«Программу финансирования космодромов пришлось сократить в два раза»

Генеральный директор госкорпорации «Роскосмос» в глазах публики отвечает за полеты ракет и подготовку к освоению Луны, но в основном ему сейчас приходится заниматься финансовыми вопросами отрасли и предприятий. О том, чего стоит отраслевая реформа и как выстраиваются отношения с новыми международными партнерами, Игорь Комаров рассказал в интервью корреспонденту «Известий» Ивану Чеберко.

— Предприятия «Роскосмоса» с начала года не получают денег из бюджета по уже утвержденной Федеральной космической программе (ФКП). Когда их финансирование возобновится?

— В мае мы перечислили предприятиям 8,2 млрд рублей. Задержка была связана с тем, что ФКП была утверждена на заседании 17 марта, постановление вышло 27 марта, и лимиты финансирования были доведены до нас в середине мая. По июню мы также все лимиты успеем выбрать, перевести компаниям. Но основное финансирование у нас будет в третьем и четвертом кварталах, когда мы успеем провести конкурсы и заключить ряд контрактов.

 — А всё это время предприятия, не получающие денег из бюджета, живут в кредит?

— Кредитный портфель по предприятиям несильно вырос — где-то на 5% от общего объема с начала года. И рост во многом обусловлен кредитованием программы финансового оздоровления ГКНПЦ имени Хруничева. Задерживалось финансирование этой программы со стороны Внешэкономбанка. На это повлияли и сроки акционирования Центра имени Хруничева, и ситуация в самом ВЭБе. В целом могу сказать, что по итогам 2015 года объем чистого долга предприятий «Роскосмоса» сократился до 62 млрд рублей, это при том, что на конец 2014 года он достигал 86,8 млрд рублей.

— Финансирование программы оздоровления Хруничева прервалось или и не начиналось?  

— Мы получили от ВЭБа в виде бридж-кредита полтора года назад 12,5 млрд рублей.  После этого предполагалось, что порядка 25 млрд рублей от них поступит в этом году. Но их нет. Соответственно, нам пришлось финансировать Центр имени Хруничева банковскими кредитами и из собственных источников средств от международной деятельности. До предприятия мы довели уже более 10 млрд рублей в этом году, оно расплатилось с поставщиками, и ситуация уже, можно сказать, развязывается.

— То есть ВЭБ не будет больше финансировать Хруничева и не получит взамен освобождающуюся землю предприятия в Филевской пойме?

— Мы обсуждаем этот вопрос, он по-прежнему на повестке — земля должна быть передана ВЭБу в залог. Пока здесь сделать ничего не можем, так как Центр имени Хруничева не приватизирован. А приватизация несколько задерживается из-за того, что нет постановления правительства РФ о наделении «Роскосмоса» всеми полномочиями, в том числе и полномочиями собственника предприятий.

— Скажите, а возможна распродажа активов, той же земли, например, у других предприятий «Роскосмоса»? Серьезная финансовая ситуация ведь не только на Хруничеве, но и много еще где...

— Надеюсь, что таких мер мы избежим, потому что многое делаем для изменения ситуации к лучшему, и кое-что уже удалось. Например, по итогам 2015 года предприятия «Роскосмоса» в консолидированной отчетности показали прибыль в 1,8 млрд рублей, в то время как по 2014 году был убыток в 13,3 млрд рублей. В прошлом году по предприятиям космической отрасли впервые с 2011 года мы получили положительный денежный поток по операционной и инвестиционной деятельности. Очевидно, что финансовая ситуация выравнивается, поэтому рассчитываем главным образом на доходы от основной деятельности, а активы распродавать не планируем.

 — Скажите, пожалуйста, а какова ситуация с генеральными конструкторами по направлениям «Роскосмоса»? Предложенные кандидатуры утверждены президентом?

