«Негодяев можно играть и на родине, необязательно ехать в Америку»
Обвинять Михаила Ефремова могут лишь те, кто сам не пьет вообще, слухи про алкоголизм Александры Захаровой не имеют под собой никаких оснований, а сниматься в Голливуде в роли русских бандитов — непатриотично. Об этом актер Александр Балуев рассказал «Известиям» в перерывах между съемками в качестве режиссера своего дебютного фильма «Отель».
— Александр Николаевич, вы впервые в режиссерском кресле. Это новые обстоятельства, нервы, стресс… Признайтесь, кричите на съемочной площадке?
— В процессе съемок действительно были моменты неудовлетворенности собой — я очень злился. Порой это прорывалось в какую-то лишнюю, дурацкую энергию. Но она ни на кого не была направлена, кроме меня самого. За весь съемочный период я не то что на людей голос не повысил, я даже команду «Мотор!» ни разу не крикнул. Посчитал, что не имею права, и доверил это другому человеку.
— В общем, вы не диктатор?
— Что вы, диктатом не занимаюсь, потому как хорошо знаю, что такое актер в кадре. Когда в силу характера или обстоятельств режиссер позволяет себе повышать голос, срываться, это всегда негативно откликается в артистах. У нас содружество, сотворчество, мы лепим, придумываем и осуществляем всё вместе.
— О чем ваш фильм?
— Всё просто — он про любовь. Что довольно редко в нашем сегодняшнем кино, ведь у нас всё чаще про нелюбовь снимают… Молодая пара отправилась в свадебное путешествие, заблудилась и попала к странному человеку, который раньше держал гостиницу. Сейчас отель заброшен, но на одну ночь он их всё же приютил.
— Владельца отеля играете вы. Ваш герой выступает как катализатор дальнейшего развития их отношений?
— Он их сбивает с волны привычных, давно сложившихся взаимоотношений — уже не очень искренних, довольно удобных. Они, понимаете, как бы пристроены друг к другу… Мой герой их провоцирует на искренность, откровенность, переоценку чувств.
— Что для вас любовь?
— Это какое-то чудо, которое дано постичь нам всем. Это не химия и не привычка курить, которую можно усилием воли в один день бросить. Любовь — явление, неподвластное науке. К счастью. Если бы у людей был рецепт любви, и за ней можно было бы ходить в аптеку, выписывать ее себе при острой необходимости, тогда бы кончились живопись, музыка, литература — все виды искусства. Потому что всё это об одном — о поиске и нахождении любви, о ее возможности или потере. Если рецепт будет найден, с искусством пора будет завязывать.
— Стать кинорежиссером — это способ утвердить себя на роль, в которой продюсеры вас не видят?
— Нет, я привык, что мне предлагают то, чего я не ожидаю. Во всяком случае, так было на протяжении всей моей кинематографической жизни — всё, что я отмечаю в своей фильмографии, — разрыв шаблона для меня. В этот раз мне досталась роль режиссера, которую я никогда не играл, и для меня это тоже неожиданно.
— То есть вы не идете по пути многих голливудских актеров, которые сами создают кино, в котором хотят сниматься?
— Мы не в Голливуде и никогда уже там не будем. Точнее, мы там уже побывали, и нам всё про это известно. У меня в данном случае другая история, я не удовлетворяю свои амбиции, не исполняю мечту. Я никогда режиссером быть не хотел. Режиссером надо родиться. Хотя есть масса примеров в том же Голливуде, когда замечательные артисты делают хорошие фильмы. Например, Клинт Иствуд.
— Одна из причин, по которой вы не захотели продолжать работать в Голливуде, — стремление американских продюсеров снимать наших артистов в роли «плохих русских»?
— Это правда.
— По той же причине от съемок за рубежом стали впоследствии отказываться Алексей Кравченко, Сергей Пускепалис и другие актеры. Как думаете, мы стали более патриотичными?
— Думаю, да, и считаю, что это замечательно. Мы стали по-другому относиться к своей стране, задумались, какое у нас лицо. Негодяев можно играть и здесь — коррумпированные и продажные чиновники есть во всех странах. Но когда в кинопроизводстве стали акцентировать внимание именно на том, что ты русский, а значит, плохой по определению, я перестал соглашаться на эти роли, мои коллеги тоже.
