6 августа 1945 года в 8.15 утра американский самолет Б-29 сбросил на Хиросиму урановую бомбу «Малыш» мощностью 13–18 кт. В результате атомного взрыва немедля погибло порядка 80 тыс. человек. К концу года общее число жертв — люди продолжали погибать от ожогов, травм, лучевой болезни — превзошло 100 тыс. На город Нагасаки плутониевая бомба «Толстяк» мощностью 21 кт была сброшена 9 августа в 11.02. В Нагасаки общее число жертв оказалось меньше — от 60 тыс. до 80 тыс. человек, поскольку из-за облачности бомбу сбросили неточно и эпицентр взрыва пришелся на малонаселенный район. Так в истории человечества началась атомная эра.
Однако Хиросима сделалась понятным всякому символом огненного ада, властно говорящим: «Никогда больше!», далеко не сразу. Тема страшной гибели людей в Хиросиме и Нагасаки, история японской девочки Садако Сасаки, которая, умирая от лучевой болезни, верила, что если она сделает тысячу бумажных журавликов, это ее спасет, — но она умерла с 644-м журавликом в руках, антиядерные настроения вообще — это уже принадлежит 1950-м годам.
Но в 1945 году страх и ужас были оставлены на долю японцев — «Горе побежденным!», — а среди победителей господствовали бравурные настроения. Время разговоров о джинне, выпущенном из бутылки, еще не настало. Американцы ликовали по поводу победного завершения войны с Японией и сугубо ликовали потому, что — по крайней мере на последнем этапе войны — благодаря атомным бомбардировкам враг был окончательно повержен и ни капли не пролилось американской крови.
Такое оправдание Хиросимы явилось практически сразу. Американский союзник СССР в ту пору держался официального оптимизма. Обличения американского империализма начались в следующем году, а в августе 1945-го в газетном официозе еще продолжалось сердечное согласие. Естественно, Берия и Курчатов получили указание елико возможно форсировать работы по советскому урановому проекту, но на публике царило «Гром победы, раздавайся» и время жалеть японцев еще не настало.
Правда, среди самих разработчиков первой в мире А-бомбы царили всякие настроения, в том числе и далекие от ликующих. Еще после испытания первой бомбы 16 июля 1945 года высоколобые ученые произносили довольно аполитичные рассуждение, а слова Р. Оппенгеймера, публично произнесенные в 1956 году: «Мы сделали работу за дьявола» — возможно, частным образом звучали гораздо раньше. Но на интеллигентских кухнях много чего говорят. Открытым же текстом выступил разве что А. Камю, изложивший в газетной передовице от 8 августа самые апокалиптические предчувствия. Впрочем, кто же в августе 1945 года особо прислушивался к мнениям парижских газет? Чай, не 1919 год стоял на дворе, державный статус Франции был тогда более чем сомнителен.
Были и другие причины, по которым атомные бомбардировки японских городов далеко не сразу были восприняты как нечто экстраординарное и начало новой эры. Одна из них формулируется просто: «На погосте живучи, всех не оплачешь». Атомным бомбардировкам Хиросимы и Нагасаки предшествовали бомбардировки густонаселенных городов Японии и Германии с использованием обычных бомб, и в ряде случаев число жертв и масштаб разрушений были сопоставимы. Бомбардировка Токио 10 марта 1945 года унесла больше жизней — не менее 100 тыс. человек, — чем в Хиросиме. Огненный смерч 1943 года в Гамбурге унес жизни порядка 45 тыс. жителей, число жертв бомбардировки Дрездена в феврале 1945 году трудно оценить (город был переполнен пленными и эвакуированными) и колеблется от 25 тыс. до 100 и более тысяч. Непосредственный свидетель (если он остался в живых) не всегда мог отличить атомный ад от тротилово-напалмового. Удаленный читатель военных сводок — тоже. А о лучевой болезни тогда толком никто ничего не знал.
К тому же надо добавить военное ожесточение. И Третий рейх, и императорская Япония совершили столько чудовищных преступлений, что жалость к жертвам бомбардировок — несмотря на то что ими были в подавляющем большинстве гражданские лица, женщины, старики, дети — испытывали далеко не все. Даже сейчас, когда люди, родившиеся в дни победы, уже стали стариками и уходящей натурой, при обсуждении тех давних бомбардировок обязательно раздается: «И поделом им! Чтоб знали!». Можно же себе представить, сколь сильно было это мстительно-злорадное в дни войны.
Осознание того, что «И поделом им! Чтоб знали!» может прозвучать и по поводу радиоактивных развалин их родного города — Лондона, Парижа, Москвы, Ленинграда, Киева, Рима, — пришло не сразу, потребовалось некоторое (впрочем, не слишком большое) время. Равно как и осознание того, что для превращения большого города в кучи щебня теперь не нужно армады из тысяч «летающих крепостей», а достаточно одного-единственного самолета (с середины 1950-х годов — и ракеты).
Тогда атомный век и принципиальная перестройка отношений между великими державами (а сегодня даже и невеликими вроде КНДР и Пакистана) явились человечеству в полный рост. К счастью, пока никто не захотел испытать на себе судьбу Хиросимы и Нагасаки — тем мы и живы.
