«Формально композиторы ничем не отличаются от любителей-охотников»
Главные герои «Войны и мира» запели рок, западные оркестры и театры сильнее пострадали от пандемии, чем российские, а зритель за прошедший год сильно изменился. Об этом «Известиям» рассказал народный артист России, композитор Алексей Рыбников в преддверии премьеры своей оперы-драмы «Le Prince André. Князь Андрей Болконский». Первый показ состоялся 18 мая в театре Et Cetera, на следующий день там же пройдет повторный спектакль.
— Широкая публика вас знает в первую очередь по рок-операм — «Юнона и Авось», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». В каком жанре создан Le Prince André?
— У меня всегда было сочетание нескольких жанров: драмы, классической оперы, рок-оперы. Новое произведение наиболее точно будет назвать «опера-драма». Рок-опера — это когда звучит рок-вокал, играет рок-группа на сцене. А классическое оперное пение предполагает бельканто, специальную постановку голоса, звукоизвлечение, которое ни с чем не спутаешь. У нас же есть и оперное пение, и рок-вокал, и драматическая составляющая — тексты, которые не поются, а произносятся. Но музыкальная форма определяет всё до самого конца. Единственное, чего у нас нет, — это рок-группы — вместо нее звучит симфоэлектроника.
В XXI веке синтезируются все направления, которые были до того. Каждый раз жанр рождается заново, и это очень увлекательная работа — создавать художественную ткань из совершенно разных музыкально-драматических приемов.
— Центральные персонажи «Войны и мира» у вас поют в классической или рок-манере?
— Я бы сказал, что у них актерский вокал со звукоизвлечением в рок-манере. Но иногда они переходят и на классическое пение, потому что актеры у нас универсальные, они могут петь что угодно. Они уже больше 10 лет работают в моем театре и воспитали свой собственный стиль, который просто рок-вокалом не назовешь. Си-бемоль у тенора звучит, как у лучшего классического певца.
Композитор Алексей Рыбников
— Почему вы решили положить на музыку именно «Войну и мир»?
— Однажды мне сказали: «Почему бы не написать «Войну и мир»? Я сначала подумал — зачем? У Сергея Прокофьева есть великолепная опера, и вообще это произведение неподъемное для театра, потому что там нет театральной драматургии, огромное количество сюжетных линий. И лет на семь–восемь я просто отложил эту идею в сторону, хотя подсознательно она меня не оставляла. Но сама судьба так складывалась, что я периодически возвращался в своем творчестве к этой эпохе. Например, писал музыку к сериалу «Северный сфинкс» про Александра I. В музеях иногда показывают огромную картину, а вокруг нее — множество эскизов. Вот и у меня 10 лет собирались «эскизы» к «Войне и миру», пока я всё-таки не решил: «А что, если попробовать?»
— При этом вы сами писали либретто.
— Да. И это тоже было непросто. Обычно, когда создают оперу, пишут музыку на стихи. А текст Толстого зарифмовывать, я считаю, преступление. Но лет 10 назад я вдруг нашел некий ключ, как можно спеть прозу из «Войны и мира», не превращая ее в поэзию.
В итоге получилось произведение в трех актах. В 2011-м или в 2012-м, по-моему, мы показывали эскизы из этого первого варианта. Но я чувствовал, что это слишком громоздко и драматургически не оформлено, поэтому опять отложил работу. И прошло еще 10 лет. У меня масса других дел была, я снял за это время четыре фильма, написал много других произведений. А в пандемию меня закрыли на даче, я сел на самоизоляцию и вернулся к этому материалу. Стремительно, в течение двух месяцев, в апреле–мае прошлого года, возникла опера, которая сейчас будет представлена. В двух актах по 50 минут.
— Какая из сюжетных линий романа в центре повествования?
— Судьба Андрея Болконского — стержень всего произведения, при этом показано и сражение при Аустерлице, и Бородинская битва, и все остальные самые яркие события из «Войны и мира» — они как-то вместились в эту сжатую форму. Если в первой версии оперы у меня было очень много сцен, где люди просто говорили под музыку, то здесь в основном звучит пение.
