Слабое звено: новый валютный кризис в Турции грозит дефолтом
Турция оказалась в числе главных пострадавших от эпидемии коронавируса в Европе. По числу зараженных она находится на девятом месте в мире, и эпидемиологический пик едва ли пройден. Но еще большую тревогу вызывает состояние экономики страны. Международные резервы государства стремительно падают вместе с курсом лиры, а объем валютных кредитов, которые компаниям страны нужно погасить в ближайшие 12 месяцев, превышает четверть ВВП. Турция имеет шанс стать первым государством, которое объявит дефолт из-за коронавируса.
Турецкую экономику сильно лихорадило все последние годы. Валютный кризис 2018 года оказался неожиданным для властей, но вполне предсказуемым, учитывая прежнюю финансовую политику — слишком мягкую и игнорирующую все возможные риски. В результате кризиса, связанного с оттоком капитала, разорились сотни крупных бизнесов, а лира в течение 2018 года подешевела к доллару в полтора раза (на пике в сентябре 2018 года — почти в два). Тогда впервые аналитики заговорили о возможности дефолта, но к концу года ситуацию удалось стабилизировать благодаря драконовским мерам, включая повышение ставки выше 20%. Ценой, которую пришлось заплатить за эту стабилизацию, стал экономический рост в 0,9%. Сама по себе цифра могла бы считаться неплохой, если бы не рост населения страны (включая миграцию беженцев из Сирии), который существенно обгоняет темпы экономического развития.
Сирийские беженцы в Турции
Как бы то ни было, но к началу текущего года Турция начала постепенно восстанавливаться от кризиса, когда навалилась новая напасть. С начала года лира обвалилась на 15%. Чуть-чуть ситуацию смягчило лишь то, что эпидемия ударила до начала туристического сезона, в результате потери от коронавирусного кризиса пока оказались меньше, чем могли бы быть.
Турецкую экономику в ряду относительно успешных развивающихся стран выделяет одна особенность. Если большинство других государств схожего уровня развития являются в первую очередь экспортно ориентированными и имеют крупный профицит платежного баланса, то в Турции ситуация противоположная. Несмотря на то что страна является крупным экспортером, ее баланс — хронически отрицательный. В 2017 году он составил $47 млрд (13% ВВП), в 2018-м, на фоне обвала лиры, — $27 млрд. Разница компенсируется заимствованиями из-за рубежа. На данный момент общий объем внешнего долга (государственного, частного и корпоративного) составляет около $450 млрд, или без малого 60% ВВП.
На долю государства приходится сравнительно немного: весь госдолг не превышает 30% ВВП, а чистый, за вычетом активов, — менее 8%. Это очень неплохой показатель для развивающейся страны, однако привычка местных компаний финансироваться за счет валютных займов делает национальной экономику подверженной, как говорят экономисты, «внешним шокам».
В настоящий момент ситуация выглядит особенно острой, из-за того что очень большая часть задолженности — краткосрочная. В ближайшие 12 месяцев турецким резидентам нужно будет выплатить $172 млрд. Эта сумма не покрывается международными резервами страны, составляющими на сегодняшний день $89 млрд. Чистые же резервы за вычетом международных обязательств, составляют всего $27 млрд, из которых свыше 90% — заимствования у местных коммерческих банков в рамках своп-программ. Без их учета ЗВР Турции опускаются к крошечным $1,5 млрд — это явно не та сумма, с которой страна может уверенно готовиться встречать кризис.
Для пополнения быстро тающих валютных запасов руководство Турции рассчитывало организовать своп-линии с государствами G20, прежде всего со странами ЕС и США. Однако на данный момент эти переговоры успехом не увенчались. Кроме того, такой шаг может оказать лишь временный эффект, тогда как проблемы в экономике и финансовой системе Турции будут усиливаться в течение многих месяцев.
Согласно исследованию Morgan Stanley, соотношение международных резервов Турции к объему необходимого внешнего финансирования оказалось самым низким в группе сопоставимых развивающихся государств — ниже, чем у Аргентины, Пакистана и ЮАР. Отметим, что эти три страны также не являются образцом финансовой и макроэкономической стабильности.
Международные инвесторы хорошо видят образовавшиеся риски. Стоимость кредитных дефолтных свопов (CDS), являющихся инструментом хеджирования опасности суверенного дефолта, составили для Турции 631 пункт к началу апреля. Другими словам, рынок оценивает шансы республики прекратить выплаты по обязательствам в 6,3%. Этот показатель уже выше уровня на пике кризиса 2018 года и пока уступает лишь катастрофическим цифрам октября 2008 года.
Кризисная ситуация в определенный момент может дойти до того, что Турции срочно потребуется заем от МВФ. В истории республики такого не было еще никогда. Представители руководства страны пока заявляют, что такой нужды нет. Однако и до пика финансового кризиса Анкаре пока еще далеко.
Потенциал ухудшения ситуации серьезный. Во-первых, вскоре начнется туристический сезон, который в этом году может быть почти полностью отменен, если эпидемия не пойдет на спад в ближайший месяц. Но даже в этом случае туристический поток будет, вероятно, меньше, чем в предыдущие годы. Это означает, что турецкая экономика недосчитается миллиардов долларов (в последние годы валютная выручка туриндустрии составляла около $30 млрд) и валютный кризис обострится. Вторая проблема связана с резким снижением спроса на турецкую продукцию за рубежом из-за наступления глобальной рецессии.
Если экспортно ориентированные экономики действуют по принципу «в любой непонятной ситуации девальвируй валюту», то для Турции такой подход может оказаться чреватым — хотя лира и так просела в последние месяцы. Дело в том, что слишком сильный рост курса доллара и евро для полагающихся на валютное финансирование турецких предпринимателей будет убийственным. Равно как и для местных банков, выдавших им кредиты в иностранной валюте.
Сложная ситуация на валютном рынке является одной из причин, почему президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган предложил пока очень скромные меры борьбы с надвигающейся рецессией. 18 марта Эрдоган выступил с антикризисной программой, предполагающей расходование государством эквивалента $15 млрд, что составляет лишь 2% от ВВП. Турецкий бизнес пишет открытые письма с просьбой увеличить объем стимулирующих мер, но пока государство предлагает гражданам помочь себе самим и поддержать экономику личными взносами (по примеру самого Эрдогана, который пожертвовал семью месячными зарплатами). Такая осторожность понятна, поскольку лишней валюты в стране нет, а просто напечатав лиры, можно устроить обвал курса.
Шаткое положение Турции делает ее одним из слабых звеньев мировой экономики. ВВП страны достаточно велик — достигает $750 млрд. В случае если Анкара допустит дефолт или ее экономический спад окажется слишком сильным, цепная реакция может пойти по всему региону Ближнего Востока и за его пределы.
