Доминик Фаш: «Надо разрабатывать технологии будущего»

Один из авторитетнейших мировых экспертов в сфере энергетики — Доминик Фаш в эксклюзивном интервью «Известиям» поделился своим мнением о главных проблемах российского ТЭКа и новых вызовах, которые стоят перед мировой энергетикой.

— Доминик, с того момента, как вы решили уйти с поста руководителя российского Enel, прошло больше двух лет. Чем вы занимаетесь сейчас и не скучаете ли по тем временам?

— Знаете, недавно в правительстве прошло очередное совещание по инвестициям. В свое время я часто бывал на таких мероприятиях. И каждый раз там озвучивались одни и те же тезисы, я давно потерял к этому интерес. Так что нет, наверное, не скучаю. Мне просто надоело выступать на конференциях и форумах, и я решил показать, как можно работать. Семантика ведь не создает рабочие места. Так появилась наша новая компания — Russian Technology Foundation. Цель нашей работы — выступить недостающим звеном между малыми и крупными компаниями. Дело в том, что в России сложилась парадоксальная ситуация — внизу «кролики», а сверху «слоны». Первые не допрыгивают до вторых, а те, в свою очередь, не видят, что происходит внизу. При этом правительство заставляет «слонов» 10% своих закупок закрывать с помощью «кроликов», но где эти «кролики»?* Мы решили свести одних с другими.

— Неожиданный выбор времени для создания компании в России. Почему именно сейчас?

— Я сторонник инвестиций на контрциклах, то есть я вкладываю деньги тогда, когда все плохо. Шесть месяцев назад я дал большую пресс-конференцию в Париже. На нее приехали ребята из компании «Рунако», что в Бугульме (да, я, наверное, единственный француз, который знает, где находится Бугульма). Компания производит насосы для добычи и высокотехнологичный кабель. Они сказали, что хотят быть партнером лидеров российской нефтегазовой индустрии в поставке новых технологических продуктов, но у них никак это не получается. Понимаете, для России сейчас ключевой проблемой является вопрос осуществления трансфера технологий от вузов и малых компаний до крупных госкорпораций. В России как — президент сказал, что надо этим заниматься, хорошо — в госкорпорациях появились должности вице-президентов по инновациям. И на этом все.

В 1985 году я создал первый бизнес-инкубатор во Франции. Предприятие было удачным, тем не менее вскоре мы обанкротились. Знаете почему? Потому что на тот момент Франция была к этому не готова. А в России сейчас подходящее время.

— О технологическом отставании России в сфере нефтедобычи говорят уже давно. А в чем оно, собственно, заключается?

— Ответ на этот вопрос очень прост. Компания Schlumberger — ведущая мировая нефтесервисная компания — на протяжении всей своей истории 5% бюджета инвестировала в науку. А российские компании куда инвестируют? А ведь умов у вас много, не меньше, чем на Западе. Безусловно, разворот в сторону инвестиций в науку требует времени, тем не менее когда-нибудь придется начинать это делать.

— Но сейчас, с учетом санкций, реализовать эту идею довольно сложно…

— Я всегда повторяю, что единственные технологии, на которые невозможно наложить санкции, это технологии будущего, ведь их еще нет. Поэтому, когда я услышал о сокращении расходов бюджета на науку и образование, я сказал: это самоубийство.

— Вы считаете, что государство должно законодательно обязать компании вкладываться в науку?

— Государство должно заниматься своими делами. Во-первых, оно должно обеспечить нормальную инфраструктуру. Поэтому, например, я постоянно спрашиваю: где автобан между Москвой и Санкт-Петербургом? Если он появится, то вокруг него за 15–20 лет естественным образом возникнет своя Силиконовая долина. Как это сделать — вопрос отдельный. Во-вторых, государство должно заниматься наукой и образованием, делать их конкурентоспособными. А мы видим, что Академия наук зачастую занимается непрофильной деятельностью. При этом у вас есть ряд институтов, которые имеют действительно хороший потенциал — МГУ, Томский политехнический, Горный университет в Питере и другие. Понимаете, если вы хотите играть в лиге чемпионов, вам для начала нужны свои чемпионы. Нужно определить 8–10 ведущих вузов и вкладывать в них деньги. А потом в результате конкуренции подтянется уровень и других учебных заведений. В-третьих, государство должно обеспечить специальные налоговые режимы для отдельных отраслей и компаний. С Москвой все понятно, здесь есть деньги, возможности и так далее. А вот в том же Томске с этим сложнее.

