Морские просторы и корабельные снасти. Фотолента
Решение открыть выставку великого мариниста именно в конце июля (время, традиционно считающееся «мертвым сезоном») кажется вдвойне логичным. Во-первых, конкуренция почти нулевая — Бакста в Пушкинском музее большинство любителей живописи уже посмотрело. А во-вторых, москвичам, не сумевшим в этом году выбраться на море, водные стихии Айвазовского хоть отчасти заменят недосягаемые Турцию и Египет (виды которых, кстати, художник тоже рисовал).
По всем прогнозам, эта экспозиция должна стать в полном смысле слова народной: Айвазовского у нас любят ничуть не меньше Серова. Окажутся ли готовы к напору ценителей прекрасного двери Третьяковки — покажет время (выступая перед журналистами, директор ГТГ Зельфира Трегулова еще раз подчеркнула, что выводы из январского ажиотажа были сделаны), но уже понятно, что масштаб этого события действительно огромен.
Сложно поверить, что известный каждому мало-мальски образованному человеку и имевший множество прижизненных персональных выставок Айвазовский после смерти почти не удостоился серьезных ретроспектив, которые бы отражали его творчество действительно многосторонне. Тем не менее это так. Поэтому новый проект ГТГ — не только исправление исторической несправедливости, но и попытка заново познакомить зрителей с Айвазовским.
Основа экспозиции — 120 живописных полотен, на большинстве из которых (но далеко не на всех) изображено столь любимое художником море.
— В изображении морской стихии Айвазовскому не было равных, — подчеркивает куратор выставки Галина Чурак. — При всей масштабности его работ в них чувствуется удивительная легкость. Казалось, он импровизировал на холсте.
Здесь — главные шедевры (гигантские «Девятый вал» и «Волна» из Русского музея), множество первоклассных среднеформатных работ, в том числе из частных и зарубежных коллекций, и даже пара совсем миниатюрных вещей, умещающихся на ладони и представленных скорее в качестве свидетельства того, что Айвазовский работал не только в монументальном жанре.
Среди собственных полотен Третьяковки особый интерес вызывает «У берегов Кавказа» (1885), отреставрированное специально к выставке. Мы видим типичную для Айвазовского сцену кораблекрушения: от накрененного, уже начавшего тонуть парусника уплывает спасательная шлюпка. Она вот-вот налетит на огромные черные скалы, которые почти сливаются с грозовым небом. Главная загадка картины — источник света, прорезающего облака и окрашивающего море: то ли вспышка молнии, то ли солнечный свет, обещающий скорый конец бури.
Экспозиция выстроена не по хронологическому принципу, а по темам: на одной стене — картины с изображением Константинополя, на другой — виды российских приморских городов и военных эскадр (Айвазовский был художником Главного морского штаба). Есть даже серия аллегорических изображений: «Хождение по водам», «Всемирный потоп» и почти абстрактное «Сотворение мира». Интерес художника к библейским сюжетам станет открытием для широкой публики, хотя и здесь на первый план выходит водная стихия, так что в определенном смысле это тоже типичный Айвазовский.
Отдельную группу составляют работы без моря. Но даже на них водный элемент в том или ином виде присутствует: на «Зимнем обозе в пути» (1857) в стороне от основной композиции изображен колодец, вокруг которого разлита вода. В ней, наряду с удивительным небом и тенями, главная прелесть полотна.
Еще одна сцена — «Император Александр II на зимней прогулке по льду Невы» (1890). Стремительно летящие царские сани встречает поклоном работник, вырезающий глыбы льда. Переливы зеленовато-голубоватых оттенков на ледяных блоках контрастируют общей серовато-тусклой палитре.
Некоторые полотна кураторы выставки смело объединяют в триптихи или целые циклы, даже когда на то нет формальных причин. Например, «Буря на Азовском море в апреле 1886 года», «Морской вид при луне» и «Корабли в бурном море. Восход солнца» внезапно оказываются как будто единым целым. Дополняют основную экспозицию графика и акварели (в том числе прекрасный цикл минималистичных набросков маневров Черноморского флота, приехавших из музея-заповедника «Петергоф») и собрание исторических раритетов, призванных погрузить нас в мир художника.
Это корабельные принадлежности первой половины XIX века (подзорные трубы, штурвал, глобус и пр.), фотографии, письма, наградные грамоты и прочие артефакты — еще один штрих к масштабному портрету гения, сделанному Третьяковкой.
