После атаки исламистов на Париж французский президент Франсуа Олланд предпринял достойные уважения дипломатические усилия, чтобы переломить ситуацию, сложившуюся на фронтах борьбы с ИГИЛ и исламским терроризмом. За четыре дня — с 23 по 26 ноября — он поочередно встретился с четырьмя мировыми лидерами: Кэмероном, Обамой, Меркель и Путиным. Кэмерон и Меркель приехали к Олланду в Париж, к американскому и российскому президентам Олланд поехал сам.
С протокольной точки зрения, это, кстати, отражает изменившийся статус Олланда в глобальной политической иерархии: после терактов 13 ноября и уничтожения террористов в парижском пригороде Сен-Дени лидерство французского президента в деле борьбы с воинствующим исламизмом никто в ЕС не оспаривает. Это давало Олланду некоторую надежду на успех его предприятия — переговоры, которые он вел с политиками Европы и США, имели целью создание широкой коалиции по борьбе с «Исламским государством». «Мы должны сформировать широкую коалицию, которая сможет нанести решающий удар», — заявлял он на прошлой неделе.
И поначалу у него действительно всё получалось. Прибывший в Париж британский премьер предложил Олланду использовать военную базу Акротири на Кипре, а также пообещал, что ВВС Великобритании вскоре присоединятся к борьбе с ИГ. Окрыленный первым успехом, Олланд полетел в США. В Вашингтон он прибыл 24 ноября; именно в этот день турецкие истребители F-16 сбили в небе над Сирией российский бомбардировщик Су-24.
Можно спорить о том, специально ли подгадали турки с этим предательским ударом или это было трагическое совпадение, о том, действовали ли они по указке из Белого дома или по собственной воле. Ясно одно: вместе с российским военным самолетом потерпел крушение и перспективный план Олланда по созданию широкой коалиции.
Переговоры с хозяином Белого дома прошли совсем не так, как хотелось бы французскому лидеру. «От Обамы Франсуа Олланд ожидал большего, — констатировала парижская Le Figaro. — Если до того, как Олланд приземлился в США, Франция под влиянием эмоций лелеяла мечту о «большой коалиции» с участием России и готова была изменить свою позицию по отношению к судьбе Башара Асада, то этот проект — который никогда не был достаточно ясным — был очень быстро похоронен в Вашингтоне, по общему согласию, под очевидным давлением Обамы».
Разочарование постигло Олланда еще и потому, что он пытался добиться от Обамы реальных шагов по усилению борьбы с «Исламским государством». Коалиция, возглавляемая США, существует лишь на бумаге: в действительности боевые действия против ИГИЛ ведут 3–4 государства, при этом Саудовская Аравия и Катар «работают», в основном, по солдатам Асада в Сирии, а Турция планомерно уничтожает сирийских же курдов.
Остальные страны (считается, что их в коалиции 65, но эта цифра включает в себя даже те страны, которые просто выразили США моральную поддержку) занимаются в основном финансовым, разведывательным и материально-техническим обеспечением. Послав к берегам Сирии авианосец «Шарль де Голль», Франция по факту стала вторым крупнейшим членом коалиции, возглавляемой США — и тут же столкнулась с явным нежеланием американских союзников играть более активную роль, чем они играли до того.
Однако для Франции война с ИГИЛ — не вопрос престижа, а вопрос национальной безопасности. Именно поэтому, а не из-за внезапно возникших у него теплых чувств к российскому президенту, Олланд и пытался уговорить Обаму расширить коалицию, включив в нее Россию. The Wall Street Journal цитирует советника французского МИДа и сотрудника Фонда Карнеги Джозефа Бахута: «Если США не хотят делать этого (активизировать борьбу с «Исламским государством». — К.Б.), кто-то же должен это сделать!»
Но Обама не готов ни переводить войну с ИГ на новый уровень (что предполагает наземную операцию), ни переформатировать коалицию. Поэтому, тепло обнявшись с Олландом перед телекамерами, президент США жестко дал ему понять: план «большой коалиции» для Вашингтона неприемлем.
16 ноября перед конгрессом в Версале выступал новый, незнакомый Олланд — решительный, смелый, злой. А спустя десять дней в Москву прилетел старый Олланд, тот, которого патриоты Франции саркастически называют «пуделем Обамы».
