Женская долька: уральская писательница играет в Кортасара
Знаменитый питерский критик Виктор Топоров, запустивший в оборот термин «уральский магический реализм», сокрушался некогда: «Кто хоть когда-нибудь всерьез говорит, допустим, об Анне Матвеевой?» С той поры, впрочем, много воды утекло в Урал-реке, о писательнице, журналистке и наследнице знатной династии лингвистов Анне Матвеевой говорить стали всё чаще, всё серьезнее и даже в превосходном тоне. Не стала исключением и критик Лидия Маслова, изучившая новый сборник Матвеевой и представляющая книгу недели — специально для «Известий».
Анна Матвеева
Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках
Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2021. — 346 с.
Новый сборник из девяти рассказов уральской магической реалистки Анны Матвеевой декларирует в качестве основного объединяющего принципа тему двойников, хотя отчетливо она звучит только в первой вещи — повести «Внук генерала Игнатьева». Начинается она с робкой попытки создать леденящий эффект хоррора. На похоронах заглавного героя, авантюриста и многоженца, трикстера и вруна фактически один и тот же человек, предположительно, лежит в гробу (закрытом) и в то же время произносит прочувствованную речь о заслугах усопшего: «Неоценимый вклад. Усердная работа. Упрямство ученого. Редкая наблюдательность. Потрясающее бескорыстие». Героиню повести связывают с сомнительным покойником какое-то мутное краеведческое знакомство и журналистское расследование, за подробностями которого следить скоро надоедает, однако урок она оттарабанивает честно и добросовестно:
«Как выяснилось позднее, мировая литература была нашпигована двойниками — от безобидных «Принца и нищего» и «Виконта де Бражелона» до жуткого «Доктора Джекила и мистера Хайда» и так далее, с первой по шестую полку стеллажа. Весь цвет изящной словесности — от Шекспира до Гоголя, от Шамиссо до Эдгара По, от Достоевского до Белого, от Набокова до Газданова и Шварца, от Кортасара до Борхеса — только и делал, что препарировал тему доппельгангеров, и почти всегда появление двойника было для героя дурным знаком. Неважно, касалось сходство внешности, имени или другой рифмы судьбы»
В большинстве рассказов сборника эти рифмы, переклички и сходства между обстоятельствами жизни и чертами характера героинь притянуты за уши: где-то поплотнее и понадежней, где-то откровенно пришиты на живую белую нитку. В итоге добивается Матвеева главным образом одного — печального ощущения, что содержание женской жизни удивительно однообразно. Не только, конечно, женской. «Жизнь большинства людей скучна и утомительна, особенно жизнь условно порядочных людей…» — замечает писательница в повести о внуке генерала Игнатьева. Но мужчины хоть как-то умеют себя развлечь, пусть даже какой-нибудь ерундой (например, один из персонажей повести разговаривает цитатами из песен Бориса Гребенщикова), а опутанной бытовой ответственностью женщине сложнее вырваться из монотонной рутины.
Вероятно, неумение разнообразить свое повседневное существование можно отчасти объяснить еще и типовым устройством женского ума, хотя бывают у матвеевских персонажей и проблески оригинальности, когда в хорошенькой головке возникают какие-то не совсем предсказуемые завихрения, например окрошка из стихотворения Бродского:
«Ну а если уж выделяться, так лучше «заячьи уши пришить к лицу» и наглотаться в лесах свинцу. Ну и далее по Бродскому — всплыть из каких-то коряг, не помню точно, наизусть не знаю, а под рукою текста нет. Я лишь немногие стихи запоминаю после первого прочтения, и они, как лейкопластырная попса, звучат в голове по кругу, разгоняя и без того пугливые мысли»
Это цитата из рассказа «Катя едет в Сочи», где лирическая героиня видит свое отражение в случайной аэропортовой знакомой, переживающей точно такой же страстный и бурный (как сказал бы романтик), нервный и суетливый (как сказал бы циник) роман с женатиком. А немного приподнявшись над своими и Катиными перипетиями, похожими, как «разлученные в детстве близнецы из индийского фильма», рассказчица отмечает опять же однообразие и повторяемость большинства любовных коллизий: «Я слушаю Катю — и понимаю, что все, кто едет сейчас с нами в терминал В, все они везут с собой (в карманах, в душе, в карманах души) такую же точно историю любви — не допущенной, упущенной, пропущенной».
Встречаются, впрочем, в сборнике и приятные исключения из этого правила — например, история счастливой любви и семейной жизни в биографическом очерке «Слова» о художнике Мише Брусиловском и его жене Тане, которой не хватало от мужа красивых слов, но оказалось, что написанные им ее портреты гораздо лучше и ценнее — во всех смыслах.
Писатель Анна Матвеева
Нежно любимый Матвеевой Хулио Кортасар (в одном из ее прошлых сборников, «Девять девяностых», был рассказ, где школьная училка возмущалась, что у писателя не может быть такого «матерного» имени) любезно предоставил эпиграфы к целым двум вещам нового сборника — и для рассказа «Катя едет в Сочи», и для «Игрока за номером 12849». В последнем скрываются за масками сетевые игроки в слова: «Ночами Комаровой снились квадраты с буквами, по которым бегала со страшной скоростью не виртуальная Занзара, а она сама, успешный веб-дизайнер и более-менее ответственная мать». Однако о личности таинственного соперника героини, подсевшей на контакт с пронумерованным незнакомцем, можно догадаться слишком быстро, и настоящей, резкой кортасаровщины не получается, только бледный ее раствор.
В середине сборника выгодно выделяется на общем фоне повесть «День недели была пятница», где сама конструкция позатейливей и поинтересней. В жизнь депутата вклинивается окрашенная легким сюрреализмом история о человеческих жертвоприношениях, легшая в основу уголовного дела, да еще оживляют действие кошмарные сны героя, в которых у него то рука отпадет, а то вроде на месте, но никак не может дотянуться до постоянно отодвигающегося, но очень нужного предмета. Вконец измученный депутат приходит к женщине-кардиологу, ошеломляющей его не летальным прогнозом, к которому он приготовился, а, наоборот, успокоительной жизненной философией:
«Никакого счастья в мире нет, Олег Сергеевич. Нет в нем ни идеала, ни совершенства, ни справедливости. И вы не ищите ничего такого: это вредно для здоровья, даже иногда убийственно! <…> В мире нет ничего, кроме маленьких радостей: улыбнулся вам ребенок, встретили на улице красивую женщину, заприметили радугу — вот это и нужно ценить!»
Хулио Кортасар такую мещанскую жизненную позицию, может, и не одобрил бы, но всё равно приятно встретить в непростом матвеевском мире перманентной эмоциональной турбулентности и пугливых мыслей редкую женщину, которая ни от чего не страдает и не суетится.
