«Мы стали выдавать антидот героиновым наркоманам, чтобы они не умерли» | Статьи

Две недели назад «Известия» писали о том, что в Совете Федерации изучают предложения о декриминализации антинаркотического законодательства. Эксперты считают, что надо амнистировать всех, кто сидит за хранение наркотиков без цели сбыта, а также больше заниматься лечением и адаптацией наркоманов. О том, какие новшества ожидаются в ближайшие месяцы в этой области, почему невозможно отследить появление всех новых психоактивных веществ и где можно сделать анализ на генетическую предрасположенность к наркомании, в преддверии Международного дня борьбы с этим недугом обозревателю «Известий» Елене Лория рассказал главный нарколог Минздрава Евгений Брюн.

— Евгений Алексеевич, что-то изменилось после расформирования ФСКН и передачи ее функций МВД?

— За две недели реорганизации, как вы понимаете, ничего произойти не может. Это же серьезные вещи. Вы помните, что сказал президент: чтобы не было дублирования функций. Теперь всё сосредоточено в одном ведомстве, а работа как велась, так ведется и будет вестись.

Если говорить в философском смысле, то ни в одной стране мира правоохранительные органы не могут изъять все наркотики с рынка даже теоретически. На это рассчитывать не приходится. Какая-то доля остается на рынке, поэтому есть потребители наркотиков. И есть два направления борьбы: снижение рынка и снижение спроса. Мы занимаемся снижением спроса.

— Что в России сейчас больше всего употребляют: героин, синтетические наркотики, смеси?

— Как во все времена, больше всего употребляется конопли. Она доступнее, дешевле. Во всех странах мира одна и та же тенденция. Среди тех, кто обращается за медицинской помощью, подавляющее большинство — больные героиновой наркоманией. Потом уже — амфетамины, синтетика, спайсы. Которые тоже дают тяжелые психозы с самоубийствами, преступлениями.

— Сейчас наркомания помолодела, постарела?

— Это всегда подростково-молодежная проблема. Дети в подростковом возрасте начинают играть со своей душой, своим сознанием. У них познавательный обостренный интерес ко всему этому, поэтому они всё пробуют. Те, у кого есть генетические факторы риска по зависимому поведению, становятся больными. Из ста пробующих больными станет процентов, может быть, десять.

— Как понять, есть ли у ребенка такая склонность?

— Для этого надо прийти и сдать генетический анализ.

— То есть если даже в семье не было наркоманов, генетически ребенок может оказаться склонным к наркомании?

— Может. Как у здоровых людей могут родиться дети, больные шизофренией, аутизмом. Такой анализ — это сейчас острие фундаментальной науки во всём мире и у нас тоже. В Москве его делают в одном месте — это Московский научно-практический центр наркологии. Для москвичей этот анализ бесплатный.

— Я слышала про ваш новый проект — проверку всех поступающих в стационары больных на злоупотребление алкоголем и наркотиками.

— Мы уже получили все согласования, и в октябре проект Московского научно-практического центра наркологии стартует. Как это будет происходить? Есть отделения, где концентрируются такие больные — гастроэнтерология, кардиология, пульмонология Мы будем разговаривать с больными, брать у них анализ. Разумеется, с их разрешения, как требует законодательство. У нас есть специальный маркер на злоупотребление алкоголем, есть тесты на наркотики, маркеры на табакокурение. Будем выявлять эту группу и объяснять им, что они получили свое заболевание (цирроз печени, сердечное заболевание) из-за злоупотреблений. Чтобы начать предметный разговор с больным и мотивировать его на отказ, к примеру, от алкоголя, нужен объективный анализ.

— Вы полагаете, что от таких разговоров будет польза?

— Конечно. Понятно, что для всех мы не сможем достичь результата, но определенный процент прекратит злоупотребление. Есть же еще жены! И женам можно объяснить, что происходит. У нас много возможностей убедить семью. Мы всегда работаем втроем: врач, психолог и специалист по социальной работе.

— В каких больницах это будет происходить?

— Пока мы начинаем в одной больнице, а потом будем этот опыт распространять на другие. В какой, пока не скажу. Чтобы не сглазить! Ведь нужно не только население убедить, но и врачей, чтобы они с нами сотрудничали. Это бывает иногда непросто. Но такие программы нужны. Что такое злоупотребление алкоголем? Это больничные листы по понедельникам, прогулы, брак на работе. Это колоссальная экономическая история: мы можем добиться снижения смертности населения, уменьшения финансовых затрат на здравоохранение. А начинается всё с простых вещей: выявить злоупотребляющих алкоголем, табаком, наркотиками и попробовать с ними договориться.

