Герои тыла
Всё ближе 70-летний юбилей победы советского народа над фашизмом. Цена Победы — 27 млн человеческих жизней. Само понятие «труженик тыла» слабо кто себе представляет. Много работали, недоедали, получали похоронки на мужей и сыновей — вот, пожалуй, основное, что ассоциируется с работой в тылу. Но это далеко не полный образ рядового труженика в годы войны. «Известия» в канун юбилея Победы публикует истории собранные журналистами и родственниками Героев тыла нефтяной отрасли, которые своим трудом внесли весомый вклад в Победу.
«Отдыхать не приходилось…»
Живет в нашем поселке замечательная женщина, труженица тыла Мария Семеновна Хомякова. Родилась она в 1926 году 30 марта в крестьянской семье, в селе Сушины Климовского района Брянской области. Мария Семеновна была второй из четверых детей в семье. Мама всю жизнь трудилась дояркой в колхозе, и ей пришлось поднимать детей одной, так как отца семейства не стало рано, маленькой тогда еще Маше было 4 года. Мать рассказывала ей, что папа куда-то уехал и пропал, потом и вовсе умер, поэтому Марии Семеновне не посчастливилось знать отца. И на матери, Дарье Никифоровне, остались трое дочерей и маленький сынок.
Через некоторое время, когда старшая сестра смогла работать, она стала помогать поднимать младших. Это сводная сестра Марии Семеновны — дочь ее мамы от первого брака. На одну семью было по 2 га земли.
— Два у нас, — рассказывает Мария Семеновна, — и два у соседей. А лошадь дали одну, и мы по очереди брали лошадку себе в помощь для обработки земли.
— Тяжелое время было, — вспоминает труженица, — работали с малых лет с утра до вечера, недоедали, недосыпали. Спасло то, что у нас была корова, которая выручала молоком всю семью.
В школу девочка пошла только в десять, закончила лишь четыре класса, больше не успела.
Когда началась Великая Отечественная война, юной Марии было 15 лет. Немцы вторглись в Россию, захватили их Климовский район.
— В родном селе Сушины, — делится воспоминаниями Мария Семеновна, — немцы вели себя как хозяева, покою не давали, вербовали всю нашу молодежь к себе в Германию. Старшая сестренка незадолго до вторжения фашистов завербовалась на торфяники, где-то в Союзе. А мне пришлось от них долгое время прятаться в лесу, чтобы и меня не забрали, как многих моих сверстников — ребят из соседних деревень.
Еду девушке носил пятилетний братик, которому она боялась показать свое укрытие и каждый раз встречала мальчика в лесу неподалеку от своего убежища, где провела целый месяц.
В этом же лесу укрывались и партизаны. Однажды Маше самой пришлось бежать домой за едой. На обратном пути Мария шла через поле гречихи, услышала немецкую речь, оступилась и упала. И тут почувствовала выстрел — к счастью, пуля попала в сумку с едой, которую девушка несла из дома в свое тайное место. Пуля пробила бутылку. Пролитое молоко — вот и весь ущерб.
— Если бы я тогда не услышала их грубого говора и не свалилась бы, — отмечает Мария Семеновна, — попала бы мне пуля прямо в голову!
Кое-как добравшись до леса, то ползком, то бегом, девушка увидела, что немцы поехали в другую сторону и больше стрелять не стали.
После того как советские войска выбили фашистов с территории Брянской области, девушку отправили на военный аэродром.
— Наши самолеты нужно было как-то закрывать, чтобы враг не увидел их сверху, — рассказала Мария Семеновна. — А выход был такой: ездили на луга, срезали лопатами дерн, привозили на аэродром, там уже другие ребята обкладывали этими зелеными пластами самолеты, чтобы спрятать их от врага. Очень много потребовалось дерна для большого количества самолетов, дабы немцы не засекли нашу авиацию.
Здоровье тружеников тыла и детей войны было ослаблено не только тяжелым трудом, физическим и нравственным напряжением, но и скудным питанием. Фронт не выстоял бы без тылового обеспечения, и труженики сыграли немалую роль в завоевании победы над фашистскими войсками. Частичку этого неоценимого вклада внесла и наша героиня.
