«От климатической политики РФ зависит наш общий прогресс»
Трансграничный углеродный налог, над введением которого работает Евросоюз, станет импульсом для трансформации производства в России и других странах в сторону более экологичного развития. Такое мнение в интервью «Известиям» высказал председатель комитета по энергетике и координационного комитета проекта «Зеленая инициатива» Ассоциации европейского бизнеса (АЕБ) Эрнесто Ферленги. Он также отметил, что климатическая повестка — та сфера, где у Брюсселя и Москвы, демонстрирующей всё большее внимание к проблеме экологии, могут быть общие интересы. И предположил, что проекты, находящиеся под международными санкциями, следует вывести из-под рестрикций, если в рамках их реализации решаются климатические вопросы.
Председатель энергокомитета АЕБ Эрнесто Ферленги
«Зеленый переход» может дать толчок развитию экономики РФ
— На этой неделе в своем ежегодном послании Владимир Путин затронул необходимость адаптировать к изменениям климата систему ЖКХ, инфраструктуры и агропромышленного комплекса и пообещал расширить ответственность производителей и импортеров за утилизацию продукции. Ранее Россия начала разработку стратегии низкоуглеродного развития и буквально на этой неделе приняла в первом чтении закон об ограничении выбросов парниковых газов (ПГ). Свидетельствуют ли все эти шаги, что РФ начала всерьез рассматривать «зеленый переход» в качестве не просто дополнительного элемента экономической повестки, а как основу будущего?
— Начиная с 2019 года, с подписанием Парижского соглашения, мы видим, как быстро растет интерес российского правительства к климатическим вопросам. Это, в том числе, подтверждается и разработкой стратегии низкоуглеродного развития страны до 2050 года, и обсуждением двух климатических законопроектов — «Об ограничении выбросов ПГ» и «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования выбросов и поглощения парниковых газов в Сахалинской области».
Эти законодательные инициативы будут определять дальнейшее развитие климатической повестки в России. Прежде всего, они вводят систему мониторинга выбросов ПГ, обязывают крупных эмитентов предоставлять отчетность по выбросам (хотя пока штрафы за непредоставление не предусмотрены). Более того, второй законопроект создает уникальный прецедент в РФ — в отдельном регионе начинается создание системы торговли выбросами ПГ (СТВ). Президент, в частности, в своем послании отметил необходимость снижения выбросов ПГ в крупных индустриальных центрах на 20%, и СТВ станет хорошим для этого стимулом.
В Европе, например, так называемый «зеленый переход» обойдется в 1,5–2% от ВВП ЕС ежегодно. Россия пока не ставит цель достижения углеродной нейтральности, но даже постепенное снижение выбросов ПГ при росте экономики на 2–3% в год потребует значительных инвестиций и стимулов со стороны государства. Подобная трансформация может дать толчок развитию российской экономики. Повышение энергоэффективности ведет к значительному увеличению конкурентоспособности.
— Вы упомянули эксперимент по специальному регулированию выбросов ПГ на территории Сахалинской области на период до 2025 года. Россия только подбирается к этому опыту, между тем, система торговли квотами на выбросы парниковых газов в Европе считается крупнейшей в мире и оценивается более чем в €51 млрд в год. Чем европейский опыт в этой сфере может быть полезен?
— Европа создала собственную СТВ в 2005 году. Она охватывает большинство секторов экономики и под ее действие подпадают энергетические компании. Естественно, данная система не вводилась сразу и не распространяла свое действие на всех эмитентов. СТВ не существует сама по себе. Она является инструментом достижения тех климатических целей, которая Европа ставит перед собой. За последние 15 лет ЕС удалось сократить уровень выбросов ПГ на душу населения примерно на 20% (с 7,9 т CO2-эквивалента до 6,5 т на душу населения).
Недавно пилотную программу действия СТВ ввел также Китай. Подобные системы в разной мере существуют в США, Канаде, Австралии, Японии и других странах. В силу географической протяженности и разнородности экономики России в различных регионах сложно представить себе введение СТВ сразу во всей стране. Сахалин — уникальный регион со своей экосистемой. Но успешность проекта позволит распространить его на другие крупные промышленные центры.
