От Венеции до Кадикса: путем первых гардемаринов России
В феврале 1717 года царь Петр I из Амстердама отправил находившемуся в Венеции русскому агенту Петру Беклемешеву рескрипт, в котором сообщал, что из Голландии отправляются 27 русских гардемаринов, желающих пройти службу в военном флоте Венецианской республики. Беклемешеву предстояло добиться распределения прибывших на военные галеры республики «без потеряния времени».
Гардемарины в России к тому моменту существовали всего год — звание было учреждено Петром I в 1716 году. Пройдет еще свыше 250 лет, и гардемаринов прославит одноименный советский многосерийный фильм, превратив молодых военных моряков в воплощение романтики, идеализма и благородства не только русского военного флота, но и российской армии. Однако в реальности гардемаринам, которых долгое время причисляли к рядовому составу, приходилось наравне с матросами выдерживать все тяготы службы, а свои первые подвиги российские гардемарины, чтобы набраться опыта и знаний, совершили в составе иностранных флотов.
«В бою как солдаты, в ходу как матросы»
В 1715 году в Петербурге была создана Морская академия, корпус которой находился недалеко от того места, где теперь стоит Зимний дворец. Основной костяк слушателей составили выпускники действовавшей в Москве Математико-навигацкой школы, прибыли также учащиеся Новгородской и Нарвской навигацких школ. Большинство из них были дворянами. Именно для выпускников академии в 1716 году Петр I учредил позаимствованное у французского флота звание гардемарина, которое в переводе означало «морской гвардеец».
Морской устав Русского флота, созданный в 1720-м и определивший жизнь русских моряков на последующие сто лет, относил гардемаринов к рядовым. По сути, они были офицерами-практикантами, поэтому совмещали службу с учебой. В плавании гардемарины исполняли обязанности матросов с условием, что четыре часа в день они будут осваивать обязанности других офицеров — при этом больше всего времени, полтора часа, отводилось на занятия со штурманом, по часу — на занятия по управлению кораблем и работу с пушками, полчаса — на изучение мушкета. В бою гардемарины распределялись по корабельным пушкам для помощи канонирам. «В бою как солдаты, в ходу как матросы», — гласил устав.
По правилам, введенным Петром I, претендовать на офицерское звание гардемарины могли только после двух плаваний — в чинах старшего и младшего гардемарина. После смерти императора требования были ужесточены: дослужиться до мичманского чина молодые моряки могли лишь спустя семь лет службы. А поскольку гардемарины числились морскими гвардейцами и были детищем Петра I, до получения офицерского чина они носили мундиры одного из любимых императорских полков — Преображенского.
Однако в начале XVIII века ни специалистов, ни знаний молодому российскому флоту пока не хватало и Петр I, по своему обыкновению, для достижения наилучшего результата в самые короткие сроки (ждать царь не любил) прибегал к помощи заграничных морских корпусов и даже флотов, отправляя туда гардемаринов для прохождения обучения и знакомства с морской службой на практике.
Путешествие «дворянских детей»
В 1774 году, уже при Екатерине II, к российскому полномочному министру в Испании Степану Зиновьеву обратился глава испанского Морского корпуса, расположенного в Кадиксе. Испанец сообщил, что в корпусе составляется галерея наиболее выдающихся выпускников, и попросил помочь с информацией о дальнейшей судьбе российских гардемаринов, зачисленных в испанских Морской корпус в 1719 году. К письму был приложен список из 22 имен.
Зиновьев, заинтересовавшись вопросом, отправил список в Россию. В результате выяснилось, что российские гардемарины, о которых шла речь, еще до своего приезда в Испанию успели побывать в Дании, Голландии, Франции и Венеции.
Эскадру из 13 кораблей, которая должна была доставить в Копенгаген для дальнейшего распределения «лучших дворянских детей», по личному распоряжению Петра I снарядили в 1716 году. На борт в том числе поднялись молодые князья Хованский, Волконский, Несвицкий и Белосельский. В переписке между государем и чиновниками именно участники этого плавания именовалась «первыми российскими гардемаринами».
В дорогу князьям и «дворянским детям» был назначен паек из сухарей, круп, гороха, вина, вяленой рыбы и ветчины, а также жалование — по 2 рубля 40 копеек на человека в месяц (800 г хорошей говядины в Петербурге тогда стоило 3 копейки).
Их история, основанная на архивных документах и дневнике одного из гардемаринов, будет впервые описана в журнале «Русский вестник» лишь в 1875 году.
«Существенный кураж в случае корабельной баталии»
Отправка на учебу за границу в те годы считалась не столько честью, сколько тяжким и опасным бременем. Боялись разлуки родственники, да, возможно, и сами учащиеся, не зря. Из 20 гардемаринов, отправившихся тогда в плавание, не все вернулись назад, но чести гвардейского мундира они не уронили.
Венеция в тот момент вела войну с Турцией, а потому российские моряки республике пришлись кстати — долго добиваться их распределения на военные галеры Беклемешеву не потребовалось. Позднее в аттестате, выданном им при отпуске с венецианской службы, было отмечено, что гардемаринам удалось показать «существенный кураж в случае корабельной баталии венецианского флота с флотом турецким, бывшей 19-го июля 1717 года в порте Пагания, в заливе Елеус, а также при взятии двух фортец: Превезы и Воницы; и еще при осаде Венецианами крепости Дульциньо».