Мария Семеновна попала на Сахалин в 1949 году по распределению. Так как после войны многие города были разбиты, а в ее родном крае не осталось ни колхозов, ни какой-либо другой работы, большое количество молодых людей уехали кто куда. Маршрут занял без малого четыре месяца, с августа по ноябрь: добирались на чем попало и много где останавливались по неделе-полторы. В Николаевске-на-Амуре прожили целый месяц в морском порту, дожидаясь транспорта на Сахалин. По пути, как рассказывает Мария Семеновна, к ним присоединялись люди — еще и еще.
В итоге женщина оказалась в Ногликском районе, в Катангли, работала на Уйглекутском месторождении, 5-й участок.
— Легко не приходилось, — делится Мария Семеновна, — возвращаться было далеко, и мы с товарищами брали с собой спальные мешки, разводили костер и укладывались на ночлег. А наутро после пайка снова продолжали работу. Дело было по зиме, поэтому мы просыпались то снегом присыпанные, то у рта спальник приморозит. Отряхнем друг друга, рюкзак за плечи, и вперед!
Месторождение Катангли разбросано по сопкам, что доставляло работникам кучу неудобств, если не сказать проблем.
— Но никуда не денешься, — говорит Мария Семеновна, — работать надо. Да и весело было, совсем нескучно той компанией, что у нас сложилась!
Где уж тут заскучать, подумала я.
— Хорошая жизнь была, веселая! — продолжает она. — Населения тогда толком не было, и отстроиться Катангли еще не успели, жили в основном в бараках, которые завербованные до нас построили. В те годы нам, молодым, жилось интересно. Здоровья хватало. После трудового дня сидим, песни поем, вспоминаем жизнь в родном крае. Гречневую кашу ели с маслом и сахаром, такой вкуснятины раньше и в глаза не видели! Так я быстро отвыкла от своего села, где был страшный голод.
В течение 3 лет работала Мария Семеновна. И с улыбкой сказала, что тогда-то и научилась передвигаться на лыжах наравне со всеми и что ей очень нравилось работать в тайге. От участка до Катангли бегали на лыжах за хлебом.
Вскоре она вышла замуж за Григория Петровича Хомякова. В 1951 году родилась первая дочь Татьяна. Жили вместе с другой семьей в одной комнатке в бараке. Когда малышке исполнилось 3 года, ее отдали в детский сад, а Мария Семеновна снова пошла работать, но уже вахтовым методом. Тогда-то она и была переведена на участок по переработке нефти центральной инженерно-диспетчерской службы оператором по перекачке нефти, затем — оператором обезвоживающей установки.
— Работа нравилась — несложная, но требует внимательности и аккуратности. В резервуар поступала нефть, а мы ее от воды отчищаем до 1% и перекачиваем дальше на обработку. От промысла давались путевки раз в 2–3, и я ездила в санатории, потому что наши условия труда считались вредными. Навещала маму, ведь она осталась одна в Сушинах. Мария Семеновна много где побывала, но говорит, что всегда сильно тянуло на Сахалин, ставший ей родным домом.
В 1956 году в семье Хомяковых рождается вторая дочь, Ольга. В это время Катангли стали расширяться и отстраиваться, на нефтепромыслы приезжали всё новые люди. Хомяковы стали жить в трехкомнатной квартире — там и выросли дети.
Конечно же, я попросила Марию Семеновну рассказать мне о каких-то интересных случаях на работе. Но та ответила, что всё всегда было хорошо и стабильно, кроме одного случившегося форс-мажора.
— На одном из участков, когда я работала оператором по перекачке нефти, — рассказала она, — в насосной я заболталась, и резервуар переполнился так, что полилось через край, и немало. А вентиль, который нужно было срочно перекрыть, находился под емкостью. Конечно, ничего не поделаешь, нужно завинчивать. Пока я до задвижки добралась и перекрыла напор, меня всю, с головы до пят, облило нефтью! Да так, что с трудом в душе отмылась, еще и помогали. А одежду, сами понимаете, пришлось выбросить. С начальством обошлось, выговор и только.
С 1973 года Мария Семеновна Хомякова была переведена в специализированную автотранспортную контору объединения «Сахалиннефть» старшим инспектором ОК НГДУ «Катанглинефть».
— Некоторое время работала помощником в котельной, — будто докладывает мне Мария Семеновна и уточняет: — подрабатывала.
Так и проработала она всю жизнь в нефтяной отрасли.
