, Анатолий Корабельщиков, сказал, что потерял. Первый помощник Виктор Илюшин попросил: «Пусть еще побудет у меня». И я оставил ему пистолет.
— Вы вопросами вооружения занимались?
— Мое дело — личная охрана президента Ельцина и наружная охрана. Хороший парень отвечал за наружку, Генка. Так хочется с ним повидаться. Одного человека я послал к себе на дачу, потому что там у меня осталась семья — жена и дочери. А семье Ельцина мы полностью обеспечили безопасность. Доставили их на квартиру моего старейшего сотрудника Игоря Григорьевича Кузнецова, который еще у Сталина работал. У него была квартира в Кунцево, их туда привезли потайными тропами. Они в ней прожили сутки с лишним. На второй день Таня (Татьяна Дьяченко, дочь Ельцина. — «Известия») закапризничала: давайте поедем домой, если будут нас убивать, то пусть дома. И уговорила. Смелая была.
«Первая ночь была веселая, вторая выдалась совсем другой»
— Почему так и не пришел приказ о штурме Белого дома, как думаете?
— Ребят из группы «А» несколько раз бросили — в Тбилиси, в Прибалтике. Их вынуждали участвовать во всех этих смутах, а в итоге Горбачев их предал, сказал «ничего не знаю». Они раз проглотили, два проглотили, Прибалтику в последний раз тоже проглотили — но вот Головатов, потом ставший начальником группы «А», до сих пор преследуется за Вильнюс, не может выезжать из страны.
— Вы говорите про спецназ. А что армия? Как вы считаете, совершил ли генерал Александр Лебедь предательство, когда его отправили разгонять толпу, а он перешел на ее сторону?
— Я Лебедя свел с Ельциным 20 августа. Лебедь сказал: «Сейчас у нас нет Горбачева, нет Верховного главнокомандующего, и непонятно, кто руководит Советским Союзом, которому мы приносили присягу. Если вы возьмете командование войсками на себя — а на сегодня вы избранный президент всей России, — мы готовы вам присягнуть. Это не будет нарушением присяги СССР». А Ельцин испугался и отказался. Разговор происходил в два часа дня. Лебедь говорит: «Тогда извините, мне поступил приказ снимать роту десантников и уводить ее».
— И увел.
— Да. Это был такой удар для всех защитников Белого дома! Когда пришли два БТР и встали рядом с защитниками, люди воспряли духом, оттого что армия с нами. Для десантников я устроил в спортзале место для отдыха, столовку, всё было замечательно. И вдруг на глазах у всего народа они садятся на броневики и уезжают, ломая баррикады. Это было самое тяжелое. Бурбулис и Шахрай (в то время Геннадий Бурбулис — государственный секретарь РСФСР, Сергей Шахрай — депутат Верховного Совета РСФСР. — «Известия») стали совещаться с Ельциным, говорили: сделана глупость, нужно сказать «да». В итоге уговорили, и в 17 часов Ельцин подписывает указ о том, что в создавшейся ситуации назначает себя Верховным главнокомандующим. Но поздно — уехали ребята. До самой ночи у нас сохранялось поганое паническое состояние.
— Боялись штурма?
— Да, боялись, что сейчас будет штурм «Альфы» и десантники с ней пойдут. Первая ночь в Белом доме была веселая — плясали, пели, водку пили. Бизнесмены везли провизию, хорошее вино. Праздник был. Но вторая ночь выдалась совсем другой.
— Ну так предатель Лебедь или нет?
— Когда закончились эти события, примерно 22 августа он приехал ко мне. Представляете, этот мужик, который «упал — отжался» и всё такое, рыдал. Взахлеб, не просто слезы текли. Тряс газетами, где было написано, что он предал Россию. Говорит: «Васильевич, помоги. Как мне вот такое всё — предатель? Да я присягу дал, никогда в жизни ничего, а тут я предал?» Мне пришлось даже Виктора Баранникова поднимать, который как раз стал министром внутренних дел СССР. Этим газетам так хвост прищемили, что больше про Лебедя никто плохо не писал.
— Как вы прищемили хвост газетам?
— Не я сам. Я спрашивал, у кого есть возможности на них надавить.
«Это очень важная веха»
— В общем, Ельцин вас разочаровал.
— Дело не только в Лебеде. У меня тяжело было на душе, когда мы 21 августа победили, а Ельцин, вместо того чтобы заняться быстрой реорганизацией правительства и всего остального — ведь страна другая становится! — захотел отдохнуть. «Меня давно Анатолий Горбунов приглашал, мне так понравилось в Латвии. Съездим на две недели». И всё. Делами занялся Бурбулис, он практически сформировал правительство.
— Одним из героев всей этой истории в глазах народа был и.о. председателя Верховного Совета РСФСР Руслан Хасбулатов, который кричал с трибуны слово «хунта», отчего все пришли в восторг. Какие у вас с ним в тот период были отношения?
— Замечательные. Более того: кто нам, отделу безопасности, подписывал бумаги на оружие, зарплаты, обмундирование? Я просил на новые шапки — у ребят были плохие, — и нам всё покупали. Единственное, что не понравилось моей команде, — Хасбулатов запретил курить. Люди в охране получали 300 рублей, а некурящие — 350. Многие делали вид, что бросили, но потом мне приходилось выяснять, правда это или нет.
— 350 рублей — это много или мало в 1991 году?
— Нормальные деньги. Ельцин получал 700 или 800 рублей, я получал 500, мои замы — 400.
— Хасбулатов подписывал все ваши платежки без отказа?
— Все подписывал, не читая. Потому что он имел дело с бюджетом России, а это миллиарды, а тут — мои гроши. Он экономист, прекрасно всё понимал. Не было нужды вчитываться и разбираться.
— Хорошее было время — 1991 год?
— Это очень важная веха. А началось всё с горбачевской гласности, которая открыла нам глаза. До этого нам столько всего внушали!.. Но с приходом Горбачева я стал умнее в тысячу раз.
