Игорь Чапурин: «Мода — это не искусство, а индустрия»

4 апреля на сцене Мариинского театра состоится премьера балета «Мечтатели». Костюмы для танцовщиков создал модельер Игорь Чапурин. Корреспондент «Известий» расспросила художника о впечатлениях от работы.

— Почему вы взялись за театральный проект?

— Началось всё с того, что я сделал костюмы для Олега Меньшикова в трех спектаклях Театра имени Моссовета. Постепенно от драматического театра я перешел к балетному. В Большом сделал десять спектаклей и как художник по костюмам, и как сценограф — занимался декорациями. Горжусь, что до сих пор остаюсь единственным русским фэшн-дизайнером, который был допущен в этот храм искусства. Из моих коллег там работали только Ив Сен Лоран, Живанши и Пьер Карден.

Но всегда нужно двигаться дальше и расширять свой творческий спектр. Поэтому я начал работать с Мариинским театром. В этом проекте мне надо объединить мысли молодых постановщиков и музыку Duft Punk. Очень амбициозная и сложная задача. Я живу этим делом сейчас, каждый день общаюсь с артистами, примами Мариинки, со всеми, кто создает спектакль.

— Кроме Мариинского театра в прошлом сезоне вы работали и в Большом театре: в марте Светлана Захарова вновь вышла в ваших костюмах на историческую сцену в программе Amore.

— Да, это моя предыдущая работа, которой я тоже горжусь. Светлана Захарова — мой друг, одна из самых прекрасных балерин в мире. Проект Amore создали для нее три хореографа из разных стран мира. Это три мини-спектакля. Мне приятно, что эта работа идет в Большом театре, она красивая, эмоциональная. Но самое главное, что Свете удалось в трех ипостасях быть разной.

— Вы будете продолжать работу с Большим театром?

— Для меня это большое счастье, честь и ответственность, поэтому я не спешу делать много в театре. Глава Большого Владимир Урин сказал мне: «Игорь, никогда не надо в театре ничего торопить, у тебя должен родиться твой хореограф, который с тобой сольется в творчестве, либо твоя балерина, и это всё приведет к чему-то новому». Света Захарова привела меня к проекту Amore, прекрасный импресарио из Нью-Йорка Cергей Данилян, с которым мы много работали на Западе, привел меня в Мариинку...

Уверен, что не только в Большом театре, но и в мире будет еще немало хореографов и танцовщиков, с которыми я смогу создать что-то новое. Я много сделал спектаклей и в Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, в Италии и Франции. Опыт огромный, и я очарован той легкостью, с которой дружу с театром, именно дружу, а не работаю.

— Вернемся к вашей основной профессии​​​​​​​. Чем нас удивит ваша новая коллекция? Как надо будет одеваться осенью-зимой 2017 года?

— Наша коллекция будет «чапуринской» — очень сложного кроя, с нестандартными цветовыми решениями, со смыслом и своей героиней. Мы предполагаем, что сезон-2017/18 будет временем прекрасной эклектики, но с очень четкими, простыми формами, с многослойностью и сложным сочетанием цветов.

— Когда вы выходите на улицу и видите окружающих людей, вам нравится, как они одеты? Есть ли сдвиг в лучшую сторону?

— Я много езжу по стране, сложно сказать, где я не был. И по жизни я очень толерантный человек, у меня нет задачи кого-то оценивать. В то же время я общаюсь с большим количеством людей и, конечно же, как дизайнер визуально их воспринимаю. Могу сказать, что стиль россиян меняется в лучшую сторону. Это происходит благодаря большому количеству глянца, с помощью которого у людей появились новые ориентиры. Возможно, они не всегда правильно их считывают, не всегда верно и деликатно принимают советы журналов. Но желание быть красивыми всё пересиливает.

Человека нельзя заставить выглядеть так или иначе, это идет от воспитания, семьи либо от собственного стремления. Не могу сказать, что миссия фэшн-дизайнера в том, чтобы изменить человечество.

— В чем же она?

— Мы всего лишь даем возможность людям узнать наше видение мира, а они уже либо подключаются, либо отстраняются. Есть множество модельеров, кто-то делает классику, кто-то неоклассику, эклектику, кто-то «живет» в минимализме... Мне как художнику нынешнее время не очень интересно. Сейчас настало «время всего». Это можно сравнить с  едой, в которой 101 ингредиент, и ты уже не понимаешь, какой же из них главный. В моде — примерно так же: перемешаны все стили и направления. Конечно, человек путается в этом и от свободы теряет свое лицо. То, что мы видим на подиумах Милана, Нью-Йорка, Парижа, — это миллиард совершенно разных идей, которые опровергают друг друга.

— Поэтому глупо спрашивать, что сейчас модно?

— Да. В какой-то степени я буду лукавить, если начну вычленять что-то. Конечно, удел фэшн-журналистов и критиков после всех недель мод выделить основные тенденции, которые объединяют дизайнеров. Мне кажется, что люди так или иначе продолжают искать удобство и комфорт, любят натуральные ткани, стремятся к «неунынию», чтобы уйти от негатива, и очень хотят в цветах или рисунках найти что-то светлое. Это преобладает и будет преобладать. Если же говорить о силуэтах и пропорциях, то каждый здесь развивает свой собственный стиль.

— Что происходит с модной индустрией в России? Вы верите в импортозамещение на российском рынке?

— Мода — это не искусство, а индустрия. В России во время перестройки вся легкая промышленность была уничтожена. Сейчас она постепенно возрождается, поэтому дизайнеры будут у нас востребованы. В этом плане можно говорить об импортозамещении. Но покупателям необходимо предоставить выбор, брать российскую или итальянскую рубашку. Другое дело, что качественная одежда должна стоить адекватно, быть доступной, чтобы покупка приносила удовольствие, а не стресс. Когда государство поставит такую задачу, тогда серьезные российские дизайнеры станут столь же влиятельны, как Армани был в Италии, а Ральф Лорен — в Америке.

— Как вам удается совмещать бизнес и творчество, такие разные области?

— Мой дед был крупнейшим специалистом по переработке льна в Советском Союзе. Он открывал комбинаты, начинал с нуля. Партия его отправляла, например, в Киргизию, он создавал там производство, затем переезжал куда-то еще, и так работал по всей стране. Я считаю его великим человеком. Имея сегодня свою небольшую компанию, не понимаю, как дед справлялся с руководством сотнями тысяч людей. Моя мама пришла на большую трикотажную фабрику закройщицей, а завершила карьеру там же, но членом совета директоров. Так что мне есть на кого равняться.