Геннадий Печников: «Сквернословие на сцене — это опошление театра»

Российский академический молодежный театр (РАМТ) отмечает 95-летие. А его старейшина Геннадий Печников готовится встретить 90-летний юбилей. С народным артистом России встретилась корреспондент «Известий».

— Старейший актер Молодежного театра. Нет ли в этом диссонанса?

— Можно сказать иначе: вечно молодой Печников в молодом театре (смеется). Какая старость!? Никакой старости нет.

— Когда вы пришли в РАМТ?

— В 1948-м. Год проработал во МХАТе и ушел оттуда. Когда я сидел в зрительном зале МХАТа, то смотрел на артистов на сцене, как на божество. Млел. А потом и сам оказался в этом театре. Мне дали роль какого-то военного. Надели шинель и сказали: «Пройди из одной кулисы в другую». Я шел и думал: «И ради этого я торчу во МХАТе? Когда же будем играть? Когда я выйду в серьезных ролях с Масальским, Кторовым — с великими актерами?»

— Рассчитывали, что недавнему студенту дадут главную роль?

— Нет. Но я хотел играть, а не ходить. А мне говорили: «Ну вот, молодой актер пришел. Поболтается годика два, а там посмотрим».

— Вы решили не болтаться?

— Боже упаси! Это самое драгоценное время. Мне 21 год, всё кипит, горит. Такая школа за плечами, потрясающие учителя. И тут поступило предложение пойти в Центральный детский театр. Прихожу, а там уже наших полкурса, в том числе красавица Валерия Миньковская. Потом я на ней женился.

— В ЦДТ вас хорошо встретили?

— Радушно. Я им говорю: «Не знаю, пригожусь ли вам. Нас не учили играть кошек, мышей, тараканов». «Да нет, что вы, — отвечают мне. — Вот пьеса «Не было гроша, да вдруг  алтын» Островского. Прочитайте и выбирайте, какая вам роль больше нравится». Исполнитель роли Баклушина Строев был уже в возрасте, его роль я и стал играть. Он потом всё время говорил, что я его подсидел. Но я был счастлив. Островский — мой любимый автор.

— Кошек и мышей вам довелось поиграть?

— Ни кошек, ни мышей, ни пионеров. Играл благородных молодых людей. Вскоре в театр пришла Марья Иосифовна Кнебель, и стали активно ставить классику. На пару с Олегом Ефремовым играли несколько ролей. Очень я роль Чацкого любил. До сих пор работаю над ней.

— Для чего?

— Для себя. Чувствую, что не так ее играл, слишком пафосно. Я ведь еще режиссер и педагог. Являюсь художественным руководителем Института театрального искусства имени Ершова.

— В Ефремове в те годы вы видели будущего руководителя МХАТа, продолжателя дела Станиславского?

— Он пришел в 1949-м и работал до 1957-го, мы дружили. Олег позже меня окончил Школу-студию МХАТ. Я был в самом первом наборе, из однокурсников никого уже в живых не осталось. Для нас студия была как лицей для Пушкина. Москвин, Книппер-Чехова, Качалов, Кторов и Масальский. Немирович-Данченко и Станиславский создали великий театр, который никто больше не создаст. 

А Олег был мхатовцем как актер. Разница между ним и Станиславским с Немировичем-Данченко в том, что их окружало разное общество. Немирович женился на баронессе. Станиславский был купец, но высокого воспитания. Ефремов же был совсем другого замеса, что ли. Хотя его преданность МХАТу несомненна. И воля удивительная. Мы ведь с ним совершили поход по Руси.

— Какой поход?

— В 1952 году отправились вдвоем путешествовать. Всю Волгу прошли: ехали на пароходе, на телеге, на лошади, шли пешком. По дороге спектакли давали. В программе у нас был Чехов, Твардовский, Маяковский, Михалков. Хотели жизнь познать. Посмотреть, как люди живут. Дошли до юга. Встретили драматурга Виктора Розова, с которым работали в театре. Потом добрались до Крыма. Застали там Марью Павловну Чехову, рассказали, что играем пьесы ее брата.

— И никаких происшествий?

— Почему же, в Ярославле нас приняли за американских шпионов. Мы ведь в шляпах ходили — рыжих, фетровых.

— Что вам дал этот поход?

— Олег потом в своих воспоминаниях писал, что если бы не было этого путешествия, никакого «Современника» бы не случилось. Мы там обрели вкус свободы. Были хозяевами, отвечали за реквизит, репертуар, исполнение, организацию, администрацию. Прошли публику, которую трудно заинтересовать.

Помню, приехали в какой-то раздолбанный клуб на дрянном автобусе, а там все пьяные, кричат: «Цирк приехал!» Ефремова аж перекосило. Играем, а в зале шум. «Товарищи, к вам театр приехал, — вырвалось у меня. — И вы сейчас показали, что не хотите быть ни культурными,  ни образованными. Не нравится, лучше уйдите». Доиграли в полной тишине. Вот такие эпизоды случались.

— Немирович-Данченко  говорил, что театр — это коврик и три артиста. Сейчас зачастую именно так и есть.

— Но театра и артиста нет. Выходил Василий Иванович Качалов на голую сцену Дома актера и читал так, что зал замирал. Он нес в себе театр. А нынче артист со сцены может сквернословить. Не знаю, почему это разрешают.

— Считают, что это — свобода и постмодернизм.

— Это — хулиганство, опошление театра. Театр превратили в панель.

— Чего театру не хватает?

— Культуры. Когда-то я был на всю жизнь отравлен МХАТом. Видел великих артистов, великие спектакли. Я отравлен тем совершенством.

— Неужто никого не назвали бы гением?

— Олег Борисов, Евгений Евстигнеев. Обаяние, интуиция, талант. Этому не научишь. Они одарены Богом.

— А что бы пожелали молодым актерам?

— Больше читать, знать историю, интересоваться искусством и ходить в музеи.

Справка «Известий»

По окончании Школы-студии МХАТ в 1947 году Геннадий Печников поступил в труппу Художественного театра. С 1949-го — актер и режиссер Центрального детского театра (ныне РАМТ). Сыграл более чем в 60 постановках, выступил режиссером спектаклей «Как закалялась сталь», «Двадцать лет спустя», «Бедность не порок», «Шутники», «Тяжелые дни» и других. Народный артист России. Удостоен российских и международных премий.