— Постоянно появляются новые синтетические наркотики. Успевают ли наркологи это отслеживать, чтобы хотя бы выявлять их употребление?

— Это практически невозможно, и это беда современной ситуации с наркотиками — синтетикой, спайсами. Почти каждую неделю появляется новая химическая формула. Сейчас дума заканчивает рассмотрение законопроекта, по которому оборот всех потенциально опасных психоактивных веществ будет априори законодательно запрещен. Для их запрета не нужно будет делать специальных анализов, а они очень сложные и долгие, и каждый наркотик вносить в перечень.

Мы пытаемся развивать сеть референс-центров. Это подтверждающие центры, которые будут оперативно идентифицировать новые наркотики. К сожалению, на эти наркотики нет экспресс-тестов. Мы не можем прийти в какой-то коллектив, людей обследовать и сказать, что это такая-то синтетика, такие-то спайсы и с этим надо что-то делать. Современных тестов не существует нигде в мире, не только у нас.

— То есть если взять анализ крови у человека, который употреблял спайс, то тест ничего не покажет?

— Ничего. Именно в этом вся проблема: диагностировать невозможно. Условно, человек под спайсом садится за руль, сбивает пешехода, его отправляют на анализ и ничего не находят. В этом трагедия. Поэтому и необходимы референс-центры, которые в течение нескольких недель смогут идентифицировать этот наркотик.

Я считаю, что законодатели приняли правильное решение. Теперь клинические признаки состояния опьянения без идентификации вещества будут подпадать под уголовное дело.

— Но это огромное поле для нарушений и коррупции.

— Да, вы правы. Выход один — суд. Он назначает дополнительные экспертизы, и вся эта история уже переходит в референс-центр, где подтверждают или не подтверждают употребление вещества.

— Всё-таки вещество можно идентифицировать, даже спайс?

— Да. Но на это нужно время — до месяца. И биологический материал — мыши, крысы, кролики, которых, по сути, наркотизируют.

— Вы поддерживаете законопроект, который запрещает продажу алкоголя людям моложе 21 года. Думаете, что это действительно снизит процесс алкоголизации? Ведь всё определяет генетика.

— Безусловно, снизит. Генетика определяет, если уже начал употреблять алкоголь. Если не начал, то генетика ничего не определяет. Потом генетика — это же не фатальность. Человек реализует свою генетику в определенной социальной среде. Если вокруг пьют и всё доступно, то генетика обязательно сработает. Если достать алкоголь трудно, его не продают, генетика пройдет мимо.

— Неужели есть большая разница между 18 годами и 21 годом?

— Да, разница большая. Мозг созревает к 21 году. Когда-то, кстати, в России подростковый возраст кончался в 21 год. Человек мог жениться, работать, но при этом он подчинялся отцу и требованиям семьи. Семья определяла, пить ему или не пить. В Америке запрет до 21 года, в некоторых штатах Индии — до 26 лет. Везде по-разному этот вопрос решается, но мы думаем, что 21 год — это оптимально.

— Когда запустят скорую наркологическую помощь и чем она будет заниматься?

— Пока идут согласования, но в этом году обязательно запустим. Мы хотим приблизить наркологическую помощь к населению и часть людей обслуживать на дому. Сейчас этим занимаются частные фирмы, видели наверняка объявления «Вывожу из запоя». Но частные фирмы заинтересованы в пьющем человеке, поскольку это их деньги. Они имеют свои группы клиентов, к которым регулярно ездят и регулярно их выводят из запоя. Этого мало. Нужно мотивировать людей на плановое лечение, выздоровление, реабилитацию, а это можем сделать только мы.

— Будут еще какие-то нововведения?

— Да, мы только что запустили программу предупреждения смертности от передозировок у наркоманов. При выписке из нашего центра выдаем две ампулы антидота героиновым наркоманам. Если они видят кого-то с передозировкой или сами передозировались, то должны ввести вещество и дождаться приезда «скорой». Мы их учим, что и в каких ситуациях надо делать, какие симптомы передозировки, как ввести антидот.

— Это касается только тех, кто попал к вам в центр?

— Конечно. Раздавать антидот на улицах мы не будем. Это невозможно. Но если человек проходил у нас лечение, но прервал его, то он, скорее всего, сорвется. Поэтому мы и ему выдадим антидот, чтобы он хотя бы не умер.