Вспомним историю оперы Бизе «Кармен». Там сначала тоже было много разговорных сцен, пели только отдельные номера, а уже после смерти Бизе были дописаны речитативы, и всё это стало оперой. Я не сравниваю, конечно, свое произведение с «Кармен», но здесь то же самое произошло.
— Когда вы говорили о картине в музее, я сразу вспомнил «Явление Христа народу» Александра Иванова, эскизы для которой и ее саму он писал много лет, как и вы — вашу оперу. Можно ли сказать, что Le Prince André — ваше главное произведение, по крайней мере, после «Юноны и Авось»?
— Нет. Несмотря на то, что оно для меня действительно очень важно, еще важнее — тетралогия на духовные темы, которую я не успел показать до пандемии. Она включает две симфонии, которые уже были исполнены (премьерами дирижировали Теодор Курентзис и Валерий Гергиев), и новый концерт для четырех хоров — он еще нигде не исполнялся, но записан. В целом эта тетралогия длится больше четырех часов, и я готовлю ее премьеру, но мне важно, чтобы в зале было 100% зрителей. Надеюсь, осенью этот момент наступит. Создание этого произведения заняло у меня основное время в последние годы, и когда оно прозвучит от начала до конца, это для меня будет центральным событием.
— Вы планируете представить четырехчасовую версию в один вечер?
— Если зритель сможет воспринять насыщенные события этого произведения за один вечер, было бы идеально, но если нет, придется в два вечера делать. Еще до пандемии у меня было предложение из Европы — показать его там и, более того, поездить с ним по столицам мира. Что будет сейчас — посмотрим.
— Как вам кажется, зритель изменился за период пандемии? Несколько месяцев все сидели по домам, потом постепенно стали возвращаться в театры и концертные залы. Это те же люди или они уже стали другими?
— Они другие — гораздо более голодные. Им хочется чего-то настоящего, каких-то живых эмоций. То, что текучка была прервана, в какой-то степени пошло на пользу. Всегда, когда отходишь, отстраняешься от чего-то, а потом возвращаешься — смотришь на привычное уже новыми глазами, и это истинный взгляд. Зритель немного отвык от театральной жизни, и теперь у него жажда, голод, поэтому очень важно не обмануть его ожидания. Страшновато, конечно. Это очень ответственно.
Сцена из оперы-драмы «Le Prince André. Князь Андрей Болконский»
— Как и где в дальнейшем планируется показ этого спектакля?
— Дальнейшая его судьба зависит от того, как пройдет премьера. На ней будут прокатчики, продюсеры, импресарио — от них и зависит будущее спектакля. Какие-то переговоры уже ведутся.
Если бы у нас было свое помещение, я бы мог уверенно говорить: «Спектакль пойдет в такие-то числа». А так — нужны люди, которые будут заниматься прокатом этого произведения. Надеюсь, что в новом сезоне и, может, даже раньше — этим летом — спектакль снова можно будет увидеть. Мы живем в рыночной экономике, и в художественной среде работают те же механизмы: ты представляешь некий продукт, так сказать, на рынок, а дальше смотришь, как его будут покупать.
— Пандемия нанесла сильный удар по российскому театральному рынку?
— К счастью, государство подстраховывало российскую театральную среду. Зарплаты платились, госзадание было сокращено, а на какие-то месяцы вообще отменено. Недавно мне Владимир Спиваков рассказывал, что творится на Западе: там многие оркестры расформированы, никому ничего не платят, музыканты в переходах играют, на улице, вынуждены чем угодно зарабатывать. У нас такого не произошло, ни один коллектив не погиб из-за пандемии, все продолжают свою работу.
Сейчас я вижу очень активную деятельность. Поэтому, думаю, у нас не так всё трагично, хотя урон был нанесен большой — и финансовый, да и моральный тоже, потому что актерам нужно играть, выпускать новые спектакли, иначе профессионализм теряется.
— Вы сами болели коронавирусом?
— Я не болел и вакцинировался еще в феврале, иначе невозможно работать с коллективом.
Симфонический оркестр в оркестровой яме во время репетиции рок-оперы «Юнона и Авось» композитора Алексея Рыбникова в постановке режиссера Константина Балакина в Ростовском театре музыкальной комедии
— Недавно Эльмир Низамов в разговоре с Владимиром Путиным поднял вопрос о восстановлении престижа профессии композитора и возрождении системы госзаказов. Что вы по этому поводу думаете?
