Крупный капитал и его политическое значение
На днях Егор Холмогоров в «Известиях» очень точно сформулировал тезис о том, что «борьба с коррупцией», которой уже много лет занимаются наши либералы, сознательно или бессознательно является элементом американской пропагандистской кампании по «борьбе с персоналистскими и коррумпированными режимами». В общем, с «такими, как режимы Милошевича, Лукашенко, Хусейна, Асада и Каддафи». И я с этим тезисом совершенно согласен.
И дело совсем не в нашумевшем би-би-сишном фильме. В конце концов этот фильм, как очень точно съязвил кто-то в «Фейсбуке», «производит впечатление снятого Белковским на деньги Ходорковского, причем большая часть бюджета ушла на вознаграждение английским журналистам за размещение».
Главное — то, что сама идеология «борьбы с коррупцией» является одним из важнейших инструментов американской пропаганды по давлению на антипатичные США «режимы».
Впрочем, меня гораздо больше волнуют внутриполитические мотивации наших организаторов пропагандистских кампаний по «борьбе с коррупцией». Приблизительно одновременно с началом первых «болотных митингов» в риторике либеральных пропагандистов появился очень интересный новый нюанс. Они стали говорить, что коррупция в нашей стране настолько велика по объему, что по сравнению с ней и залоговые аукционы, и чубайсовская приватизация — это «невинные детские шалости». И они стали призывать признать полную легитимность залоговых аукционов и ваучерной приватизации и сосредоточить все усилия общества на борьбе с коррупцией.
О том же, на мой взгляд, свидетельствует и многолетняя «антикоррупционная» деятельность Алексея Навального. В сущности вся она сводится к тому, что государственные инстанции и органы на многочисленных конкурсах по госзаказу и госзакупкам отдают предпочтение «новым олигархам», никак не связанным с «ельцинской обоймой». У меня зачастую возникает впечатление, что те «честные и порядочные люди», которые снабжают уже много лет Алексея Анатольевича конфиденциальной информацией, как-то связаны с этой самой «ельцинской обоймой».
О том же говорят и широко распространенные в экспертном сообществе слухи, что именно «ельцинские» олигархи были основными спонсорами и инвесторами «болотных митингов» и вообще политического актива «болотного движения».
Если все это правда, то резонно предположить, что у спонсоров «болотной оппозиции» и информаторов «нашего борца с коррупцией» вовсе не было цели «поработать на Госдеп» или «снести эту коррумпированную власть». Цели их были гораздо более прозаичны и прагматичны — полностью легитимировать свое «первоначальное накопление» и усилить свои позиции в конкуренции с «новыми олигархами». Но это не значит, что «тема Госдепа» в этой деятельности косвенно не присутствует.
Можно спросить, а зачем нам вообще нужно «разбираться в сортах олигархов»? Ответ тут, на мой взгляд, достаточно прост. Хотя лично я не принадлежу к числу сторонников олигархического капитализма, но твердо уверен, что в обществах, в которых крупный капитал существует, он является одной из системных опор этого общества. И вопрос о том, кому в стране принадлежит экономическая власть, ничуть не менее важен, чем вопрос о власти политической.
Я хорошо помню, как один мой знакомый либеральных убеждений в ходе дружеской политической дискуссии, сопровождавшейся распитием крепких напитков, неожиданно перешел на шепот и сказал мне: «Ты что думаешь, мы не понимаем, что крупный капитал — это аналог госсобственности и все зависит от его отношений с государством?».
Именно этот вопрос, на мой взгляд, и является важнейшим. Вот, например, ТЭК в любой крупной стране является одной из опор государства. При европейской континентальной модели нефтегазовые компании принадлежат государству. В англосаксонской они остаются частными. Но при этом весьма чувствительны к любым, даже самым слабым, сигналам, исходящим от государства. «Партия сказала — надо! Комсомол ответил — есть!».
И я понимаю, почему наше государство часто проявляет несколько большие симпатии к «новым олигархам», чем к «ельцинским». И дело тут, на мой взгляд, совсем не в том, «кто с кем дружит». Просто новые «постъельцинские» олигархи гораздо более склонны прислушиваться к сигналам государства. И ведут себя в этом смысле так же, как крупнейшие западные компании. А старые олигархи, даже если сейчас и «демонстрируют дисциплину», никак не могут забыть о временах Ельцина, Гусинского, Березовского и Ходорковского, когда не государство навязывало олигархам свою волю, а все обстояло ровно наоборот.
Впрочем, меня здесь больше интересует не сама по себе политическая конкуренция между двумя группами крупного капитала, а то, как она отражается в риторике либеральной пропаганды.
Потому что, как я уже говорил, «борьба с коррупцией» в этой пропаганде очень часто является синонимом борьбы за интересы старых «ельцинских» олигархов против интересов олигархов новых, «путинских». И новым олигархам ставится «любое лыко в строку», тогда как старым олигархам «все прощается».
Такое впечатление, что в отношении к этим двум группам крупного капитала либеральная пропаганда демонстрирует максимально для нее возможный двойной стандарт. Мы ведь не забыли, как Владимир Владимирович Познер громогласно и с пеной у рта убеждал нас в том, что «без первоначального накопления капитала (и связанных с ним полукриминальных издержек, разумеется. — В.М.) обойтись невозможно». Мы хорошо помним, как «в гайдаровских кругах» в начале 90-х шептались о том, что «самое важное — это чтобы госпредприятия достались нормальным людям, а не всему этому генералью и директорью».
Да и сегодня Андрей Колесников практически повторяет эти разговоры, утверждая, что приватизация 90-х и залоговые аукционы привели к установлению «нормального либерального порядка».
Но стоит зайти разговору о конкурирующих финансово-промышленных группах, и все сказанное выше сразу забывается. И приоритет отдается теме «борьбы с коррупцией». Причем коррупцией именуется любой госзаказ, перехваченный у бенефициаров залоговых аукционов.
И в этом смысле — хотят они того или не хотят — но наши либеральные пропагандисты своим участием в межолигархических информвойнах неизбежно вписываются в рамки госдеповской «борьбы с персоналистскими коррумпированными режимами».
Я совершенно не в восторге от нашего крупного капитала независимо от его исторического происхождения. Меня сильно раздражает ситуация, когда руководители госкомпаний назначают многомиллионные зарплаты себе и, что самое неприятное, своим детям. Крайне удивляет, когда в условиях экономического кризиса наши крупные банки вместо понижения ставки ипотеки, как это принято во всем мире, «чтобы хоть кто-то хоть что-то купил», наоборот, повышают эту ставку. Я искренне шокирован, когда наш «почти национализированный» ТЭК в условиях обвального падения мировой цены на нефть не понижает, как это принято во всем мире, а, наоборот, повышает цены на бензин.
Но я совершенно уверен, что в условиях того политического и экономического кризиса, в котором мы сегодня находимся, и государство, и общество должны отдавать предпочтение тому крупному бизнесу, который ориентируется на государство. А не тому, который мечтает это государство подмять под себя.