Мария Семеновна за время работы в нефтяной промышленности неоднократно была удостоена разных благодарностей и наградам. Например, 26 августа 1971 года ей присвоили звание «Ударник коммунистического труда». 28 декабря 1971 года была премирована за поставку нефти на экспорт в IV квартале 1971 года. 23 ноября 1974 года — «В честь годовщины Великого Октября объявлена благодарность». Затем, 25 августа 1977 года снова ей присвоили звание «Ударник коммунистического труда» в честь Всесоюзного дня работников нефтяной и газовой промышленности. В 1978 году награждена почетной грамотой. Есть у Марии Семеновны и медали. Вот запись из трудовой книжки: «12.05.1981 г. За добросовестный долголетний труд награждена медалью «Ветеран труда» — это первая медаль. Вторую она получила в честь 60-летия Победы. Затем третья — «65 лет Победы в Великой Отечественной войне». Совсем недавно Марии Семеновне вручили уже и четвертую медаль — к 70-летию со дня Великой Победы.
О своих трудовых успехах Мария Семеновна говорит неохотно, пытаясь сменить тему. А за плечами столько горя, бед и сил, отнятых войной... Какая же сила духа должна быть! Это неизмеримо ни в каких единицах.
Еще Мария Семеновна рассказала мне, что по всему Катангли разбросаны скважины, найденные их бригадой. Сейчас на этих лицензионных участках работает «Сахалинморнефтегаз», дочернее предприятие НК «Роснефть».
— И ближе к кладбищу, в низине, и на верхушках сопок. Уже и со счету давно сбилась! А ведь они до сих пор исправны и дают нефть! — говорит она. Трудовой стаж Марии Семеновны — 38 лет, и всё это в нефтяной отрасли, без единой смены места работы.
— Пока работала, — вспомнила пенсионерка, — я никогда не видела и не держала в руках свою трудовую книжку. Потому что без надобности было. Она так в ногликской конторе и лежала всё время, только уходя на пенсию, получила ее.
В 1987-м, в 61 год, ветеран труда вышла на пенсию, но, говорит, могла бы и еще поработать. В Ноглики семья перебралась в 1988 году, хотя муж совсем не хотел переезжать, всё тосковал по Катангли. Работал он до последнего. С мужем, Григорием Петровичем, они прожили счастливых 46 лет. С ним случился инфаркт, после которого он быстро сгорел. И вот уже почти 20 лет его нет рядом.
Старшая дочь и внучка пошли по стопам Марии Семеновны, она очень гордится ими. Дочь Татьяна в течение 16 лет работала диспетчером на Набиле, теперь на пенсии, а внучка трудится на Монгах в насосной. Младшая дочь, Ольга, была работником культуры, сейчас — педагог дошкольного образования.
Будучи на пенсии, Мария Семеновна некоторое время работала в детском саду сторожем.
Так и живет одна в квартире на радость своим родным и близким людям эта трудолюбивая, скромная в своей душевной красоте женщина. Квартира благоустроенная, всего хватает. Две дочери Марии Семеновны навещают ее каждый день по очереди, одна утром, другая — вечером, заботятся. Живут обе в Ногликах.
— Так что я под присмотром! — подытожила пенсионерка, пока потчевала меня чаем.
Уходя, я пожелала ей здоровья и побольше радостей. Ведь для таких людей самое главное и необходимое — это внимание и ощущение того, что они не одиноки в этом мире, что их труд был на благо Отечества и не остался без внимания. И молодое поколение поддержит их в трудную минуту. Марии Семеновне уже 89 лет.
Она поблагодарила меня за внимание, за то, что ее не забывают. Попросила навещать ее и с улыбкой проводила меня у порога.
Самым молодым труженикам сегодня не меньше 83 лет, а самые молодые «дети войны» переступили порог 70-летия. Не будем забывать о них, ведь у нас осталось совсем немного времени, чтобы пообщаться с ними. Послушать из первых уст истории, которые берут за душу.
Алена Федореева
Папино знамя на Бранденбургских воротах
О своем отце, Кузьме Дудееве, ветеране войны и ветеране ООО «РН – Туапсенефтепродукт», рассказывает его дочь Галина Дудеева.