Большинство же погибших гардемаринов, сведения о которых дошли до XIX века, погибли уже позднее. И часто при весьма неожиданных обстоятельствах.
Так, Василий Квашнин-Самарин, еще не добравшись до испанского Кадикса, был обнаружен заколотым шпагой на узких улочках греческого Корфу. Расследование, проведенное властями Венеции (к флоту которой был приписан Самарин), быстро установило, что в ночь перед тем он в кабаке играл в карты за отдельным столом со своим сослуживцем и соотечественником Алексеем Арбузовым. Сличение шпаги Арбузова с фрагментом клинка, оставшимся в ране на теле Самарина, а также следы крови, обнаруженные на платье Арбузова, быстро показали, что он и был убийцей. Гардемарин был заключен под стражу в Венеции, откуда, впрочем, быстро бежал и вскоре самостоятельно вернулся в Россию.
Князь Андрей Прозоровский тогда же, на Корфу, удалился в расположенный на греческой горе Афон монастырь. Спустя несколько месяцев его друг из числа гардемаринов, Семен Мордвинов, продолживший службу, получил через незнакомого ему человека письмо, в котором Прозоровский сообщал, что принял монашеский постриг.
Мольба гардемаринов
Однако тех, кто, пройдя службу в Венеции, добрался до Морского корпуса в Кадиксе, ждало разочарование. Применения в реальных боевых действиях, в отличие от Венеции, для них не нашлось. А без знания испанского языка ежедневные теоретические занятия математикой оказались бессмысленными. Не прельщали их также ни фехтование, ни «смешные для степенных русских военных людей прыжки в уроках танцев». Вдобавок ко всему гардемаринам запрещено было встречаться вне академии, а средства на жизнь подошли к концу.
Один из гвардейцев, Иван Аничков, вскоре сошел с ума и «содержался в крепости, ибо делал непорядки и говорил вздор». Болезнь и смерть другого гардемарина, 21-летнего князя Алексея Белосельского, переполнила чашу терпения остальных. У постели умирающего они написали слезное прошение ведавшему их делами в России графу Федору Апраксину.
«И в венецианской службе были мы в крайнем убожестве, ежели 6ы житья там нашего продолжилось, могли бы от скудости пропасть; а ныне приключилась и здесь великая нужда, ничем не меньше прежней: первое, что голодны, второе, что имеем по одному кафтану, а рубашек и прочего нет. Всепокорно и слезно молим вашего сиятельства, умилосердись, государь, над нами, чтобы нам не пропасть безвременно. Соизволь доложить Его Царскому Величеству, чтобы нам быть в службе, а не в академии, и определил бы Его Царское Величество жалованье, чем бы можно нам содержаться», — говорилось в нем.
В феврале 1720 года в Петербурге, тщательно изучив письмо, Адмиралтейств-коллегия и граф Апраксин постановили, что после четырех лет плавания гардемарины могут следовать домой. Большинству из них по возвращении были немедленно присвоены чины унтер-офицеров.
После Петра I
Гардемарины как будущая элита флота оставались в центре внимания все время царствования Петра I — при нем число их в российском флоте достигало 300 человек. Однако спустя два десятилетия после смерти императора, к середине XVIII века, российский флот начал постепенно приходить в упадок — тяготы и опасности морской службы, несмотря на всю романтику, привлекали немногих.
Штат гардемаринов был сильно сокращен, однако они продолжали существовать. Так, примерно на эти годы приходятся события, описанные в культовом советском телефильме «Гардемарины, вперед!». Многие из его персонажей являются реальными историческими личностями — речь идет в том числе о Лопухине, Бестужеве и красавице Анастасии Ягужинской. Однако главные герои — учащиеся московской навигацкой школы, поставлявшей кадры для петербургской академии, Корсак, Оленев и Белов, — персонажи вымышленные. И даже быт их, по мнению историков, не соответствует реалиями того времени: учитывая, что речь шла о курсантах, ни о какой романтической вольнице в действительности в жизни настоящих гардемаринов речи не шло.
«Гардемарины, по сути, являлись стажерами-практикантами, служившими на кораблях либо в береговых учреждениях Морского ведомства перед производством в офицеры. На суше этому чину соответствовали подпрапорщик (по сути, переходный чин от унтер-офицера к офицеру) либо юнкер. Более того, строевая дисциплина в XVIII веке была более чем суровой, поэтому ни о каких длительных отлучках из стен не могло быть никакой речи», — отмечает историк Николай Манвелов в своей книге «Обычаи и традиции Российского императорского флота».
Вскоре штат гардемаринов был сокращен до одной Гардемаринской роты, вошедшей в состав Морской академии, а в 1752 году — упразднена и сама Морская академия. Ее воспитанники влились во вновь созданный Морской шляхетский корпус. Впоследствии, вплоть до начала XX века, гардемарин как строевое звание то упразднялось (и переходило обычным воспитанниками нового морского корпуса, которые во флот выходили уже мичманами), то возвращалось — последний раз в истории Российской империи это произошло в 1906 году, когда во флоте появились «корабельные гардемарины».
Однако престиж «мореходного» образования в России со временем был возрожден — обучение в Морском кадетском корпусе в разное время проходили не только известные российские флотоводцы и художник-маринист Василий Верещагин, но также композитор Николай Римский-Корсаков и даже составитель «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль, вошедшие, таким образом, в число российских гардемаринов.
