«Нельзя победить коррупцию в отдельно взятом доме»

Девятого декабря отмечается Всемирный день борьбы с коррупцией. Многие организации и ведомства, призванные искоренять это явление нашей жизни, уже подводят итоги за год. О том, что мешает победить коррупцию, чем отличается борьба с ней от борьбы с коррупционерами и для чего нужен общественный контроль в этой сфере, в интервью обозревателю «Известий» Олегу Фочкину рассказал председатель правления межрегиональной общественной организации «Комитет по борьбе с коррупцией», советник главы Росалкогольрегулирования (РАР) по вопросам противодействия коррупции Анатолий Голубев.

— Сколько человек обращаются за год в «Комитет по борьбе с коррупцией» с жалобами?

— Мы давно не считаем, после 100 тыс. обращений бросили. В среднем 25–30 человек в день. Но лишь одно-два обращения связаны с реальными проблемами. А в других случаях — это субъективное мнение. Например, человек считает, что судья неправильно вынес решение не в его пользу, значит, ему дали взятку. Но если судить по материалам дела, судья просто не мог вынести иного решения.

Важно другое — люди стали писать не только о личном, но и о государственных проблемах, даже вносят свои предложения. Не всегда правильные, но главное, что людей эта проблема стала волновать как своя собственная. Они включаются в процесс создания системы борьбы с коррупцией. А это большая подвижка.

— В своем послании Владимир Путин заявил, что борьба с коррупцией — «это не шоу, она требует профессионализма, серьезности и ответственности», и в таком случае она даст результат и «получит осознанную, широкую поддержку со стороны общества». А нужен ли общественный контроль в такой деликатной сфере?

— У нас огромное количество всевозможных организаций, которые объявили себя борцами с коррупцией. Они часто собираются, что-то обсуждают, принимают решения. На самом деле совершенно непонятно, что они делают и делают ли вообще. 90% переписывают друг у друга предложения и тезисы, только меняют в «шапке» название организации. У нас есть институт общественного контроля, но нет действенного механизма, по которому он мог бы работать. В итоге мы получаем отдельные эпизоды, вокруг которых создается информационный шум, и коллективную безответственность. Все головами на заседании покивали, несогласных выкинули и продолжают дальше заседать. Но это помогает легализовать те действия, которых в реальности, может, и не было.

— Что вы имеете в виду?

— Отчет, например. Написали, что провели ту или иную проверку, а на деле ничего не было. Нам часто приходится сталкиваться с тем, что пишут одно, а в действительности совершенно другое. Если мы вернемся к вопросу практического участия гражданского общества в этом процессе, то не найдем ни одного примера масштабной работы по предотвращению коррупции. В лучшем случае — это отдельные факты проявления коррупции, но ведь если коррупционная сделка уже свершилась, то это то, что проморгали, и никакой заслуги в этом нет — так как с коррупцией можно бороться только методом предотвращения. Вот на этой волне наш комитет и пришел в РАР, где была введена должность общественного советника руководителя по вопросам противодействия коррупции. Появилась возможность напрямую обо всех таких фактах докладывать ему, минуя все инстанции, нередко заинтересованные в сокрытии того или иного факта.

— За сокрытием таких фактов всегда стоит коррупция?

— Мы не знаем — за деньги или как-то еще. Но если приходит жалоба на какой-то завод, на него можно отправить проверку, и завод останется без лицензии, на возвращение которой может уйти до 50 млн рублей. И ясно, что директор с радостью отдаст 10 млн, чтобы эта информация до руководства просто не дошла. С точки зрения бизнеса это выгодно.

Я в такой схеме не заинтересован, потому что не имею возможности повлиять на решение руководителя и не являюсь участником рынка алкогольной продукции, я их не знаю. Ко мне никто из них с деньгами не придет.

Мы создали в РАР общественную приемную, где бесплатно работают наши юристы и адвокаты. Затем мы провели для сотрудников РАР в ЦФО образовательный семинар совместно с Высшей школой экономики. Потом провели аналогичную встречу с производителями алкоголя в округе. Это был семинар по борьбе с коррупцией. И теперь с 2017 года будем проводить аналогичные семинары по всей стране. Мы объяснили производителям, что ходить за помощью к посредникам бессмысленно, всё равно узнаем и будет только хуже. Также поговорили и с сотрудниками, пояснив, что общаться с предпринимателями по поводу сокрытия каких-то нарушений за деньги — чревато. Они все знают мой телефон. И если вы вдруг им называете стоимость своих услуг, имейте в виду — они перезвонят мне, и всё закончится плохо.