— Да, Виктор Хартов утвержден главой государства генеральным конструктором по автоматическим комплексам, Александр Медведев — генеральным конструктором по ракетным комплексам, Сергей Карутин — генконструктором системы ГЛОНАСС. В хронологическом порядке последним был утвержден Евгений Микрин — в марте этого года президент утвердил его генконструктором по пилотируемым комплексам. Специально для работы генеральных конструкторов мы формируем подразделение в ЦНИИмаше. Карутин и Хартов уже работают в ЦНИИмаше, Медведеву мы также создадим там все условия. Таким образом, они не будут работать на конкретном предприятии, не будут  выполнять функции администраторов или чиновников. Они будут в головном институте руководить соответствующими научными направлениями.

— В научной среде рассказывают, что вы еще в прошлом году предложили научным организациям РАН перейти в госкорпорацию «Роскосмос». Речь идет об Институте космических исследований РАН, Институте астрономии РАН и Институте медико-биологических проблем РАН...

— Я таких предложений не делал, но если они будут — мы готовы их рассмотреть. Нам есть что добавить в деятельность ИМБП, например, с точки зрения исполнения, качества и финансирования программ. Но сейчас мы рассматриваем эту работу в рамках совместной деятельности с РАН. В отношении ИКИ и Института астрономии никаких обсуждений не было.

— Удалось ли вам согласовать в правительстве изменения в ФЦП «ГЛОНАСС»? Там было драматически важно успеть к маю, чтобы откорректировать закон о бюджете на этот год, и тогда производители смогут в этом году получить средства на производство космических аппаратов...

— Да, мы успели, изменения в бюджет в трех чтениях прошли Госдуму. Буквально на днях всё должно быть подписано, и деньги должны пойти. Первое полугодие 2016 года было реально напряженным с точки зрения финансов, одновременно корректировались и утверждались практически все программы, но мы постепенно выходим из этой ситуации. Прошли первые деньги по ФКП, прошли Госдуму во всех чтениях поправки по корректировке ГЛОНАСС. Осталось окончательно сформировать ФЦП по развитию космодромов — здесь мы практически всю рабочую документацию подготовили и сдали. Там есть рабочие замечания, они корректируются. Принципиальный вопрос, по которому мы попросили помочь правительство, — определение лимитов финансирования. Пока с тем проектом программы, что у нас есть, мы, я думаю, процентов на 30–40 не влезаем в лимиты, которые есть у Минфина. А сроки в программе поставлены жесткие: к 2021 году мы должны создать инфраструктуру для первого пуска ракетоносителя «Ангара» на Восточном. И без решения этого принципиального вопроса эту программу утвердить невозможно. Поэтому надеемся, что правительство поможет решить этот вопрос.

 — Какие средства вами запрашиваются на ФЦП по космодромам?

— Изначально бюджет программы был существенно больше триллиона рублей, затем мы его оптимизировали где-то до 800 млрд рублей, потом — до немногим более 700 млрд рублей, а сейчас выходим на 550–560 млрд рублей. Эти средства предусматривают финансирование проектов на Восточном, Байконуре и Плесецке.

 — Это получается сумма на девять лет?

— На девять с небольшим. То есть предполагается, что программа по космодромам будет утверждена в этом году и в этом же году начнет выполняться.

— Как вы решаете ситуацию с дефицитом электронно-компонентной базы (ЭКБ)? Точнее хочу спросить — как вы в таких условиях проектируете новые космические аппараты? В расчете исключительно на российскую ЭКБ?

— Проекты разрабатываются исходя из возможностей, которые у нас есть с точки зрения производства и унификации имеющейся электронно-компонентной базы, находящейся в нашем распоряжении. И одновременно имея в виду возможности, которые есть по закупке за границей, хотя они достаточно серьезно сократились. То есть конструкторы проектируют исходя из реальности. При этом — да, у них есть информация и перечень ЭКБ, который принят согласно плану Минпромторга и по утвержденному графику должен быть в наличии к определенной дате. Понятно, что есть некоторые ограничения, но я надеюсь, что это даст толчок в развитии нашей электронно-компонентной базы, и потом, откровенно говоря, это хороший стимул провести очень серьезную работу по унификации электронно-компонентной базы и наших приборов.

