Лирический антигерой: турецкая валюта устремилась в пропасть
Курс турецкой лиры снова обрушился. На этой неделе, несмотря на усилия турецкого ЦБ и правительства удержать доллар на отметке в 6,85 лиры, он пробил уровень в 7 лир, достигнув очередного исторического максимума. Попытка удержать лиру от дальнейшего обвала стоит властям республик всё больше. За несколько месяцев они потратили около половины своих валютных резервов и общий их объем является смехотворным для такой большой экономики. Валютный кризис в Турции грозит как минимум масштабной девальвацией, эффект от которой затронет всех соседей страны, включая и Россию.
Многие годы Турция считалась образцовым примером для развивающихся стран вообще. Темпы роста экономики редко опускались ниже 5%, и реформы, предпринятые в 2000-е годы, обеспечили небывалый рост благосостояния в этой стране. По ВВП на душу турки далеко ушли от своих ближневосточных соседей и смогли опередить даже некоторые европейские страны, что еще лет 30–40 назад трудно было и вообразить.
Однако это стремительное развитие имело свою цену. Большинство успешных развивающихся стран поднимаются за счет экспорта и, как правило, имеют солидный торговый профицит. Наиболее характерный пример — государства Восточной Азии. Стабильное превышение экспорта над импортом создает необходимый финансовый ресурс, часть которого реинвестируется в собственную экономику. Напротив, Турция многие годы жила с сильным платежным дефицитом. Скажем, в 2016 году он составил $33 млрд, а в 2017-м — 47 млрд. Это очень много — номинальный ВВП на тот момент располагался в районе $850 млрд. Таким образом, платежный дефицит составлял более 5%. Для сравнения США, где дефицит невероятно драматизировался в политике и стал одной из причин развязывания торговой войны с Китаем, он едва ли достигал 3%.
Одновременно Турция имела невероятно низкую норму сбережений (еще один внутренний источник для капиталовложений). В 2000-е годы она составляла 16–17%, а в 2010-е опустилась до 13–14%. Это очень мало даже для развитой страны, которая ввозит капитал и имеет развитый кредитный рынок. Скажем, в среднем по еврозоне этот показатель равен 22%, а, скажем, в Швеции — 27%. В развивающихся странах данные показатели почти всегда заметно выше: в Китае норма сбережений достигает 50%, в России равна 28%, в Таиланде — 32%. С таким низким уровнем сбережений ключевым источником инвестиций для Турции являются иностранные вложения и кредиты, причем взаймы банки и компании республики, как правило, берут в иностранной валюте.
Такое сочетание условий все последние десятилетия создавало сильнейшее давление на лиру. После денежной реформы 2005 года курс составлял $1,34 за лиру. К 2016 году доллар вырос до трех лир, после чего ослабление лиры только ускорялось. Параллельно разгонялась инфляция, достигнувшая 12%. Кризис грянул в 2018 году, когда внешний долг страны достиг 450 млрд, из которых почти 200 млрд нужно было погасить в течение года. Несмотря на отчаянные усилия государственных финансистов, им пришлось девальвировать лиру, но даже это не спасло страну от кредитного сжатия, коллапса рынка недвижимости и резкого замедления экономического роста — с 7,5 до 2,8% в 2018 году и до 0,9% в 2019-м.
Полного экономического краха два года назад удалось избежать. Однако все нерешенные с тех пор проблемы были просто положены в долгий ящик. Норма сбережений осталась низкой, счет текущих операций по-прежнему располагался в глубоко отрицательной зоне. Вдобавок ко всему резко (до 3% ВВП, что для Турции многовато) увеличился еще и бюджетный дефицит в рамках предпринятых мер по поддержке экономики. Всё это никак не могло обеспечить макроэкономическую стабильность, необходимую для равновесия валютного курса и национальной экономики в целом.
