«Вокруг меня постоянно был праздник, а закончилось все разочарованием»

Группа «Черный кофе» отмечает 30-летие своего самого успешного в истории отечественной металлической музыки альбома «Переступи порог». В СССР он разошелся почти двухмиллионным тиражом. Именно в эту пластинку вошел незабвенный хит «Владимирская Русь». Перед концертом в столичном клубе YotaSpace с бессменным лидером группы Дмитрием Варшавским пообщался обозреватель «Известий».

— Ты ожидал тогда, в 1987-м, что альбом «Переступи порог» произведет такой фурор?

— Немного удивился, конечно. Но с другой стороны, что-то подобное можно было предположить. Годом раньше появился наш магнитоальбом «Светлый металл», и народ принял его на ура. К моменту записи диска «Переступи порог» у нас начались неимоверные гастроли по стадионам, дворцам спорта. Мы видели, какой ажиотаж сопровождает каждое наше выступление.

— На благосостоянии твоем такой успех заметно отразился?

— Да, безусловно. Если раньше мы получали в месяц примерно как среднестатистические советские специалисты — рублей 150–200, то после выхода пластинки стали как профессора зарабатывать.

— И на что хотелось тратиться?

— А у меня и сомнений не было: естественно, на покупку новых гитар.

— Искал их у фарцовщиков на Неглинной, рядом с известным музыкальным магазином?

— Нет, на Неглинной ширпотребом, в моем понимании, торговали. Гитар, которые меня интересовали, возможно, на весь Советский Союз было штук десять. Приходилось обзванивать знакомых коллег, получать от них какие-то «наводки» на нужных людей. Когда мы стали очень популярными, ко мне уже сами приходили за кулисы перекупщики, показывали «специальный товар» или говорили, что могут достать под заказ.

— Вы же числились филармоническими музыкантами, не пробовали что-то через госканалы приобрести?

— Мы работали от Марийской филармонии, у которой особых возможностей не было (улыбается).

— Зато вашим директором являлся известный Ованес Мелик-Пашаев. Предприимчивый товарищ...

— Он показывал нам какие-то каталоги, мол, давайте попробуем заказать, кто-нибудь привезет. Но так ничего особенного и не смог. Мы всё сами делали.

— Согласись, активные филармонические администраторы, тот же Мелик-Пашаев, Матвей Аничкин, Виктор Векштейн, в середине 1980-х точно уловили тенденцию и быстро собрали из музыкантов советских ВИА несколько удачных «металлических» коллективов.

— Просто они обратились к тем исполнителям, которые и так уже работали в нужном направлении. Мы не были в чистом виде эстрадными ансамблями. Да, работали по филармоническому концертному плану, но и тогда играли в своей программе несколько вещей, выбивавшихся из стилистики официальной эстрады. А прозорливые администраторы, которых тоже было по пальцам пересчитать, это отслеживали, поскольку хотели иметь у себя группу, на которую пойдет молодежь. Таким образом я получил предложение от Мелик-Пашаева.

— А имиджем вашим кто занимался? Надо же было соответствовать: лосины всякие, начесанные хаера, напульсники с шипами и прочее?

— У меня лосин и браслетов не было. Только какие-то яркие кожаные прикиды. Потом нам в филармонии сшили костюмы, похожие на глэм-роковые наряды.

— Ты поглядывал, что происходит у конкурентов — «Арии», «Мастера», «Круиза»?

— Нет, незачем было отвлекаться. Радовало, что создается такая индустрия. А конкуренция практически отсутствовала. Происходил мощный всплеск металлической музыки, и публики хватало на всех.

— Есть версия, что лафа для советских металлистов стала заканчиваться, когда в Советский Союз повезли «фирму». Приехали «Скорпионс», Карлос Сантана, «Юрай Хип», а потом уж и крупные фестивали начались с «Металликой», AC/DC, Оззи Осборном, «Бон Джови», «Скид роу», «Синдереллой» и т.п. Зрители увидели другой уровень исполнения той же музыки и отечественные эрзацы потеряли актуальность?