 — А как вы смотрите на предложение Китая обменять технологии ЭКБ, которые есть у них, на технологии производства жидкостных ракетных двигателей, которые есть у нас?

— Мы не рассчитываем, что такой путь позволит принципиально решить наши проблемы. Да, мы обсуждаем такую возможность, но я не до конца уверен, что такая сделка нам в итоге будет выгодна.

 — Создание ракетного комплекса сверхтяжелого класса в Федеральную космическую программу не попало, но работы по его проектированию, я слышал, продолжаются...

— На совещании у президента в ноябре прошлого года перед нами была поставлена задача провести работу и защитить проект по ракете-носителю «Ангара А-5В» и по ракетному комплексу сверхтяжелого класса (СТК). Мы сейчас готовим необходимое обоснование под СТК и представим его до конца года. После этого решение будет принимать руководство страны. Так как в ближайшие десять лет нагрузок для ракет сверхтяжелого класса нет, следовательно, нет и необходимости торопиться с созданием СТК. Но мы понимаем, что за этим будущее и у нас есть еще определенная ниша и возможности использования в СТК мощных двигателей семейства РД-170. У России — уникальные ноу-хау, технологии и знания, а это — серьезное конкурентное преимущество. План такой: выполнить опытно-конструкторскую работу «Феникс» (предусматривает создание носителя среднего класса. — «Известия»), которая может в перспективе стать первой ступенью для будущего носителя сверхтяжелого класса. Мы ее проектируем так, чтобы она могла быть использована для сверхтяжелой ракеты-носителя, в котором, возможно, будет еще кислород-водородная ступень. С ней мы уже сможем выходить на выведение нагрузок в 160–180 т примерно к 2030 году. То есть в принципе у нас понятная логика, обоснованная с точки зрения последовательности решения технических задач. Если будет утвержден этот проект, поставлена задача и выделено финансирование, мы всё сделаем.

 — В качестве маршевых двигателей для СТК сейчас рассматриваются модификации РД-170?

— Это — один из вариантов, который во многом упростит ситуацию. Так можно ускорить разработку ракеты, но в зависимости от задач, скорости и времени, когда нам надо будет всё это разработать, мы определим конкретные варианты. Вы правы, основания остановить выбор на РД-170 серьезные.

 — Российские ракетные технологии в последнее время востребованы на внешних рынках. OneWeb заключил контракт на 28 пусков «Союзами», еще больший контракт может быть заключен в скором времени. Первый пуск для OneWeb намечен на 2018 год. Скажите, они уже перевели вам хотя бы часть денег в качестве аванса?

— Да, часть уже перевели.

 — Ситуация с «Морским стартом» вышла на финишную прямую в плане судебных разбирательств. Можно говорить, что Boeing суд выиграл. Соответственно, вскоре может стать вопрос о выплатах компенсаций, который этот суд определил. Речь идет о гигантской сумме, порядка $500 млн включая пени и судебные издержки. Если Boeing потребует выплатить эту сумму у РКК «Энергия» как акционера «Морского старта», то как вы будете действовать?

— У РКК «Энергия» нет таких денег. И если будут предъявлены жесткие требования по уплате, думаю, что может быть предъявлен встречный иск. Но мы рассматриваем как основной вариант урегулирование этого вопроса исходя из дисконтирования долга и возможности развития бизнеса. Я думаю, что для обеих сторон выгоднее не воевать, а договариваться и развивать совместные проекты.

— Встречные иски по данному делу уже выдвигались, причем как в России, так и в США. И там и там суды их отклонили. Поэтому я и спрашиваю: в том случае, если платить всё-таки придется, — платить будет кто?