При этом критически важно, чтобы климатические проекты и углеродные единицы в рамках одной СТВ были гармонизированы и получили взаимное признание на законодательном уровне со стороны крупнейших торговых партнеров РФ.
ЕС прошел долгий и сложный путь от штрафов, сертификатов, квот до доработки нормативной базы. И Россия могла бы использовать этот опыт.
— Если несколько забежать вперед, может ли система торговли квотами в России — при условии ее масштабного внедрения — позволить Москве минимизировать трансграничный углеродный налог, который намерен вскоре ввести Евросоюз? Ведь это огромные деньги — по расчетам KPMG, при введении этого налога в 2025 году и его распространении только на прямые выбросы парниковых газов, нагрузка для российских экспортеров составит €33,3 млрд в 2025–2030 годах.
— Трансграничное углеродное регулирование (ТУР) — часть «зеленого курса» Европы. Ни в России, ни в любой другой стране мира никто не любит новые налоги — это понятно. При этом важно понимать, что ТУР не направлен против компаний одного государства. Сегодня страны «большой двадцатки» ответственны за производство 80% мировых выбросов ПГ. ТУР станет проблемой для тех компаний, которые не уделяют внимания своему углеродному следу. Президент Путин говорил о необходимости следовать принципу «Получил прибыль? Прибери за собой». Таким образом, трансграничное углеродное законодательство станет импульсом для трансформации производства.
При этом, большое опасение по поводу введения ТУР связано с тем, что не только ЕС, но и США, а впоследствии и другие страны, начинают задумываться о собственном трансграничном углеродном регулировании. При отсутствии единого подхода это может привести к новым торговым войнам.
Климат — та сфера, где у Москвы и Брюсселя общий интерес
— На фоне, скажем прямо, деградации политических отношений Евросоюза и России, со стороны Европы часто звучит настойчивая мысль, что одним из механизмов, который мог бы способствовать перезагрузке двусторонних отношений, может быть развитие сотрудничества между Москвой и Брюсселем в сфере окружающей среды и борьбы с изменениями климата. В чем тут могут быть точки соприкосновения?
— Вопросы борьбы с глобальными изменениями климата — наша общая прерогатива. Для решения глобальных задач требуются глобальные решения. Здесь речь идет, прежде всего, о взаимодействии и координации всех сторон. Россия — четвертая страна по объемам выбросов парниковых газов (1,6 млрд т CO2-эквивалент в год). Естественно, от климатической политики РФ зависит наш общий прогресс в решении проблем окружающей среды.
Для европейского бизнеса проекты, связанные с климатом, не могут подпадать под какие бы то ни было ограничительные меры. Климатические проекты, обеспечивающие сокращение выбросов парниковых газов либо способствующие их поглощению, представляют интерес для всех сторон, подписавших Парижское соглашение. В этой связи, климат — несомненно, та сфера, где у Москвы и Брюсселя могут быть общие интересы.
— В конце прошлого года вы говорили о том, что проекты, реализуемые европейцами с российскими партнерами и вносящие существенный вклад в развитие европейского «зеленого курса», следует вывести из-под ограничительных мер ЕС. Находит ли такая идея поддержку и понимание у политиков?
— К моему сожалению, сейчас мы переживаем самый сложный момент за все мои 22 года работы в России. При этом, бизнес использует свою логику, рассматривая РФ и страны ЕАЭС как рынок с большим потенциалом, благодаря низкой стоимости труда, небольшим налогам, высокому уровню развития человеческого капитала.
Борьба с глобальными изменениями климата не имеет смысла, если в одной части планеты этому уделяется максимальное внимание, а в другой — попросту не замечают эту проблему.
Те 51–55 млрд т CO2-эквивалента парниковых газов, которые все страны мира вместе выбрасывают за год — наш общая проблема. Поэтому я считаю разумным, что проектам, попавшим под действие международных санкций (прежде всего, финансовых), может быть дано определенного рода освобождение (waiver), в том случае, если они соответствуют логике климатической повестки.