Мой отец Кузьма Александрович Дудеев был профессиональным военным, а после ухода со службы пришел работать на туапсинскую нефтебазу. И хотя он был обычным человеком, таким же, как все, — воевал, был ранен, дошел до Берлина, — на предприятии и в городе его знали очень многие. А прославило его одно фронтовое фото.
В 1945-м, в боях за Берлин, его «щелкнул» фронтовой репортер, впоследствии фотокор газеты «Правда» Евгений Халдей. На снимке — два бойца укрепляют красное знамя на Бранденбургских воротах. Один из них — мой папа. Родом папа был с Алтая (где до войны он жил в большой многодетной семье). Его фронтовая биография началась 22 июня 1941 года. Папу отправили в артиллерийское училище.
Первый бой он, лейтенант, командир огневого взвода 22-миллиметровых гаубиц, принял под Воронежем в мае 1942 года.
Как говорил папа: «На тебя идут танки, а ты не должен промахнуться. Иначе — раздавят, сметут…» Позже он был начальником огневой разведки дивизиона — и так до конца войны, до Берлина. В Берлине шли ожесточенные бои за каждую улицу, вот и они засели на одной из них, а дальше фашист не пускает. И командир послал папу с небольшой группой занять наблюдательный пункт на Бранденбургских воротах. Несколько кварталов они пробирались по канализационным тоннелям, отстреливаясь и рискуя жизнью, приняли короткий бой с немецкими наводчиками и укрепились в тылу врага, оттуда засекали огневые точки и передавали их координаты нашей артиллерии. Когда бой затих, папа вытащил из-за пазухи красное полотнище, привязал к какому-то шесту.
«В те дни, — рассказывал папа, — чуть ли не каждый из нас мечтал водрузить свое знамя на Берлинских высотах». А его напарник забрался повыше и привязал свое полотнище к отбитой руке скульптуры богини Победы — Ники». А тут и фотокор подоспел. Все произошло быстро: щелкнул, чиркнул в блокноте фамилии — и разбежались.
Самое интересное, что снимок этот Халдей не публиковал до 1970 года. Он был у него в архиве. Как вспоминал сам фотограф (а они с папой потом подружились, встречались неоднократно, вместе ездили по домам культуры на творческие встречи и рассказывали эту историю) на 25-летие Победы потребовался свежий победный снимок. Военные фотографы поднимали свои архивы, предлагали разное, но для первой страницы главной советской газеты выбрали снимок Халдея «Фото на Бранденбургских воротах». Все газеты нашей страны, да и многие зарубежные издания его перепечатали.
Уже после смерти папы я посмотрела в интернете, что такое эти Бранденбургские ворота в Берлине. Это символическая триумфальная арка. Наверху — скульптурная группа: колесница войны, управляемая богиней победы. А тогда, в мае 1945-го, от этой скульптуры оставались лишь части лошадей, а от богини Ники — рука, которая держала наш красный флаг с серпом и молотом.
Евгений Халдей рассказывал, почему он «зацепился» именно за Бранденбургские ворота. Однажды он увидел изъятый у пленного немца фотоснимок: колонны фашистов проходят через эту триумфальную арку. На обратной стороне фотокарточки была подпись: «Мы возвращаемся после победы над Францией». Вот Халдей как бы в отместку сделал снимок поверженного символа Германии — советский флаг на Бранденбургских воротах.
Кстати, это был последний папин бой. На этом для него война кончилась. Берлин взяли. Победа! А вот второй своей удачей в жизни папа считал то, что он попал на туапсинскую нефтебазу (ныне ООО «РН — Туапсенефтепродукт»). 16 лет он проработал здесь, отсюда вышел на пенсию, и еще долгое время представлял предприятие, вместе с нефтяниками ходил на парады, на встречи с молодежью. До последнего был на ногах, в ветеранском строю. Мы им очень гордимся!
И было тем, кто строил здесь, ничуть не легче, чем на фронте …
Егор Иванович Лаптев старше своего завода всего на 15 лет. В далеком 1942-м подростком пришел на Сызранский НПЗ, который сейчас входит в периметр дочерних обществ НК «Роснефть». Трудился на легендарном первом термокрекинге, которому так и остался верен долгие годы.
