«Раневскую тоже считали сукой, но она защищала искусство»
Свое 55-летие народная артистка России Юлия Рутберг отметила на даче в кругу близких друзей. Ей нравится жизнь, когда есть результаты, она готова отдыхать только с перспективой забитого графика впереди, и больше всего звереет от непрофессионализма. Об этом и многом другом актриса рассказала «Известиям» накануне круглой даты.
— 55 лет — красивая дата. С какими мыслями вы к ней подходите, что значат для вас эти две пятерки?
— Это просто цифры. Присматриваюсь к ним лишь с точки зрения, сколько у меня сил. Кто-то даже в молодости инертен и стар, а кто-то и в 80 зажигает. Я таких людей знаю, поражаюсь их энергии, работоспособности, коэффициенту полезного действия. Ведь важно не просто взбивать воздух, но и стремиться к каким-то результатам.
Мне нравится жизнь, когда есть результаты. Это не отменяет того, что у тебя что-то не получается, ты можешь стучаться не в ту дверь, можешь экспериментировать. Никогда не прогнозирую тотальных успехов, «Оскаров», премий и так далее, но всегда понимаю, что у меня есть возможность взвесить все за и против того, что я затеваю, в чем собираюсь участвовать. Мне кажется, что 55 лет в моем случае — рубеж золотого сечения. Я уже умудрена опытом, но пока не старый человек, у меня много энергии. Надо этим активно пользоваться.
— Программа вашего моноспектакля «Тринадцать вопросов к Ахматовой» помимо всего прочего включает десять мифов о ней. А какие мифы ходят о Юлии Рутберг? Хотели бы вы какие-то из них навсегда развенчать?
— Ходит миф, что я сука конченая. На самом деле это неправда. Его придумали недовольные люди, которые чаще всего являются дилетантами, а я зверею от непрофессионализма. А когда призываю их соответствовать своей должности или просто быть ответственными, потому что я имею свое мнение и мужество говорить им правду, то это вызывает с их стороны сильный резонанс.
— Это очень обидный миф.
— Не считаю, что мне надо как-то меняться. Фаину Георгиевну Раневскую тоже считали сукой, но она всячески, как Монблан, стояла на защите рубежей искусства, не допуская пошлости, халатности, искажений слов автора, небрежности. Мне кажется, что это очень важно — быть порядочным по отношению к делу, которым ты занимаешься, иметь внутреннюю культуру. Надо понимать, что ты не один, что это неправильно — приносить свои внутренние проблемы на работу. Следует быть интеллигентным человеком и все свои беды переживать внутри себя. Это элементарная порядочность, потому что рядом такие же люди, у которых масса собственных проблем.
Второй миф связан с тем, что все мои дети и внуки живут в Америке. Никто из них там не живет и не жил. Мой сын работает в Москве. Когда он учился в «Сколково», то ездил в Англию и в Америку на практику. Внуки учатся в столичной школе.
И миф номер три — в интернете пишут, как меня все бросили в жизни. Хочу сказать: господа, это совсем не так. Раз вы не можете поймать меня за пятку и сказать какую-то гадость по поводу моей профессии или моего поведения, значит, вы решили воспользоваться такой терминологией? Для меня это смешно. Поскольку я знаю, как было на самом деле, живу спокойно, весело и по-прежнему сохраняю прекрасные отношения со всеми людьми, которые были со мной рядом.
— Есть мифы, которые вам, напротив, нравятся?
— Мне нравится, что меня называют победительницей, стальной женщиной, хотя это и не имеет ко мне отношения. Просто у меня есть характер, а наличие характера важно и в профессии, и в жизни. Также нравится миф, что я очень стильная женщина, что я self-made woman с прекрасными традициями. Еще нравится, что меня называют «золотым голосом России».
Актриса Юлия Рутберг на ежегодном российском книжном фестивале на Красной площади
— Эта внутренняя сила никогда не мешала вам как женщине?
— Думаю, что мешала, но я привыкла отвечать за людей, которые рядом. Наверное, иногда я перебирала с точки зрения собственной инициативы. Жалею ли об этом? Скорее нет. Иногда я ропщу, думаю: «Господи, когда же это кончится?» Но так делать не надо, потому что Господь всегда дает по силам. Помогать людям, как-то поддерживать их — это важно, чтобы самому ощущать себя человеком. Важно уметь тратить свое время на чужие проблемы, потому что когда для человека не существует чужих проблем, он придет к тому, что его собственные будут всем окружающим по барабану. Либо он будет всё покупать. Но купить за деньги истинное внимание, нежность, любовь, сострадание и милосердие невозможно.
— Об Ахматовой вы однажды сказали, что она прожила огромную жизнь не только по количеству отпущенных лет, но и по интенсивности перемен, свидетелем которых была. Как бы вы описали свою жизнь?
— Наверное, я бы описывала от борта, как это делают в бильярде. Написала бы о людях, с которыми общалась, мне с ними за 55 прожитых лет очень повезло. Мне выпала честь работать и соприкасаться с таким цветом российского искусства, что это невероятный счастливый билет. Я родилась в совершенно уникальной семье, у меня были потрясающие учителя.