Так было не всегда. Помню, когда мы только начали выезжать за границу, я стеснялся говорить по-русски. И не потому, что меня не поймут… Сейчас я говорю на родном языке спокойно, вижу, как наши люди идут по Лондону и спокойно болтают на родном языке. Мне становится очень странно, когда я встречаю в аэропорту Хитроу какую-нибудь девушку, которая явно русская, но начинает выкобениваться и говорить по-английски со мной или с работниками российской авиакомпании. Она и английский-то еле-еле выучила... Я перестал стесняться того, что я русский, и вы не стесняйтесь тоже.
— Одна из главных тем этой осени — приговор Михаилу Ефремову. Одни его осуждают, другие жалеют, все-таки алкоголизм — это болезнь. Какой позиции придерживаетесь вы?
— Это большая беда и трагедия для семьи погибшего Сергея Захарова. Миша тоже попал в ужасное положение. Но я бы не стал осуждать его огульно... Кто у нас не выпивает? Наверное, в России меньше 1% тех, кто вообще не пьет и не курит. Лишь они имеют право сказать: «Ты алкоголик!» Все остальные употребляют. Другое дело — в какой степени? Я и сам подвержен — тоже люблю выпить. Но, конечно, садиться за руль в таком состоянии недопустимо. У меня эта ситуация вызывает ужасное сожаление и сочувствие, в том числе к Мише. Ведь не только семья Захарова потеряла своего отца и мужа…
— В августе СМИ писали, что лечится от алкоголизма и Александра Захарова. Также поговаривают, что ее положение в «Ленкоме» при Марке Варшавере очень непростое…
— Саша не пьет вообще. Это какой-то бред. Я давно ее знаю: не только по работе в театре последние семь лет, а вообще. Это очередной вброс на тему, которую у нас очень любят мусолить. То, что в театре нет полноценного руководства после ухода Марка Анатольевича, — это правда. Действует только коллегиальная группа, вроде художественного совета. Марк Варшавер как был директором, так им и остался — но они ведь всю жизнь с Марком Анатольевичем работали вместе.
Да, идет переделка репертуара, восстанавливаются старые спектакли Захарова. Какие-то постановки снимают, например «Попрыгунью» с моим участием, на которую я и был приглашен в «Ленком». Видимо, люди, которые взяли на себя миссию определять художественный облик театра, посчитали, что этот спектакль не имеет сегодня значения для общего репертуара. Это их право.
— Как думаете, Александра Захарова нуждается в защите?
— Не знаю… Саша Захарова замечательная актриса, ведущая артистка «Ленкома». С уходом Марка Анатольевича она всё равно занимает в этом театре свое заслуженное место.
— Вы однажды сказали, что очень изменились за эти годы — в чем-то разочаровались, с чем-то примирились. С чем это связано?
— Не то что разочаровался — просто ко мне пришло понимание каких-то вещей. К примеру, можно мечтать, но твоя мечта необязательно должна осуществиться. Само состояние мечтания является элементом, толкающим тебя вперед. Мечтать полезно. Раньше я думал иначе: мечтал о чем-то конкретном, и, если это не осуществлялось, меня постигало большое разочарование.
В какой-то момент пришло осознание того, что всё скоротечно: твои дети растут быстро, ты стареешь быстро… Приходит новое поколение и говорит тебе: «Эй, дедушка, давай-ка подвинься!» 30 лет назад я этого не ощущал, потому что сам, наверное, был этим толкающим каких-то дедушек. Но сегодня я всё это чувствую на себе.
— Вам от этого страшно?
— Если бы у меня было ощущение, что я в этой жизни не осуществил чего-то, о чем мечтал, наверное, мне было бы страшно. Просто от того, что времени на осуществление не осталось. Но поскольку я в этом смысле самодостаточный идиот и мне всего хватает, то не страшно. Наоборот, понимаю, что сделал многое из того, о чем думал и чего хотел.
— Как думаете, с годами вы стали лучше?
— Лучше никто не становится — это идиотизм. Я тоже не стал. Хотелось бы верить, что стал не хуже.