— Я так вопрос не рассматриваю, потому что наша задача не допустить этой ситуации. Безусловно, «Морской старт» уже сказался на финансовом состоянии РКК «Энергия». По предварительным подсчетам, дефицит оборотного капитала при условии списания «плохих» долгов «Энергии» и ее дочек составит 20 млрд рублей. И основная причина такого состояния компании — именно «Морской старт».

— Скажите, пожалуйста, новое оборудование, которое введено в строй на космодроме Восточный, кому будет передано на баланс? Дирекции космодрома Восточный или ЦЭНКИ?

— Сейчас идет процесс передачи ряда объектов на баланс дирекции, а эксплуатировать будет ЦЭНКИ.

— Соответственно, налог на имущество будет платить дирекция космодрома? Это сколько — 4 или 5 млрд рублей?

— Мы по налоговому режиму Восточного ведем консультации, поскольку это местный, а не федеральный налог. Понятно, что эти средства надо запрашивать у государства и государству же отдавать. Схема в процессе обсуждения.

— Могут ли быть реализованы какие-либо крупные проекты с Индией в космической сфере? Ведь эта страна наш крупнейший партнер в области военно-технического сотрудничества...

— Мы поддерживаем постоянный контакт с индийскими партнерами. Сейчас договариваемся о размещении корректирующих станций ГЛОНАСС в Индии. Кроме того, у них были запросы, связанные с возможностью участия в наших лунных программах, и мы готовы это обсуждать. В рамках БРИКС стараемся сейчас развить еще одну тему — обмен данными со спутников дистанционного зондирования Земли. Такой обмен мы сейчас обсуждаем и с Китаем в целях борьбы с чрезвычайными ситуациями и быстрого реагирования на них. Мы договариваемся работать по этой теме на межагентском уровне. Вообще в ближайшее время масштаб сотрудничества, которое за последнее время серьезно интенсифицировалось сразу по нескольким направлениям, ощутимо возрастет. В частности, рассматриваем совместные проекты и по пилотируемым программам.

 — А что именно китайских партнеров интересует в части пилотируемых программ? Проходила информация, что они интересовались — нельзя ли на МКС слетать китайскому космонавту?

— У них есть собственная пилотируемая программа, она четко расписана по времени и задачам. Понятно, что в плане орбитальной инфраструктуры мы используем разные орбиты и разное наклонение, поэтому мы сейчас обсуждаем возможности совместной работы, но пока еще нет подписанных соглашений.

 — Понятно, что окончательных договоренностей нет. Но всё-таки расскажите — китайцы в плане ракетных технологий интересуются жидкостными двигателями, а в части пилотируемых программ какой у них спектр интересов?

— Речь идет о проведении экспериментов на низкой околоземной орбите, следующим этапом — ведение лунной программы автоматами, потом — пилотируемая программа на Луну и станции на орбите Луны. Следующий этап — марсианская программа. Цели, как видите, общие. Понятно, что проекты такого масштаба, как экспедиция на Марс, должны реализовываться на основе международного сотрудничества. И США с их бюджетом, который в десять раз превышает бюджет «Роскосмоса», не потянут работу по созданию, например, постоянно действующей лунной базы в одиночку. Если мы говорим о базе и еще об орбитальной лунной станции, о долгосрочной программе последовательного освоения других планет, то это реально огромные средства. Здесь нужно объединение усилий многих стран — думаю, это все понимают.

— И вы обсуждаете с Китаем такой масштабный план, предусматривающий большие проекты на других планетах?

— Мы только в начале обсуждения и понимаем, что нужно делать, но думаю, прежде чем отправиться в далекий путь, надо совершить небольшую прогулку. То есть реализовать небольшие общие проекты. И посмотреть, как нам вместе работается. Прежде чем думать о больших программах на перспективу, надо сделать программы на низкой околоземной орбите.