Горжусь тем, что, будучи воспитанной моими родителями в их системе ценностей, будучи очень похожей на папу как внутренне, так и внешне, я прохожу свой путь, у меня абсолютно своя дорога, я привыкла быть сотворцом своей судьбы. I did it my way — значение этих слов я понимаю очень хорошо.
— Напомните, пожалуйста, что было важным во времена ваших родителей.
— Во главу всегда ставили человека, общение, развитие, желание делиться своими мыслями. Было стыдно быть неучем, не читать, плохо писать сочинения, ведь сочинение — это и есть твои собственные мысли. Не было никаких «кнопок удовольствия», в театры прорывались, на одной ноге могли стоять. Ходили на концерты, потому что было стыдно быть дуболомом. Собирались, делали спектакли сами, писали сценарии, устраивали литературные вечера. Все друг другу бросались помогать, потому что дружба и была самой ценностью. Не обращали внимания на прикиды — наряды не были пропуском в другую жизнь. Был анекдот такой: «Говорят, что встречают по одежке, а провожают по уму, поэтому меня отдубасили дважды».
Хотелось что-то делать, свершать, куда-то карабкаться, развиваться, ездить в Питер, чтобы попасть в Эрмитаж. Бесконечные разговоры, обсуждения, мысли, мысли, мысли... Конечно, мы влюблялись, мальчики ухаживали за нами, при этом учились хорошо, всё успевали. Была такая многомерная многослойная жизнь. Конечно, мы ценили и материальное — иногда позволяли себе поесть слипшихся пельменей в «Метелице» и выпить какой-нибудь кофе. Он, конечно, был такой же кофе, как я Красная Шапочка, и всё равно это было что-то! Тогда всё было замешано на душе, а сейчас на калькуляторе.
— Раньше вы чаще снимались в кино, а в последние годы с головой погрузились в театр. Почему?
— Театр всегда был для меня важнее. Ну и как-то в меньшей мере мной стали интересоваться, вероятно. На всё подряд я не соглашаюсь, а на что-то мне интересное меня не утверждают… Не ощущаю своего бедственного положения по этому поводу, хотя кино надолго покидать нельзя, будешь растренирован. Думаю, когда всё начнет в полной мере функционировать, мне надо будет развернуться и в эту сторону тоже.
— Хочу проверить вас на знание современных понятий. Итак, молодежь страдает от депрессии, верит в позитивную психологию, записывает видео в TikTok, проходит «марафоны желаний» и ищет секреты сохранения энергии. Что-то из этого списка вам знакомо?
— Ну, депрессия накатывает на всех, просто надо уметь себя тормозить и идти дальше. Слава богу, что из разных ситуаций меня научил вытаскивать себя за волосы барон Мюнхгаузен, я его очень люблю. К тому же у меня есть работа, а дисциплина труда мобилизует, приходится ограничивать себя в депрессивных проявлениях.
В позитивный настрой я очень верю. Человек может себя контролировать, настраивать, перекоммутировать. Секреты сохранения энергии у каждого свои, а что такое «марафон желаний», не знаю, как не знаю, что такое TikTok. На «тик-так» я бы еще как-то отреагировала — сказала бы, что человек живет по часам.
Юлия Рутберг (Медея) и Григорий Антипенко (Язон) в сцене из спектакля по пьесе Жана Ануя «Медея» режиссера Михаила Цитриняка в Государственном академическом театре имени Евгения Вахтангова
— Как вы провели самоизоляцию?
— С одной стороны, меня остановили, как скоростной поезд, нажали на стоп-кран. Первые дней десять вообще не понимала, что происходит. Когда приехала на дачу, вставала с утра и по 8–9 часов разбирала книги, фотографии, архивы, мыла и убирала всё вокруг — делала то, до чего руки давно не доходили. Потом начались дожди, у меня появилось ощущение, что я стала жить по Маркесу — «Полковнику никто не пишет» — и что эти «Сто лет одиночества» будут продолжаться не знаю сколько.
Приятно и радостно, что провела столько времени с семьей — мы так давно не виделись, а теперь всё делаем вместе: и ругаемся, и целуемся, и обнимаемся, и поем, и танцуем, и за грибами ходим, и цветы сажаем. Мы все как-то переплелись душами за это время.
Слава богу, сейчас лето, вокруг много зеленого, много света и цветов. От этого, конечно, легче, поэтому я пребываю в очень хорошем состоянии. К тому же меня официально отправили в отпуск, и я понимаю, как это прекрасно — не работать осознанно. Как только мне объявили, что осенью мы открываем сезон и у меня в сентябре гастроли, я успокоилась, потому что вольготно и радостно отдыхать можно только с перспективой забитого графика впереди.
Юлия Рутберг родилась в семье заслуженного деятеля искусств Ильи Рутберга. Окончила театральное училище имени Щукина (мастерская Анны Казанской). С 1988 года работает в Театре имени Вахтангова. Сыграла в сотне фильмов и телесериалов, в числе которых: «Расстанемся, пока хорошие», «Закат», «Похороны Сталина». Лауреат российских театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот».