— Каждый раз, когда в публичном поле звучит этот вопрос, у нас возникают надежды, вроде все идут навстречу, но до решительных событий дело не доходит. Конечно, нужно поставить творческие профессии наравне с рабочими и служащими. У композиторов, поэтов, писателей нет пенсий, нет медицинского страхования и других социальных благ. Получается, что формально мы ничем не отличаемся от любителей-охотников и рыболовов, самодеятельностью какой-то занимаемся. Но нужно обязательно признать это профессией, чтобы человек гордо носил звание композитора. Может, сейчас что-то изменится. Президентом дано поручение этот вопрос решить, и мы ждем исполнения этого поручения.
— В СССР, когда Союз композиторов имел возможность распределять заказы и различные социальные блага, не всех авторов туда принимали. Например, эстрадных исполнителей.
— Ну почему же, песенники были в большом почете. Фельцман, Фрадкин... Когда проходили пленумы Союза композиторов, давали большой концерт, где Пахмутова исполняла свои новые вещи. Массовые жанры были при советской власти в отличном положении. Вот композиторов-авангардистов — да, поругивали.
— А рок-музыканты? Я скорее о них говорю.
— Рок вообще запрещен был! При советской власти не было ни секса, ни рока (смеется). Только подпольно они выступали. Поэтому о Союзе композиторов здесь даже речи идти не могло.
— Ну а теперь-то рок-музыкант может стать членом Союза?
— Для того, чтобы стать членом Союза композиторов, нужно быть композитором. Сейчас смотришь какую-нибудь телепередачу, а там говорят: «Это наш музыкант, играет на гитаре, он композитор». Они три аккорда берут, сочиняют какую-нибудь мелодию, а чаще всего — слова, и уже называются композиторами. Но композитор — это всё-таки немножко другое. На Западе есть профессии songwriter и composer — совершенно разные. Один пишет песни, другой — фундаментальную музыку, которая требует очень больших знаний, навыков и талантов.
Что же касается именно рок-музыкантов — тут же дело не только в музыке. Это философия, образ жизни, почти вероисповедание. Обычно они и сами не стремятся ни в какие союзы. Они вольные существа и презирают всякие рамки. Они за свободу, каждый сам по себе. Смысл рок-музыки в этой свободе и независимости, а не в том, чтобы дружными рядами входить в Союз композиторов.
Потом, как ни парадоксально, музыканты-исполнители у нас как раз считаются служащими. Им не нужно, чтобы получить какие-то социальные блага, вступать в творческие объединения. А вот люди, которые пишут музыку, как раз не защищены.
Композитор Алексей Рыбников, ставший лауреатом в номинации «Мастер-класс года», на церемонии вручения премии за достижения в области кино и телевидения «Событие года» журнала «Кинорепортер»
— Но если государство всё-таки возродит госзаказы, то у композитора будет больше благ.
— Никаких особых благ там не будет, что вы! Чтобы сразу отвалили какие-то миллиарды на прокорм композиторов — никогда этого не произойдет. Композиторам всегда будет достаточно сложно жить, и пробиваться нужно будет, и своей музыкой зарабатывать, как это было и в XVIII, и в XIX, и в XX веках.
— Год назад вы говорили «Известиям», что пишете новую книгу. На какой стадии эта работа?
— Она уже закончена. Первое, чем я займусь после премьеры, это как раз подготовка книги к изданию. Это совсем не мемуары, а некие размышления, там неожиданная форма, с некоторым секретом, который не хочется пока раскрывать.
Алексей Рыбников в 1967 году с отличием окончил Московскую консерваторию (класс композиции Арама Хачатуряна), а в 1969 году — аспирантуру того же вуза. Завоевал всесоюзную известность благодаря двум рок-операм, поставленным в «Ленкоме» Марком Захаровым: «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» и «Юнона и Авось». В 1988-м основал производственно-творческое объединение «Современная опера» при Союзе композиторов СССР, а в 1999-м на его базе был создан Театр Алексея Рыбникова. Автор шести симфоний и других произведений академического жанра, а также музыки более чем к 150 кинофильмам. С 2017 года — председатель совета Союза композиторов России. Народный артист РФ, лауреат Государственной премии.