На пресс-конференции, последовавшей за почти трехчасовыми переговорами с Владимиром Путиным, Олланд выступал уже без всякого воодушевления. Повторил уже набившую оскомину мантру о том, что Асад «не может играть никакой роли в будущем этой страны». На фоне того, что еще в октябре он допускал участие Асада в политическом урегулировании в Сирии, это выглядело довольно жалко. И, разумеется, ни о какой «большой коалиции» речь уже не шла.
Тем не менее утверждать, что переговоры Путина и Олланда провалились, как это делают некоторые СМИ, не вполне корректно. После визита в Вашингтон Олланд уже не был полноценной стороной переговоров; он играл не вполне комфортную для себя роль посредника, который должен был передать российскому лидеру некое послание от хозяина Белого дома, и, естественно, выслушать ответ. С этой ролью он, надо полагать, справился.
Российская сторона в очередной раз показала свою готовность к разумному компромиссу. Так, по словам Олланда на пресс-конференции, была достигнута договоренность о том, что необходимо наносить удары только по ИГИЛ и «джихадистским группировкам». «Главное — не наносить удары по тем силам или по тем группировкам, которые тоже ведут борьбу с террористами со своей стороны… Нужно определить, кто террористы, а кто нет, по кому можно бить, а по кому — нет».
Фактически это означает, что Олланд, явно выполняя волю Обамы, вывел из-под ударов российских ВКС те силы, которые США и их союзники называют «умеренной оппозицией» Асаду (moderate opposition). Уступка это с нашей стороны? Конечно. Но, возможно, продуманная: для всех главных игроков сейчас самое важное — процесс политического урегулирования в Сирии. В англоязычных СМИ этот процесс называют «процессом передачи политической власти», недвусмысленно намекая, что, как бы ни изменилась ситуация на поле боя, Асад в любом случае должен сдать власть.
С другой стороны, очевидно, что победа сирийской армии над мятежниками и террористами ИГИЛ обеспечит победу Асада на любых честных демократических выборах. Физически уничтожать противников Асада, воюющих с ИГИЛ, в такой ситуации не вполне рационально. Гораздо выгоднее использовать их сейчас для победы над общим врагом, а потом обеспечить их участие в выборах, которые они не смогут выиграть.
Получила ли Россия что-то взамен? На первый взгляд — ничего. Но ведь мы ничего и не просили. Это Олланд приехал в Москву, рассчитывая получить поддержку самого влиятельного политика планеты. Поддержка Путина очень бы ему пригодилась — и на Ближнем Востоке, и дома, где внезапно подросший после воинственной речи 16 ноября рейтинг нужно чем-то подпитывать.
Поддержка в борьбе против ИГИЛ была Олланду обещана: стороны договорились об интенсификации двустороннего сотрудничества (что, конечно, можно было бы трактовать и как камень в огород американцев), обмене разведданными и координации ударов по террористам — и это, скорее всего, действительно облегчит непростую задачу, стоящую перед французскими ВВС в регионе. А вот в том, сумеет ли Олланд упрочить свою репутацию борца с терроризмом у себя дома, есть серьезные сомнения.
Все-таки очевидная капитуляция в Вашингтоне не прошла незамеченной. У Олланда не получилось стать «честным маклером», который сблизил бы позиции Белого дома и Кремля, предложив продуманный и приемлемый для всех сторон план. Роль, которую он сыграл, свелась к роли простого посредника, посла без верительных грамот (главе государства они и не требуются). Но можно ли было всерьез ожидать от человека, не демонстрировавшего доселе способности проводить самостоятельную, без оглядки на «старших товарищей», политику, чего-то иного?
Вообще блиц-визит Олланда в Москву живо воскрешает в памяти «Размышления у парадного подъезда» Некрасова. Помните? «Вот парадный подъезд. По торжественным дням…» Видимо, чувствуя это (хотя и вряд ли соотнося с цитатой из классика), французский МИД устами Лорана Фабиуса поспешил сообщить, что на встрече Путина и Олланда обсуждался вопрос о снятии европейских санкций с России (тесно связанный с выполнением Минских договоренностей). Ну чтобы хоть как-то обозначить заинтересованность Москвы в визите французского президента.
Однако пресс-служба Кремля это сообщение немедленно опровергло. «Вопрос с санкциями на переговорах не поднимался», — лаконично отметил Дмитрий Песков.
И знаете что? Я ему верю.
