«Новый нейтрализм» и Движение неприсоединения
Рано или поздно России придется обозначить свое место в глобальной напряженности, сформулировав некий стратегический вектор своего развития. И мы прекрасно понимаем, что лучше всего будет сохранить максимальную свободу рук. Такую стратегию вполне можно назвать «новым нейтрализмом». Главное — не нужно ничего выдумывать. Нужно лишь превратить ту внешнюю политику, к которой Россия пришла путем проб и ошибок (а иногда, кажется, и инстинктивно), в некую глобально значимую политическую платформу.
Призывы «вернуться в цивилизацию», «развернуться на Восток» или даже «войти в стратегический союз с исламским миром» приобретают вполне ощутимый практический аспект. Можно даже сказать — военно-практический. Ибо в будущем будут подразумевать наше участие в военно-политических «процессах» на стороне одной из уже почти оформившихся глобальных коалиций.
Могут сказать, что Россия является членом ОДКБ и не может считаться нейтральным государством. Но ОДКБ — не столько военный блок, сколько инструмент внутрирегиональной стабильности, не имеющий выраженных военно-политических задач, кроме миротворчества.
Чем, кстати, вполне вписывается в концепцию «нового нейтрализма», становясь инструментом ограничения конкуренции глобальных коалиций на своей территории.
Что такое «новый нейтралитет», который должен прийти на смену традиционному «формально-юридическому», если хотите, «нейтралитету формы»? Это прежде всего отстаивание права своей страны и ее союзников на развитие без внешнего вмешательства. Тут даже нет смысла говорить о суверенитете, поскольку суверенитет в современную информационную эпоху — вещь сугубо условная. Ограничим внешнее силовое вмешательство — и это уже будет немало.
В конечном счете нейтралитет не подразумевает ни военной слабости, ни отказа от взятия на себя каких-то военно-политических обязательств перед своими союзниками. Нейтральными были и США в XIX — начале XX века, и Индия во второй половине XX. И их нельзя назвать внешнеполитически пассивными.
Но важно и то, что «новый нейтрализм» является политически — и дипломатически — воплощенной многовекторностью внешней политики. А это идея вполне жизнеспособная, особенно в нынешних условиях.
Одной из самых негативных сторон военно-силовой монополярности последних 25 лет оказалось именно то, что понятие «нейтралитет» стало выхолащиваться и размываться. Присоединение к НАТО Черногории, колебания в Финляндии и Австрии, метания Сербии, все это — отражение не только степени давления, оказываемого на страны Европы Вашингтоном, но и того обстоятельства, что как модель поведения нейтрализм оказался совершенно дискредитированным.
Прежде всего потому, что никаких геополитических или экономических позитивных «бонусов» нейтралитет и нейтрализм в мире побеждающей демократии и глобализации не несли. Государство, объявлявшее себя нейтральным, оказывалось в состоянии некоего «геополитического одиночества», которое, согласимся, является одним из наиболее угнетающих.
Однако времена меняются, и в ситуации, говоря китайскими терминами, «сражающихся царств» нейтральный статус, если он будет дополнен некими вполне понятными политическими и экономическими дивидендами, вполне может оказаться привлекательным. А у России сейчас есть возможность эти «бонусы» обозначить. И главное — показать потенциально нейтральным государствам, что они не одиноки и есть кому выразить их интересы на глобальном уровне.
«Новый нейтрализм» может оказаться сейчас, и именно сейчас, востребованным — подобно тому, как оказалось неожиданно привлекательным Движение неприсоединения, создававшееся с 1955 по 1961 год в не менее сложной международной обстановке. Появление Движения неприсоединения демонстрировало, если хотите, «усталость» значительной части тогдашнего мира от «противоборства двух систем», приобретавшего все более опасные формы. Конечно, сейчас еще нельзя говорить о таком же, как в те времена, накале идеологической борьбы и военной напряженности, но нынешнему поколению мировых политиков, привыкшему к «долгому миру», и наши времена кажутся некомфортными. И тут есть о чем поговорить, причем не только на уровне «высокой политики», но и гражданского общества.
Поэтому выдвижение Россией принципов «нового нейтрализма» может найти серьезный отклик, в том числе и среди тех стран, которые по праву являются не объектами, а субъектами мировой политики. Тем более что, как уже говорилось, в последние годы Москва проводит политику, характерную для сильной, но нейтральной страны.
В принципе Россия наряду с некоторыми другими странами могла бы выступить в качестве инициатора возрождения Движения неприсоединения применительно к новым глобальным обстоятельствам.
Причем поначалу «новый нейтрализм» может и обойтись без каких-либо институциональных надстроек и бюрократии. Вполне достаточно было бы статуса «движения», основанного на общем понимании современных геополитических процессов.
Понятно, что на Западе вряд ли кто-то из крупных политиков «при власти», находясь под гипнозом мантр о «евро-атлантическом единстве», решится поддержать эту идею. Впрочем, не исключено, что она будет востребована теми, кто имеет шанс выйти на вершины политической власти через 5–7 или 10 лет.
Но в менее «зашоренных» странах «новый нейтрализм» вполне может оказаться востребован уже сейчас. Главное, чтобы эти внешнеполитические принципы отвечали ожиданиям людей, уставших от бесконечных, почти большевистских требований «выбрать сторону».
В конечном счете смысл «нового нейтрализма» как глобального вектора развития состоит в том, чтобы дать возможность максимально широкому кругу стран, организаций, сообществ и просто отдельных людей остаться в стороне от становящегося вполне реальным глобального конфликта, принимая участие в разрешении глобальных проблем.
Ну а в чем будет заключаться роль России в этом «новом нейтрализме», думается, понятно: нейтралитет только тогда чего-то стоит, когда способен себя защитить.
Автор — профессор НИУ ВШЭ
