Президент Франции ввел в стране чрезвычайное положение, приостановил избирательную кампанию и отменил свой визит в Турцию на саммит «большой двадцатки». Но прозвучало новое выражение: во Франции введен режим закрытости. Это означает пока только то, что из страны теперь нельзя будет свободно уехать (везде — в аэропортах, на вокзалах и на шоссе — будут теперь тщательно проверять документы) и в нее нельзя будет въехать без визы в течение месяца.
Думаю, однако, что слово произнесено не случайно. «Режим закрытости» — это то будущее, которое уготовано на ближайшее время цивилизованному миру. На наших глазах возникает действительно новое явление — полувиртуальный исламский «халифат». Его вроде бы начали наконец — с помощью России — теснить на Ближнем Востоке, но, прямо скажем, это поражение для него будет означать лишь утрату одного из фронтов.
Террористической организации, запрещенной в России, удалось каким-то образом за короткий срок потеснить «Аль-Каиду», затмить «братьев-мусульман» и стать главной силой суннитской улицы. Эта армия пополняется новыми сторонниками из разных стран мира.
Похоже, что теракт совершили люди из ИГИЛ, похоже, что на Париже они не остановятся. Под ударом весь мир. И уже ясно, что весь мир будет защищаться, обороняться и, увы, закрываться. Закрываться от толп мигрантов, от потоков оружия, от шальных и преступных денег и, главное, от террористического насилия.
Почему все-таки Франция? Почему Париж? Франция осуществила несколько боевых вылетов против ИГИЛ в Сирии, но ее участие, конечно, не шло в сравнение с действиями других стран. Между тем важно помнить, что Сирия после Первой мировой войны и вплоть до конца Второй была подмандатной территорией именно Франции, возможно, к французам у местных исламистов сохраняются какие-то давние недобрые чувства.
Нам еще предстоит узнать, где и при каких условиях были завербованы террористы. Наверняка среди них были и беженцы, и жители Франции. Ясно одно: термин «открытость» сегодня все в большей степени проявляет свои негативные коннотации, выражение «открытые границы» едва ли будет звучать для европейцев столь же привлекательно, как это было в конце XX века. Пока ИГИЛ не будет уничтожено (а это произойдет нескоро), мир будет продолжать закрываться.
Но не хотелось бы, чтобы этим терактом смогли воспользоваться либералы-«ястребы» или так называемые неоконы как в Америке, так и в Европе. Сейчас они на все лады начнут ругать Обаму за «мягкость» вместо того, чтобы трезво оценить последствия всех прежних проявлений собственной «жесткости» как в 2003 году, так и в 2011-м. Оба раза их предупреждали, говорили, что уничтожение арабских автократий неизбежно приведет к возрождению исламистского экстремизма. Оба раза они не хотели никого слушать и предпочитали наказывать несогласных.
Все предупреждения оправдались, все плохие прогнозы сбылись. И тем не менее нельзя исключать, что ситуацией снова воспользуется в Америке какой-нибудь Марко Рубио, который продолжит кричать, что во всем виноваты Асад, Россия и нерешительность Обамы.
Будем надеяться, что хотя бы Франция на предстоящих выборах окажется более мудрой и дальновидной.
Будем надеяться на объективность разведки, смелость дипломатии и решительность политического руководства в каждой из стран, в которую попали террористические семена «арабской весны». Будем надеяться, что мы станем союзниками в этом новом мире, в котором теперь надолго будет введен режим повышенной закрытости.