— Это не так. «Скорпионс», вспомни, приехали впервые в 1987-м, то есть фактически параллельно с подъемом нашей популярности. Западный металл у нас слушали и раньше, знали его вдоль и поперек. Но это не мешало продвигаться советским металлическим командам. К тому же мы ездили-то по всему СССР, а те, кого ты упомянул, не дальше Москвы и Питера.

— Вы понимали, что уступаете в мастерстве своим западным коллегам?

— Нет. Я вот сходил тогда на «Юрай Хип» и разочаровался. Хотя эту группу просто обожал. Я учился в школе на Кутузовском проспекте, у многих моих одноклассников родители были дипломатами, и нам попадали все нужные пластики. И Wonderworld от «хипов» была одной из моих первых и любимых. До сих пор ее люблю. Но на концерте в Москве в «Олимпийском» у них был скверный звук. Им поставили аппаратуру, на которой можно, наверное, сносно озвучить зал на 1,5–2 тыс. мест, но не стадион.

— На пике своей популярности ты позволял себе эпатажные жесты? Ну типа аренды лимузина для приезда на концерт или ванны с шампанским в гостинице?

— До такого я не дошел, ибо вообще не склонен к каким-то бесноватым поступкам. Просто я зарабатывал столько, что мог позволить каждый день водить друзей по ресторанам, устраивать банкеты. Вокруг меня всё время праздник был, ну и, как следствие, постоянно появлялись новые приятели. А закончилось всё полным разочарованием — как во многих людях, так и в перспективах музыкальной карьеры.

В начале 1990-х в России появилась индустрия поп-музыки. Оказалось, что можно создавать дешевые в плане промоутерских затрат фонограммные проекты, которые приносят большую выручку. Забавно, что на концерты таких групп отчасти приходила та же публика, что прежде ходила к нам. В 1990-м или 1991-м году «Черному кофе» даже поступило предложение поехать в совместный стадионный тур с группой «Мираж». Но мне это показалось уже чересчур.

Тогда же возникли разные конкурсы красоты, масса других гламурных мероприятий, куда меня приглашали просто одного, с гитарой. Как раз вышел мой хит «Леди осень». Я пел одну эту песню и получал в десять раз больше, чем за целый концерт с группой. Это меня доконало, и я решил уехать в США, чтобы постигать там в музыке то, что проходило мимо меня здесь.

— И за океаном ты увиделся со многими из твоих коллег-знакомых, уехавшими чуть раньше: Юрием Чернавским, Жанной Агузаровой, Сергем Сарычевым…

— Да, пересекался со всеми, а с Сарычевым виделись практически ежедневно, у нас были похожие интересы, одинаковая страсть к музыкальным новинкам, инструментам...

— Не планировали сделать что-то совместно и так продвигаться хотя бы среди русскоязычной диаспоры?

— Нет, все занимались своими делами. Да я и не рассчитывал на концертную деятельность, когда уезжал в Штаты. Но сложилось так, что я встретил заинтересованного человека, Рафаэлу Дэли, которая стала моим менеджером. Пригласила каких-то продюсеров, они меня послушали, сказали: да, это нормальный уровень. И я записал программу на английском языке. Всю Америку с ней проехал. Потом студию свою открыл.

— Почему же ты вернулся в Россию?

— Я прожил в США семь лет, сделал там всё, что мог, и узнал всё, что хотел. В 1996 году мы там с Матвеем Аничкиным уже русскоязычный альбом записали. И нужно было тогда поехать с ним по России. Но Зосимов отговорил Аничкина от работы со мной. Видимо, Борис ревниво ко мне относился, из-за того что не сложилось наше с ним сотрудничество.

Аничкину Зосимов сказал, что «Черный кофе», металл, хард-рок — уже неактуально. Надо рэпом заниматься и т.п. В итоге Матвей круто просчитался. Не прошло и двух лет, как опять собралась «Ария» и стала зарабатывать очень успешно. А мы тот момент упустили.

Я приехал сюда позже, в 1998-м, и стал всем заниматься самостоятельно. Решил: буду играть по клубам, сочинять и записывать новые песни, набирать новых поклонников. Скоро 20 лет, как длится этот этап моей карьеры. И публика откликается...