«Россия пока стремительно теряет свои позиции в Африке»

В свет вышла научно-популярная книга африканиста Кирилла Бабаева «Что такое Африка?». В ней ученый рассказывает об открытии нового африканского языка зиало, которое он совершил 5 лет назад во время экспедиции в Гвинею. Корреспондент «Известий» задал ученому несколько вопросов о достижениях отечественной науки об Африке. 

— Многие помнят, что в советские времена был очень популярен научпоп об Африке. Потом неожиданно всё исчезло. И вот после 20-летнего перерыва возникаете вы. Неужели интерес к Африке возвращается?

— На самом деле интерес никуда не уходил. Просто издание книг об Африке прекратилось. Государственные издательства почти умерли, а частникам казалось, что научпоп — это невыгодно. Какая там Африка, самим бы выжить… Денег на экспедиции не выделялось, африканистов становилось всё меньше.

— Ну вы же нашли возможность поехать в Африку.

— После окончания университета я начал заниматься коммерцией. Но меня всё время интересовала лингвистика, поэтому я без отрыва от производства защитил диссертацию, стал ездить в экспедиции. К счастью, жизнь позволяет половину времени уделять бизнесу, а половину — науке. 

— Как вам удалось открыть новый язык зиало?

— Африку подробно изучают примерно полтора столетия, но до сих пор многие тропы не хожены, многое неизведанно. И даже если где-то побывал белый человек, то этим человеком, в основном, был миссионер, которого мало интересовал язык. Я думаю, что существует еще некоторое количество языков, о которых мы даже представления не имеем. Мне, например, язык зиало удалось обнаружить случайно, в глухих африканских джунглях в Гвинее.

Туда мы отправились с группой ученых и студентов и, конечно, не имели цели найти новый язык. Предполагалось продолжить ежегодную работу по записи нескольких местных наречий. Однако в этот раз наше внимание привлекли записки одного американского миссионера, в которых кратко упоминались некие «люди зиало», живущие в труднодоступной местности в нескольких десятках километров от ближайшего города. В записках не содержалось ничего, кроме имени «зиало», но это заинтриговало нас больше всего. Мы решили узнать, кто же такие эти таинственные зиало. Стоило немалых усилий попасть на их территорию. Первые же записи речи местных жителей показали: зиало говорят на не описанном, неизвестном науке языке. 

— Как вы сделали вывод, что язык неизвестен науке? Неужели вы знаете все 2 тыс. африканских языков?  

— Для того чтобы сделать такой вывод, необязательно знать все 2 тыс. языков Африки. У меня под рукой были описания нескольких соседних языков, чтобы иметь возможность определить, что представляет собой открытое наречие — диалект одного из уже описанных языков или самостоятельную языковую единицу.

— Это как если бы мы столкнулись с французским языком, имея под рукой учебники испанского и немецкого?

— Совершенно верно. Этого было бы достаточно, чтобы установить, во-первых, что речь французов ближе к испанской и итальянской, нежели к немецкой, и во-вторых, что при этом она обладает своеобразием, заставляющим придать ей статус самостоятельного языка.

— Раньше среди лингвистов существовало мнение, что африканские языки — очень примитивны, поскольку сам народ — примитивен.

— Ученые уже пару веков как отказались от такой точки зрения. Да, существуют народы, до сих пор живущие в практически первобытных обществах, но — что удивительно — языки у них на редкость сложны. Случается обратная закономерность: чем более архаична культура народа, тем сложнее его язык, а находящиеся на вершине пирамиды языки развитых народов — скорее наоборот, демонстрируют тенденцию к упрощению.

— Ну а что необычного мы можем встретить в африканских языках?

— Ну, например, приведем такое удивительное явление, как идеофоны. Это слова, не столько называющие, сколько изображающие действие: в русском отчасти похожую роль играют такие междометия, как «цап», «плюх», «хлоп». Но в русском языке их совсем немного, а вот в африканских языках эта сфера невероятно разнообразна.

— В языке зиало много идеофонов?

— Разговорная речь очень насыщенна. «Пришла кошка пфуньк-пфуньк-пфуньк-пфуньк. Я ее ударил ногой чпоньк. Она убежала уау». Для каждого действия имеется свой идеофон, он не меняется. Если идет кошка — то это именно пфуньк, а не чап-чап-чап или что-то иное.

— В вашей книге есть выдержки ранних исследователей, которые отмечают, что для уха европейца африканские языки звучат просто ужасно.

— Мы приводили такие цитаты, чтобы показать, как забавно звучат комментарии тех, кто впервые увидел Африку и услышал ее речь. Ни один современный ученый не скажет, что языки звучат ужасно. Есть совершенно мелодичные и приятные берберские языки. Языки Тропической Африки, конечно, необычны для европейского уха. В них существует несколько тонов, встречаются совершенно непривычные нам согласные. Например, те, что произносятся на вдохе, а не на выдохе, как в русском. А есть и удивительные двухфокусные звуки: как будто одновременно произносят «к» и «п».

— Есть ли какое-то выражение, которое можно было бы позаимствовать из языка зиало в русский?

— Нет, такого выражения я не нашел. Но кое-чему поучиться бы стоило. Например, система родственных отношений в языке. Все ближайшие родственники папы называются «папой». Папин брат, папин отец, дядя — это всё папа. То же самое — любая родственница по материнской линии — это мама.

— Как вы узнавали такие тонкости?

— Для этого ученому и нужны информанты. То есть, люди, владеющие двумя языками. Мои информанты знали французский. Один был старшим школьником, в школе ведется преподавание на французском. Второй жил в городе и работал в больнице, тоже неплохо знал французский.

— Всегда ли ваши просьбы понимали?

— Конечно, нет. Недопонимания в Африке хватает. Из-за него мне даже пришлось провести день в гвинейской тюрьме. Ведь у нас не было документов, свидетельствующих о том, что мы едем изучать языки. А для них было совершенно невозможно понять, почему человек едет изучать языки? Деньги делать — понятно. Бизнес делать — понятно. А зачем ему языки?

Чтобы не мучиться этим вопросом, старейшины деревни решили посадить меня в муниципальную тюрьму. Там я провел день, после чего попросился обратно на совет старейшин — держать речь. Сказал: друзья мои, я пришел изучать ваш язык, писать великую книгу о нем, если я просижу в тюрьме, она не будет написана и все в мире будут считать, что вы разговариваете на соседнем языке лоома. Старейшины жутко возмутились, и после этого меня выпустили, сделали членом рода, дали новое имя, фамилию, присвоили тотемных животных.

— Вы хотите сказать, что в Африке существует уважение к книге?

— Они представляют себе, что это важно. Прекрасно знают, что существует Москва. Представляют себе, что существует мир белых людей, где можно занять почетное место.

— Как они относятся к России?

— Очень хорошо. Если ты из России, то отношение к тебе намного лучше, чем если ты из Франции — бывшей колониальной державы. Но, к сожалению, Россия пока стремительно теряет свои позиции в Африке.

— В СССР было иначе?

— Тогда африканистика была на высоком уровне. Было много африканских студентов, было много инвестиций и программ помощи. И до сих пор многие достижения наших ученых становятся возможны благодаря наработкам советского времени. В Африке осталось немало образованных людей, которые учились у нас и хорошо относятся к России. Сейчас эту нишу постепенно занимают США, Франция, Китай. Мне жаль, что мы так слабо развиваем это направление. Африка активно развивается и будет лакомым куском для мировых держав. Там огромный потребительский рынок, полезные ископаемые, ресурсы, если это не будем использовать мы — этим непременно воспользуются другие.