— Война отбор делала строгий: кто мог оружие в руках держать, шли на фронт, мальцы постарше — на работу, ковать победу в тылу. Когда взяли в армию отца, сразу решил устраиваться на нефтеперегонный завод. Семью кормить надо, а сельчанам (мы тогда жили в поселке Кашпир Сызранского района) продовольственные карточки были не положены. Прихватив справку об окончании пяти классов, пешком потопал на СНПЗ. Сначала направили учеником слесаря в цех № 8. Но начальник (как потом оказалось, главный механик Григорий Яковлевич Брыкалов) во время беседы вдруг спросил: «А помощником машиниста на термокрекинг пойдешь?» Я согласился, — вспоминает ветеран.
Стояли вахты по 12 часов, без выходных. А во время ремонта вообще домой не уходили. Учитывая, что вставали часто (сернистая нефть коррозировала трубопроводы, теплообменники забивались коксом), на заводе, можно сказать, жили неделями.
— Случится короткий перерыв на отдых, приляжешь в слесарке ненадолго. Не успеешь глаза закрыть, как зовут на установку. Режим держали жесткий и выжимали из сырья максимум. Получали бензин, осветительный керосин, топочный мазут, дизтопливо. Принимали где-то по 180 кубометров нефти в час, производили за смену по 200 т бензина. Отгружали нефтепродукты сначала в небольшие емкости — «мерники», потом в резервуары покрупнее. Однако чаще всего перекачивали топливо сразу в железнодорожные цистерны, что называется, прямо с колес. Наливная эстакада находилась совсем рядом с установкой.
Как выглядел завод во время войны? Кроме термокрекинга, в 1943-м ввели шестикубовую батарею, которая мало работала (зимой замерзала), еще действовала парокотельная, имелся резервуарный парк, мастерские ремонтного производства, заводоуправление. Пожалуй, и все. Это потом территория разрослась, появились «северные» установки, старые закрывались. Недавно ветеранов приглашали на Сызранский НПЗ. От ТК-1 ничего не осталось. Жизнь есть жизнь! Поразили условия, в которых сейчас трудятся нефтепереработчики, вокруг чистота. У нас же на установке никакого бетонного покрытия не было. В конце вахты на носилках таскали песок, чтобы засыпать замазученные участки, которые появлялись каждый раз вновь из-за пропусков в трубах, — рассказывает Егор Иванович.
Две жизни Виктора Смирнова
Когда в 1950–1960 годах на Туапсинском НПЗ операторы, механики и другой рабочий народ собирались на пятиминутку между сменами, то после производственных вопросов говорили «за жизнь». И эта «жизнь» была воспоминаниями о минувшей войне. На крекинге, который построили в 1950-х годах, работали сплошь бывшие фронтовики, и уж если они начинали вспоминать, то были и минуты радости, и минуты печали…
Для Виктора Смирнова, в прошлом детдомовца, Туапсинский НПЗ стал родным домом, а ребята со смены — семьей. После демобилизации он приехал жить и работать в Туапсе.
Каждый раз, направляясь на работу через заводскую проходную, он мысленно не переставал удивляться превратностям судьбы. Если бы несколько лет назад ему, получившему сквозное ранение в живот, ожидающему смерти на «том» берегу Днепра, сказали, что весь этот ужас останется позади, наверное, он бы не поверил. Как не поверил ребенком, когда в одночасье лишился отца и матери. И оказался в детском доме, среди чужих людей.
Однажды цыганка «поймала» молодого Виктора на улице Ржева и схватила его за руку. А внимательно посмотрев на ладони, откинула руку и сказала: «Так не бывает! У тебя две линии жизни!»
Виктор тогда не мог знать – что ждет его впереди.
После окончания школы бывшего детдомовца отправили на завод. Выдали форму – рабочую одежду, дали койку в общежитии-бараке. Казалось бы — новая жизнь началась, и вдруг — война. И всех заводчан, кто не ушел на фронт в первые дни, отправили делать укрепления.
— В самый разгар работ, вдруг в еще недостроенном окопе появляются красноармейцы! — рассказывает Виктор Смирнов. — Мы оторопели, а они нам: «Бегите отсюда, фронт уже здесь». И заняли наши недостроенные укрепления…
Вообще, слушая его рассказы о войне, в очередной раз поражаешься подвигу их — детей, подростков, женщин, мужчин, стариков, — которые в одно мгновение стали единой силой — великим советским народом. И эта сила выросла стеной на пути фашизма. А «кирпичики» стены — это судьбы таких, как Витя Смирнов. Вот он, измученный многодневным переходом, с такими же пацанами бредет по пыльным дорогам в Москву, на сборный пункт. Потом его в эшелоне отправляют в Магнитогорск на работу в металлургический комбинат. Оттуда он попадает на фронт — добровольцем.