— По каким направлениям, на ваш взгляд, мы отстаем критически и что нам нужно развивать прежде всего?

— Я считаю, что к настоящему моменту в России сложилась критическая ситуация с технологиями, связанными с нефтедобычей. Например, известно, что около 95% комплектующих, использующихся на платформе Приразломная, западного производства.

— Как, по-вашему, можно справиться с этой проблемой?

— Лучшая в мире компания в этой сфере — Schlumberger. Когда я выступал в «Роснефти», я зачитывал аудитории письмо отца основателей компании. Он дал сыновьям 50 тысяч франков и сказал: «инвестируйте в науку и никогда не продавайте оборудование, продавайте сервис». Эти два правила жизни до сих пор являются для этой компании определяющими. Когда на Россию наложили санкции, надо было основывать свою российскую Schlumberger, которая опиралась бы на науку, это было самое лучшее, самое удобное для таких вложений время.

— Раз уж мы заговорили о нефтегазовой отрасли, каковы наиболее перспективные направления ее развития?

— На мой взгляд, есть три основных направления. Первое — это Арктика. Там нужны технологии, а с этим, как я уже сказал, в России совсем плохо. Второе — Баженовская свита. И третье — это старые месторождения. В СССР привыкли извлекать из месторождений самые сливки, после чего переходили к следующим. Благодаря такому подходу в стране сохранилось множество месторождений, которые можно и нужно восстанавливать. И для всех этих направлений нужны технологии.

— Как мы можем получить эти технологии?

— Есть несколько способов. Например, старый способ, когда Советский Союз просто заимствовал оборудование и западные технологии в обход КОКОМ**. Другой вариант — подождать, пока снимут санкции и в страну вернутся европейские и американские компании. Третий путь — засучить рукава и решать проблему собственными силами.

— Очевидно, что это самый сложный путь. Но, видимо, единственно верный?

— Знаете, санкции — это дурацкая вещь, которую придумали люди, совершенно не понимающие Россию. Мы же фактически стреляем себе в ногу. Возвращаясь к нашей теме: я думаю, что этот путь не такой уж сложный, Россия все равно к этому придет, и на это уйдет не так много времени — 5–10 лет.

— В чем вы видите главную проблему российской электроэнергетики?

— В России так и не сложился нормальный цивилизованный рынок. Я часто говорю фразу: в России есть «Совет рынка», но самого рынка нет. Чтобы получить нужный тариф, генераторы идут в правительство. И те компании, которые за этот год потеряли две трети капитализации, не видят никакой альтернативы договорам о предоставлении мощности (ДПМ). А этот механизм сворачивается, нужно что-то делать. В свое время я предлагал распространить ДПМ на уже существующие объекты генерации, ведь для того, чтобы поддерживать их в рабочем состоянии, тоже необходимы инвестиции.

Если же перейти на более концептуальный уровень, то проблемы России в том, что вы считаете себя замкнутой системой, плюс в вопросах регулирования отрасли практически отсутствует стабильность. Та же Энергостратегия переписывалась несколько раз, и я не удивлюсь, что, когда я приеду сюда через год, мне покажут новую версию документа. А между тем в мире на наших глазах происходят серьезные изменения, которые необходимо учитывать. Например, налицо тенденции изменения экономической модели электроэнергетики — вполне возможно, что спустя какое-то время электроэнергия станет бесплатной и доступной, как сейчас интернет.

— А какие глобальные изменения могут кардинально изменить энергетическую картину мира?

— Сегодня мировая нефтедобыча балансирует на грани окупаемости. Единственная страна, которая почти при любой ценовой конъюнктуре на нефть чувствует себя хорошо, это Саудовская Аравия. Себестоимость добываемой там нефти — порядка 5 долларов за баррель, поэтому при цене 40 долларов они зарабатывают 35, то есть жить можно. Все остальные — на грани. Нефтяники оценивают состояние отрасли по количеству буровых. Так вот, в США их число за этот неполный год снизилось на 60–70% — было 1600, осталось 500–600. Это показывает, что проб­лема себестоимости добычи становится чрезвычайно актуальной.

