Вероятно, главным итогом встречи в Дохе, увенчавшейся срывом Саудовской Аравией соглашения о замораживании добычи нефти, стало признание утраты ОПЕК своего глобального регулятивного значения. Ключевые решения начинают как минимум обсуждаться не просто «вне рамок» ОПЕК, но и «помимо ОПЕК». Скоро, вполне вероятно, они вне рамок ОПЕК будут и приниматься.
Россия, конечно, сохраняя каналы коммуникаций со всеми заинтересованными сторонами (среди которых не следует забывать и США, а также основных потребителей углеводородов — у мировой торговли нефтью вообще-то есть две стороны: производители и покупатели), должна уже сейчас начинать думать о некоем новом формате своего присутствия на мировом рынке.
Понятно, что новая российская нефтяная стратегия — дело небыстрое и сугубо непубличное, однако уже сейчас можно было бы обозначить некоторые идеи для ее рамок.
Это могли бы быть некие организационные, политические действия и экономические шаги.
Например, выдвижение Россией инициативы о противодействии торговле нефтью и нефтепродуктами сомнительного происхождения.
Не секрет, что важную роль в глобальном углеводородном демпинге играет именно нефть сомнительного происхождения. Например, пресловутая «нефть ИГИЛ» (арабское название — ДАИШ, запрещенная в России организация). Такую нефть, конечно, полностью убрать с рынка не удастся, но сделать использование ее политически и юридически рисковым было бы неплохо. Россия может и должна занять в глобальном регулировании нефтяной отрасли то место, которое США заняли в вопросах регулирования глобальной финансовой системы.
Россия, если, конечно, сможет навести порядок в «углеводородных отношениях» на постсоветском пространстве, вполне может добиться того, что именно ее подход и ее законодательная методология на рынке нефтепродуктов станет основой глобализированного законодательства. Тем более что у России уже есть определенный опыт трансграничной борьбы с нелегальной торговлей углеводородами — уничтожение караванов с нефтью, принадлежащей ИГИЛ и другим экстремистским структурам.
Расширение объемов внедолларовой торговли нефтью и внедрение специфических финансовых инструментов для ее обеспечения.
Без этого условия рассуждения о вытеснении доллара из торговли нефтью — не более чем попытка политической пропаганды. Сейчас даже 5–7-процентная дедолларизация рынка — что вполне возможно уже в ближайшие 4–5 лет — сможет существенно снизить его уязвимость. Ибо потенциал манипуляций связан не только со способностью США и их сателлитов выбросить на рынок большие объемы сырой нефти, но и с возможностью накрутки и последующего безопасного погашения практически неограниченных объемов «бумажной» нефти и кредитного хеджирования добычи.
Россия же и часть нефтедобывающих стран заинтересованы в снижении влияния на рынок его финансовой «надстройки», которая, кажется, стала самодовлеющей. И почему бы с учетом высокой долларовой волатильности в дополнение к рублю и юаню в инструменты дедолларизации не внести золото и соответствующие инвестиционные инструменты с ограниченным спекулятивным потенциалом?
Контекст развития рынка мог бы изменить крупный российско-иранский проект в сфере нефтепереработки, который бы увел с мирового рынка нефти значительную часть «тяжелой» иранской нефти, которая также является инструментом демпинга.
В отличие от других стран, где стратегическое взаимопонимание по нефти маловероятно, достичь его с Ираном в ближайшей перспективе вполне возможно, и грех было бы эту возможность не использовать. Это позволило бы России развивать принципиально новую основу для российско-иранского взаимодействия в нефтяной сфере, которое пока развивается как конкуренция. Да и вообще, России следует несколько скорректировать свое видение отношений с Ираном, сделав ставку на долгосрочное взаимодействие, а не на сиюминутные выгоды.
Но для того чтобы достичь «стратегического взаимопонимания» с Ираном как с точки зрения углеводородов, так и с точки зрения более широкой «повестки дня», необходимо для начала «потратиться», причем потратиться так, чтобы эти «инвестиции в будущее» решали бы не только стратегические, но и тактические задачи.
Перед Россией также встает задача повышения качества экспортируемой сырой нефти, тем более что еще в 2015 году европейские покупатели начали жаловаться на снижение качества основной российской экспортной смеси Urals. Понятно, что это затронет интересы части региональных элит, привыкших к относительно легким способам взимания «нефтегазовой ренты», однако сейчас именно то время, когда легче будет предложить им соответствующую компенсацию в виде промышленных и инвестиционных проектов, в том числе и в сфере нефтепереработки.
К тому же усиление борьбы с офшорами на глобальном уровне и ужесточение репрессивности в финансовой сфере со стороны США и так поставят региональные элиты перед сложным выбором в контексте региональных нефтегазовых активов.
Задача центра — помочь региональным элитам сделать правильный выбор с пониманием своей ответственности перед будущими поколениями.
Кроме того, было бы неплохо достичь некоего антидемпингового соглашения со странами постсоветского пространства, первоначально, возможно, начав диалог в рамках ЕАЭС. Однако это отдельный и крайне сложный вопрос. Но объективно именно сейчас, на относительно низком уровне цен и снижающейся углеводородной ренте, лучшее время, чтобы этот диалог начать.
И, наконец, стоило бы подумать о возможностях расширения присутствия — пусть даже и «портфельного» — в какой-либо крупной западной нефтяной компании, одни из которых попали в сложное положение в связи с новым ценовым коридором.
Это могло бы быть сильнейшим шагом именно в изменении контекста операционной и инвестиционной деятельности России на мировом рынке нефти.
Если же отказаться от попыток изменить контекст — например, опасаясь дестабилизации рынка, то надо учитывать, что «инерционный сценарий» развития глобального нефтяного сектора обрекает Россию на «борьбу в партере» с игроками, которые априори имеют большие возможности для манипуляций и срыва любых стабилизирующих соглашений. Ибо нынешняя стабильность на глобальном рынке нефти — даже не иллюзия, а мираж иллюзии, готовый взорваться кризисом в любой момент.
Поэтому целесообразно подумать о стратегии, которая на Западе именуется double track: сохраняя прежнюю логику и продолжая переговоры с традиционными партнерами в традиционных форматах, планировать «вдолгую», разрабатывая планы изменения формата и контекста мирового нефтяного рынка. Которые Россия вполне может возглавить, сыграв на опережение.
Автор — профессор Высшей школы экономики
