Первого президента России Б.Н. Ельцина, 85-летие которого приходится на 1 февраля, продолжают активно поминать, причем далеко не все — «незлым, тихим словом». Много и поминающих словом злым и громким.
Вообще говоря, удивительного в этом мало, ибо посмертная судьба правителей России, какую ни возьми — всё незавидная. Взять хоть правителей XX века. Единственный из них, кто не удостоился обильных поношений, — это недолговечный К.У. Черненко. По краткости и неприметности царствования — эдакая Анна Леопольдовна XX века. А те, кто правил чуть дольше, — все получили (и до сей поры получают) от потомков сполна.
А поскольку на правление Б.Н. Ельцина приходятся события экстраординарного масштаба и значения, то даже будь он идеальной трезвости Брутом и Периклом, ему досталось бы по полной, потому что правитель отвечает за все издержки своего царствования. Они могут быть неизбежными, могут быть следствием его грубых ошибок и даже злодейских замыслов — для суровых потомков всякая вина виновата. Не диво, что общественное мнение качнулось в сторону деельцинизации.
Тем не менее в осуждении Б.Н. Ельцина есть некоторые странности. Уже 16 лет, как он ушел из Кремля и без малого 9 лет — из жизни. Исторические декорации ныне меняются быстро, и 1999 год — последний год его правления — отдает уже большой древностью. Не говоря уже о 1990–1991. Логично допустить, что горести и обиды, выпавшие на долю многих граждан в ельцинскую эпоху, должны постепенно забываться. Время — лучший лекарь, дело забывчиво, а тело заплывчиво.
Но нет. Немалая часть посмертных критиков Ельцина подобна нашим прибалтийским братьям, у которых время не лучший лекарь, а совсем наоборот. Чем дальше уходит в прошлое советский период в истории Прибалтики, тем сильнее ожесточение против России (возможно, ожесточение политиков, а народ кто же спрашивает). Сравните 1995 год, когда воззрение «Что было, то было, мертвых с погоста не носят» вполне имело хождение, с нынешним отважным остервенением. Правда, у прибалтов это есть, возможно, единственный способ напомнить о себе и выпросить субсидии на борьбу с вековечной русской угрозой, а всё более острое по мере все более дальнего ухода в прошлое переживание ельцинского правления — с него-то какой профит?
Вероятно, увеличение накала в критике Ельцина связано с общим ожесточением публичной полемики и всё более возрастающим разделением народа на большой и малый (пресловутое 86% — 14%). Тем не менее странно, что за все вынужден отдуваться покойный президент. Ведь сегодня он ни в какой мере не является священной хоругвью для 14%. В ходе недавней попытки навязать партии дискуссию о 1990-х с целью реабилитации той поры в широком общественном мнении раздавалось много голосов, описывающих то время как эпоху замечательной несмущаемой свободы, широкого творчества, цветения духа etc. — но совершенно без упоминания правительствующих тогда особ. Их — и в первую очередь Ельцина — как будто и не было, а дух цвел сам по себе.
Можно понять неприязнь охранителей к обобщенному Фейсбуковичу — слишком многое их разделяет, однако проблема в том, что Фейсбукович нимало не молится на Ельцина и даже, как правило, избегает самого упоминания его имени. Если же вспомнить старших представителей означенной плеяды, то в те самые 1990-е многие из них обращали свою свободолюбивую критику на Ельцина, и критика была острой и жгучей — взять хоть УЖК (уникальный журналистский коллектив) им. В.А. Гусинского. Так что логики в уязвлении Фейсбуковичей посредством посмертного поношения Б.Н. Ельцина немного. Конечно, в общественной (а равно и в частной) перебранке логика весьма часто страдает — и тем не менее.
Сегодняшнюю ярую критику первого русского президента, наверное, можно объяснить бегом времени — причем чрезвычайно быстрым бегом. Бесспорно, есть люди, которые с младых ногтей осуждали Ельцина, революцию 1991 года, лихие 1990-е, распад СССР, «Обнимитесь, миллионы», большой скачок к рынку и прочие яркие приметы эпохи. Они жили тогда, им было тошно, теперь им несколько менее тошно, потому что их точка зрения на те времена сделалась более популярной. Как раз к таким людям менее всего претензий — Hier stehe ich, ich kann nicht anders.
Но немалая часть сегодняшних критиков шла через преодоление своих тогдашних взглядов. Им верилось, что рынок решит все проблемы и приведет к скорому процветанию, что Европа (или США) — наш рулевой, поскольку всеблаг и замечательно умеет решать все проблемы, что разоружение (в том числе и одностороннее) — великое благо, ибо позволяет покончить с застарелым милитаризмом, что свобода нас встретит радостно у входа и братья меч нам отдадут (а не дадут, догонят и еще дадут). Потом выяснилось (причем зачастую на собственной шкуре, то есть весьма болезненным образом) что жизнь сложнее — причем существенно сложнее, и что «Голос Америки» и перестроечный журнал «Огонек» описывали ее несколько упрощенно.
Переоценка ценностей шла и шла, покуда они не впали в ретроградство и не стали поносить реформаторство — и президента-реформатора. Чем дальше, тем крепче.
С высот своего приобретенного дорогой ценою опыта они и стали поносить Б.Н. Ельцина, который в 1991 году безоглядно верил в то же, во что тогда столь же безоглядно верили и они. Критиковать таким образом весьма легко, но не сказать, чтобы очень честно.
