Юрий Вяземский: «Проблема молодежи — бесконечные тусовки в соцсетях»

«Умницы и умники» — одна из самых популярных телепрограмм для юношества — вступила в юбилейный 25-й сезон. С ведущим цикла, писателем, философом, профессором МГИМО Юрием Вяземским встретился обозреватель «Известий».

— Вы на протяжении многих лет общаетесь с подростками, студентами. Как, на ваш взгляд, изменилось подрастающее поколение?

— От моих сверстников нынешнее поколение отличается честностью и прямотой. Наше поколение росло в другой, несвободной стране. Нас с детства учили врать по определенным темам. Поэтому современные молодые люди мне нравятся гораздо больше.

Но есть и существенный минус — нынешнее поколение меньше ориентировано на знания, сейчас молодежь больше хочет быть успешной, зарабатывать много денег. И в выборе работы они стремятся найти ту, которая будет больше оплачиваться. Мы же искали в первую очередь интересную работу, и потом только смотрели на зарплату.

— Ваше поколение не было зависимо от виртуальной реальности...

— Как таковые гаджеты тут ни при чем. По телефону можно спокойно общаться. Но раньше, когда люди были вынуждены больше переписываться, они лучше владели русским языком. И если вы сравните стиль обычных людей конца XIX века с современными тенденциями, то, уверяю, такого письма не найдете даже у самых именитых писателей. Сейчас писатели владеют русским языком хуже, чем простые люди позапрошлого века.

А проблема у молодежи другая: бесконечные тусовки в социальных сетях. Они не общаются, не встречаются, не заглядывают друг другу в глаза. И, заметьте, они не фотографируют, они фоткают! Вроде обычное слово, но за этим скрывается глубокий пласт. Это новое мышление — фоткать всё, что увидел, и сразу это выкладывать. Эта пустота, суета, тусовня производит грустное впечатление. И этим же убивается полет, свойственный юношеству. Нет романтизма какого-то... Но это в общей массе — конечно, есть и те, кто стремится к знаниям. И книги читает, пусть и электронные.

— А вы какие предпочитаете читать — электронные или бумажные все-таки?

— Только бумажные. Я не привык к электронным, да и без того много времени каждый день провожу за компьютером. А с книгой — и глаза отдыхают, и шея, да и сам я просто расслабляюсь за таким чтением. А вот мой сын, ему почти 40 лет, как раз предпочитает электронные книги. Вот она, разница в поколениях. И вообще неважно, какую книгу ты читаешь, главное, чтобы книга была хорошая.

— Что же такое хорошая книга?

— Это книга, написанная знающим автором, который может что-то сообщить читателю. На мой взгляд, современная литература всё больше уходит в коммерцию, меньше внимания уделяется человеку, его проблемам, переживаниям. Например, писатель Захар Прилепин произносит прекрасные речи, но литература у него какая-то очень мрачная. Современная литература уже не хочет писать о человеке, она хочет писать о превращении человека в «черную обезьяну» (название романа Захара Прилепина. — «Известия»).

Для меня в художественной литературе главное то, что обозначал еще Достоевский,  — открыть тайну человека. Ответить на вопросы, разобраться в тонкостях, или, как говорил Данте, «литература существует, чтобы вести человека через ад, через чистилище в рай». Сейчас такого, увы, нет.

— Какой век переживает сейчас русская литература?

— Если бы такой вопрос мне задали непосредственно после прочтения «Дня опричника» (сочинение Владимира Сорокина. — «Известия»), то ответ был бы, что литература идет куда-то в пятую точку. То, что там описывается, то, чем всё это «пахнет», иначе охарактеризовать нельзя.

Есть авторы, которые пытаются стать настоящими, писать о том, что должен показывать писатель по призванию. Но у них не получается, в этом проблема. Просто Бог не дал. Поэтому они идут по простому пути. Описать настоящую любовь очень сложно, для этого нужен талант. И написать так, чтобы это было интересно читать. А описать грех очень просто.

— Но аудитории нравится, эти книги популярны…

— А вы уверены, что это — аудитория? Это не аудитория, это «пипл». А он, как известно, «хавает». Мне сложно рассуждать о современной прозе, которая сейчас продается. Сорокин, Пелевин, Прилепин — я читаю их сам. Пытаюсь понять, зачем они так всё убивают, почему вместо человека хотят увидеть животное, почему видят только отрицательные стороны.

У нас был золотой век литературы, потом серебряный, потом наступил медный. А сейчас я даже не знаю, как определить этот металл. Это то, из чего создан компьютер, телефон, планшет. Пластик, композиты. Нынче композитный век литературы. Это явление мы прослеживаем во всех других мировых литературах.

Основное содержание золотого века — поднятие вопросов, которые потом звучат столетиями. Такие вопросы поставили Толстой, Достоевский. А сейчас писатели тусуются и колбасятся. Я говорю в первую очередь о тех, кто на слуху. Возможно, есть другие, кто пишет что-то хорошее, что-то достойное, но я о них не знаю.

Россия — страна загадочная, всё может измениться в любой момент. Но если гении и появятся, то уже на другой почве. Я пока не вижу возможности поставить вечные вопросы снова. Это вопросы, которые не имеют ответов, поэтому звучат постоянно.

— Как вы относитесь к использованию мата в художественных произведениях?

— Вообще к мату я отношусь достаточно хорошо. Но это все-таки разговорная речь, у нас нет традиции письменного мата. Встречающиеся у великих классиков подобные произведения — скорее шутка. Мат требует определенной ситуации, а если «блин» употреблять через каждое слово, то это не мат — это сор. Матерный язык — виртуознейший, образнейший, им надо уметь пользоваться, а это не все умеют.

— А вы употребляете эту лексику?

— Иногда я так высказываюсь, но это редчайший случай. Бывают ситуации, когда без мата не обойтись.

— Кого вы могли бы назвать любимым писателем?

— Однозначно Достоевского. Ему очень легко подражать, но невозможно научиться задавать те вопросы, которые он поднимал. Он задавал вопросы всему миру.

— Над чем вы сейчас работаете?

— Это большой роман, к которому я готовился три года. Он будет состоять из трех книг. Действие первой половины романа происходит в IX веке, а вторая — наша современность. Больше не скажу…