Природный газ как энергоноситель сохраняет стратегические форвардные позиции в мире. Этому способствуют не только начавшийся этап роста глобальной экономики после кризиса и всё более стремительная урбанизация планеты, но и его преимущества в плане экологичности в сравнении с углем, а также высокий уровень запасов.
И что касается резервов газа, то здесь, замечу, приток актуальных новостей всё выше. Скажем, сейчас в фокусе повышенного внимания отраслевых игроков — планы освоения гигантского месторождения углеводородов «Южный парс», расположенного в центральной части Персидского залива в ста километрах от иранского побережья, содержащего до 8% мировых запасов природного газа. Его Тегеран хоть и делит с Дохой, но пропорции таковы: из почти 14 трлн куб. запасов газа лишь до 2 трлн сосредоточено в территориальных водах Катара, а остальной ресурс — свыше 12 трлн куб. — под контролем Ирана.
Причем «Южный Парс» содержит и нефть — по предварительным оценкам, около 14 млрд баррелей черного золота залегает в нефтяном слое. А в середине мая был экспортирован первый груз сжиженного нефтяного газа (LPG), полученного в рамках 15-й и 16-й фаз освоения месторождения.
Россия тоже намерена поучаствовать в разделе этого углеводородного «пирога»: СМИ анонсировали, что «Газпром» планирует уже в первых числах июня в рамках Петербургского экономического форума подписать соглашение с иранской нефтегазовой госкорпорацией NIOC о строительстве завода по производству сжиженного газа (СПГ) в Иране, ресурсной базой которого должно стать именно месторождение «Южный Парс».
Но здесь надо четко понимать, что Иран все-таки наш стратегический соперник на углеводородной карте мира и одновременно — серьезный политический и геополитический союзник. Поэтому необходимы выверенные балансы: чтобы российские финансовые и технологические интервенции в топливно-энергетический комплекс Тегерана в рамках поддержки политической кооперации сторон не вредили в целом национальному энергетическому комплексу. Очевидно же, что отвлечение капиталов в международные альянсы сужает возможности развития внутренних отраслевых проектов, которых у нас профицит. К тому же надо учесть и сценарий возможной необратимости последствий для ТЭК РФ от «подпитки» своего энергетического конкурента на мировой арене.
Поэтому, скорей всего, тандем «Газпрома» с Ираном по СПГ-заводу пока будет оформлен как некий меморандум о намерениях, а не жесткий контракт. Видится, это оптимальный ход и задел на перспективу. Тем более что крупные отечественные энергохолдинги уже собрали солидный портфель собственных будущих СПГ-проектов в географическом периметре РФ, поэтому и концентрировать силы им предпочтительней на родине.
Еще одним важным событием на предмет оценки глобальных перспектив газа стал представленный в конце мая главой «Газпрома» Алексеем Миллером доклад «Природный газ как целевое топливо будущего». Выступление прошло в рамках ежегодного Международного делового конгресса в столице Австрии. Миллер задействовал «венскую площадку» для мировой пропаганды газа и позиционирования голубого топлива как наиболее перспективного.
В частности, в докладе подчеркнуто, что глобальная экономика уже сделала свой выбор в пользу газа, который должен стать основой построения энергетики будущего.
— С технологической и экологической точки зрения газ имеет все предпосылки к тому, чтобы стать целевым топливом для будущего Европы и для будущего мира, — заключил Миллер.
Однако топ-менеджер росхолдинга в ходе выступления посетовал, что, несмотря на очевидные преимущества природного газа и возможности его использования во многих отраслях народного хозяйства, существуют определенные сложности с точки зрения позиционирования газа в политических кругах и перед регуляторами.
И эта критическая ремарка Алексея Миллера в адрес евробюрократов весьма уместна: ведь общеизвестно, что политические преграды со стороны Брюсселя не позволяют «Газпрому» нормально вести бизнес в Европе.
Правда, пока положение госконцерна на газовом рынке в странах Старого Света стабильно. Поставки российского газа европейским потребителям с начала 2017 года выросли более чем на 13%, или на 9 млрд куб. в абсолютном выражении.
Важный момент и в том, что Еврокомиссия (ЕК) в мае завершила сбор комментариев от заинтересованных участников европейского рынка по предложениям «Газпрома» в рамках урегулирования давнего антимонопольного дела, начатого еще в 2012 году, — регулятор подозревал росхолдинг в злоупотреблении доминирующим положением на рынках газа Центральной и Восточной Европы и установлении «несправедливых» цен. В 2015 году концерну было выдвинуто официальное уведомление о претензиях.
Сейчас «Газпром» продолжает плотно взаимодействовать с ЕК. 29 мая зампредседателя правления холдинга Александр Медведев встретился с еврокомиссаром по конкуренции Маргрет Вестагер. Оглашение итогов встречи, как обещал «Газпром», должно было многое прояснить.
Пока конкретики не слышно: официально прозвучало только то, что стороны «в ближайшие недели будут вести технические переговоры и оценивать реакцию рынка на антимонопольные предложения российского холдинга». Хотя Медведев и отметил, что беседа с Вестагер прошла в позитивном ключе и позволила договориться о механизмах совместной оценки.
Но газовый диалог с ЕК о конкурентных нормах — это все-таки частность. В концептуальном смысле Россия по-прежнему нацелена на сохранение своей ключевой роли в формировании стратегии мирового рынка голубого топлива и ставит на развитие экспортного формата «Восток–Запад» — Китай может получить наш первый трубопроводный газ уже в 2019 году. Что сильно диверсифицирует экспортные риски РФ.
Автор — руководитель аналитического управления Фонда национальной энергетической безопасности