Есть еще несколько трендов, которые очевидны уже сейчас. Среди них децентрализация энергетики, так называемая распределенная энергетика. Другой пример — более емкие и эффективные накопители энергии. Их появление позволит создать интеллектуальные энергетические системы нового поколения, что, на мой взгляд, произведет революцию. Вообще я считаю, что хотя бы половину тех средств, которые вложены в ITER (а это десятки миллиардов евро), стоило бы направить на международные исследования в области разработки нового поколения накопителей. Кстати, таких неоднозначных проектов много. Я, например, считаю, что EPR*** — это бесперспективная технология. А финансовые сложности AREVA связаны с технологическими проблемами EPR. Изначально цена такой установки была 3 миллиарда евро, но сейчас, когда начались работы по сооружению реактора этой модели на третьем энергоблоке финской АЭС Олкилуото, его стоимость выросла до 9 миллиардов. Предполагалось закончить строительство в 2012 году, но до конца этой работы еще очень далеко.

Многое зависит от решений по климату и стоимости CO₂, которые будут приняты на парижской конференции в конце года. Кстати, Китай, судя по всему, готовится к ужесточению правил (чего, кстати, нельзя сказать об Индии). Далее — какую роль в будущем будет играть солнечная энергетика? Как видите, таких вопросов, которые имеют глобальное значение, очень и очень много.

* Имеется в виду постановление правительства РФ от 11.12.2014 № 1352 «Об особенностях участия субъектов малого и среднего предпринимательства в закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц» согласно которому заказчики, осуществляющие свою закупочную деятельность по 223-ФЗ, обязаны не менее 10% годового объема закупок в денежном выражении осуществлять, проводя целевые закупки исключительно у малого и среднего бизнеса.
** Координационный комитет по экспортному контролю — международная организация, созданная в 1949 году для многостороннего контроля над экспортом в СССР и другие социалистические страны.
*** EPR (European Pressurized Reactor, Европейский реактор) — водо-водяной реактор третьего поколения, разработанный компанией Areva NP.

Доминик Фаш
Родился 22 марта 1949 г., Гранд-Вант, Франция.
Образование: Университет Сорбонна, Франция (1968–1972). Специальность — инженер.
Дополнительное образование (1967–1973): Лицей имени Корнеля, Руан, Франция. Московский государственный университет имени Ломоносова, Москва, Россия. Национальный центр научных исследований (CNRS), Париж, Франция. Парижский университет в сотрудничестве с Высшей школой электротехники (Supélec).
С 2015 г. по н. в. — председатель совета директоров РТФ (Российского технологического фонда).
С 2014 г. по н. в. — член совета директоров КЕГОК, Казахстан.
С 2013 г. по н. в. — член совета директоров Технологического парка София Антиполис, Ницца, Франция.
2009–2012 гг. — Совет рынка.
2008–2013 гг. — председатель совета директоров, президент ОАО «Энел ОГК-5».
2007–2008 гг. — директор по России и СНГ «Энел».
2006–2007 гг. — член совета директоров СУЭК.
2003–2005 гг. — независимый консультант, советник SPE Russian Oil&Gas.
1993–2003 гг. — вице-президент, региональный директор группы компаний Schlumberger в России и СНГ.
2001 г. — основал Сlub de Nice — организацию, проводящую Европейский энергетический форум.
1988–1992 гг. — главный управляющий компании TSD & Stratech International Science Park Consulting.
1972–1987 гг. — создатель, заместитель директора Технологического парка София Антиполис, Ницца, Франция
Единственный иностранец — член наблюдательных советов НП «Совет рынка» и НП «Совет производителей электроэнергии» — основных регуляторов российского рынка электроэнергии 2008–2013 гг.
Основатель Клуба Ниццы — организатора Европейского энергетического форума, 2001 г.
Языки: французский — родной, английский — свободное владение, русский — свободное владение, испанский — разговорный, итальянский — разговорный.
Женат, трое детей.