Возможно, в других обстоятельствах новый кризис удалось бы отложить на несколько лет. Но тут случилась глобальная эпидемия и всеобщий карантин, который ударил так или иначе по всем секторам экономики. Но сильнее других пострадал туризм, являющийся для республики жизненно важной отраслью, приносящей в год около $35 млрд или свыше 5% ВВП. Более того, с точки зрения валютной выручки эта отрасль еще важнее, поскольку эти деньги необходимы для закрытия хотя бы части дыры в счете текущих операций. Начиная с марта иностранный туристический поток в Турцию устремился к нулю и, судя по всему, весь туристический сезон в этом году пропадет. А это значит, что экономика страны недосчитается львиной доли из этих $35 млрд.
Ничего удивительного, что коронавирус успешно обвалил лиру еще весной. Попытка удержать национальную валюту под потолком в 6,85 лиры за доллар успехом не увенчалась — в мае была пробита отметка в 7 лир. Всего с начала года лира подешевела почти на 20%. В июне ее падение удалось притормозить, но в середине июля на слухах о второй волне эпидемии она продолжила свободное падение, сейчас достигнув уровня 7,3 лиры за доллар.
Турецкий ЦБ всё это время опустошал карманы, пытаясь поддержать национальную валюту. Только весной на эти цели ушло свыше $40 млрд, а всего с начала года было потрачено около 60 млрд. Продажей валюты занимается не только государство, но и банки, находящиеся под контролем правительства. В последние несколько недель они продавали в среднем по миллиарду долларов в день. Общие валютные резервы ЦБ Турции всё еще значительны, хотя и они сокращаются (с начала года на $17 млрд, до 89 млрд). Однако если взять только чистые резервы — то есть за вычетом валюты взятой взаймы или полученной по своп-линиям — они будут находиться в отрицательной зоне. По оценке Financial Times, чистые резервы Турции на этой неделе составили минус $32 млрд.
Штаб-квартира Центрального банка Турецкой Республики в Анкаре
Разумеется, так дела не могут делаться бесконечно. Несмотря на жесткие ограничения со стороны регуляторов на «короткие» продажи лиры, давление на валюту будет усиливаться и дальше, тем более что источников притока иностранных дензнаков в страну на горизонте пока не видно. Аналитики допускают, что деньги у Турции кончатся уже к концу лета. В этом случае у Анкары не остается никакого другого выхода, кроме полноценной девальвации — на десятки процентов или даже в разы, — которая неизбежно приведет к резкому обвалу спроса и ускорению спада в экономике.
Который и без того ожидается немалым. По нынешним прогнозам, ВВП может сократиться на 5%, но многие из них делались еще до летнего обвала лиры. Турция рассчитывает на быстрое восстановление экономики в 2021 году, однако учитывая развитие событий в мире, закладываться на это не стоит — оптимистические прогнозы о стремительном посткризисном росте сейчас повсеместно меняются на более мрачные. Ощутимый выигрыш Турция пока получила только благодаря резкому падению цен на нефть, но одно только снижение стоимости продукции ТЭК неспособно компенсировать катастрофическое падение в других отраслях.
Резкая девальвация лиры и острый экономический кризис в Турции почувствуют и ее соседи, причем не все последствия для них будут такими уж негативными. Если смотреть на перспективы России, то очевидно, что отечественные туристы будут рады дешевой лире, которая сделает их традиционный отдых на курортах Антальи более доступным. Непростая экономическая ситуация сделает Анкару наверняка более сговорчивой и в вопросах энергетической политики — той отрасли, где России и Турции удается поддерживать вполне успешный диалог.
В то же время российские экспортеры могут немало потерять при девальвации лиры. В первую очередь это касается поставщиков зерна. В последнее время Турция стала одним из крупнейших покупателей российской пшеницы — только в первой половине аграрного сезона она ввезла 5,3 млн т зерновых. Падение курса может побудить Анкару сократить зарубежные закупки, которые станут слишком дорогими. С другой стороны, российское зерно входит в число наиболее дешевых в регионе, так что снижение спроса отнюдь не гарантировано.
Радоваться чужим неприятностям все-таки не стоит. Кризис в Турции может спровоцировать эффект домино на всех развивающихся рынках, вокруг которых сейчас складывается неопределенная ситуация. Достаточно вспомнить, как в 1997 году крах таиландского бата запустил масштабный восточноазиатский финансовый кризис, который спустя год докатился и до Москвы, выразившись в дефолте 17 августа 1998 года.