— На практике это дало какой-то результат? В цифрах, фактах?

— Конечно. И далеко за примерами ходить не надо. Сегодня ночью в общественную приемную из Крыма пришло сообщение, что рядом с таким-то складом стоит «КамАЗ», забитый контрафактной водкой, — до 5 т. В молочном холодильнике тоже всё забито левой водкой. И в ближайшее время товар будут развозить по торговым точкам. Я тут же позвонил, и сейчас на этом объекте работают представители Росалкогольрегулирования совместно с правоохранительными органами.

Если говорить более широко, то за год было выявлено и ликвидировано более 160 нелегальных цехов и заводов. По данным на октябрь 2016 года, изъято более 39 млн л нелегальной продукции, более 3 млн 500 тыс. бутылок готовой контрафактной продукции, более 1116 единиц основного технологического оборудования предприятий-нарушителей демонтировано и направлено на ответственное хранение до решения суда.

Теперь предприниматели понимают, что можно работать на доверии, а не молчать о контрафактном товаре. К тому же мы имеем право не называть заявителя, чтобы не ставить его под удар. Так заработала наша модель «власть–бизнес–общество». Ей уже год.

Мы начали сотрудничество с РАР 7 декабря 2015 года. Руководством Федеральной службы по регулированию алкогольного рынка было принято решение о введении обязательной процедуры общественного заверения отчета о реализации антикоррупционной политики. С персональной ответственностью вместо коллективной безответственности. И главное, что в процессе пришло понимание разницы между борьбой с коррупцией и борьбой с коррупционерами.

— Но это алкогольный рынок — слишком узкий сегмент. А коррупция есть и в других отраслях.

— Эту модель можно внедрить во всех сферах жизни. Мы просто создали прецедент. Думаю, что в случае успешной апробации эта модель может быть интегрирована и в другие сферы экономики. Внедрение антикоррупционных технологий в любую отрасль экономики повышает ее эффективность.

— Для искоренения коррупции делается многое, задержания проходят каждую неделю и на самом высоком уровне, а взятки как брали, так и берут. В чем причина?

— Пока у нас есть телефонное право, а личное мнение или желание условной «паспортистки» или «министра» верховенствует над законом, ничего не изменится. Они не должны иметь возможности осуществить свое желание по тому или иному вопросу, если оно вне рамок существующих законов. У нас ведь огромное количество отсылочных норм и инструкций, дающих возможность для разнообразных коррупционных лазеек.

А то так и будет: можем дать педофилу восемь лет строгого режима, а можем — семь лет условно. За кражу миллиардов поместим под домашний арест и потом отпустим, а за 100 тыс. рублей отправим гнить в СИЗО. И всё по закону. То есть всё зависит от конкретного лица и его желания.

— Какая сфера в нашем обществе самая коррупционная?

— Всё взаимосвязано. Водитель дал взятку гаишнику, тот — врачу, и пошла цепочка. Есть компании, которые хотят выиграть тендер и несут кому-то откаты. Это бесконечный процесс. Нельзя победить коррупцию в отдельно взятом доме, квартире или отрасли. Можно делать что-то точечно. Но это не значит, что завтра придут другие службы и комиссии и не потребуют своей мзды.

Все механизмы борьбы с коррупцией должны внедряться во всех областях. Мы вводим системы электронных документов, а часть остается в ручном управлении. И всё сводится на нет. 39 подписей под разрешением убрали, а пять оставили. И эти пять могут столько стоить, что лучше бы оставили те 39.

Если возвращаться к произошедшим изменениям, то главное то, что обсуждение всех этих тем стало возможным в обществе. И не только разговоры ведутся, но и до конкретного дела дошло. Стали понимать, что борьба с коррупцией — это не разрушение, а тяжелая работа. Это не пиар, а созидание, а это всегда тяжело. Легко посадить чиновника, а вот сделать так, чтобы его преемник даже не думал повторить «подвиг» предшественника, намного сложнее.