— Однажды, было это холодной осенью, я провалился в овраг с водой — коркой всё заледенело. Не успел снять с себя одежду и выжать, как командир мне говорит: «Виктор, придется тебе идти»… Виктор был на фронте связистом, работал с разведротой. Весь фронтовой путь его — движение, с 20-килограммовой рацией на плечах…
А потом было форсирование Днепра, и снова он с выступающей на фланг группой был первым. Ночью, в глубокой тишине, еще до того, как немцы открыли переправу, им удалось перебраться на захваченный врагом берег Днепра.
После их выстроили перед строем и определили задачу.
— Не провалите, братцы, операцию, — сказал командир. И почему-то подошел к Виктору: — Если выполните — представлю к медали.
А ему вдруг стало стыдно перед ребятами, которые стояли в строю. Почему медаль ему? Почему — не всем? И он сгоряча крикнул: «От медали отказываюсь. Не надо!»
…На том берегу за ним, радистом, немцы объявили настоящую охоту. Снайперы ловили каждое его движение, потом призвали на помощь минометчика, и прицельный огонь миномета его достал…
Когда Виктора привезли в госпиталь, то врачи его определили… в морг. Он уже был без сознания. Когда пришел в себя — застонал. Перевезли в операционную, прооперировали. Вставал на ноги, учился заново ходить. Долго лечился в госпиталях, а потом уехал в Туапсе — город, по слухам, и курортный, и промышленный, где можно было найти работу. Устроился на крекинг Туапсинского НПЗ. Конечно, учился. Но главное, рядом были свои — фронтовики, и это фронтовое братство поддерживало и помогало. Все они вчера еще были на разных полях войны, а сейчас их «трудовой фронт» был здесь.
— С Виктором Яковлевичем я проработал на крекинге 18 лет, — рассказывает старший оператор крекинга в 1950–1960-е годы Федор Шпаков, — и честно скажу: такого трудолюбивого работника больше не встречал. Он брался за любую, самую трудную и черную работу. Например, мы каждый месяц должны были останавливать крекинг, чтобы прочистить трубы, — иначе работать было нельзя. Так эта чистка была наказанием для всех. А он брал лопату, штыри — и всегда шел первым, бывало так, что сам один всё делал.
Впрочем, если дается вторая жизнь — надо прожить ее так, чтобы потом не задаваться вопросом — а зачем она была?
А медаль, от которой Виктор Смирнов отказался, его все-таки нашла. Уже в мирное время, когда он был на пенсии, из военкомата позвонили и попросили прийти. «За боевые заслуги», присвоенную ему еще в годы войны, вручили награду в мирное время. И она присоединилась к заводской медали «Ветеран труда», которой он гордится не меньше.
Так отразились в его судьбе два жизненных фронта — трудовой и военный, два жизненных пути простого человека — Виктора Яковлевича Смирнова.
Пока жив хоть один пулеметчик…
В трудовой книжке Александра Васильевича Кононенко всего пара записей — об окончании военного училища и воинской службе в различных частях. И — о работе на Туапсинской нефтебазе. 25 лет военной службы позади. В Туапсе он построил собственноручно дом, посадил груши (будь они неладны!). И как он так промахнулся, профессиональный военный! Ругал себя, ругал, но делать нечего — залез в 86 лет на дерево, будь готов, что голова на высоте закружится… Даже в травмпункте не верили, что он в свои годы по деревьям лазит. А он не только садовод-любитель. Каждый день в шесть часов пешком или на велосипеде до моря и обязательно искупаться и зарядку сделать. Вот уже много лет подряд, с того первого дня, как они в Туапсе, он не изменял этому режиму. Только с прошлого года сил осталось меньше. Но старый солдат не унывает. С палочкой, но на парад 9 Мая придет. Потому что выучка фронтовая — это на всю жизнь…
Когда-то он мечтал быть учителем. И учился. Но не довелось закончить даже 10 классов в своем селе Оренбургской области: комбайнеров в колхозе не хватало. И председатель ему сказал: «Иди, мальчик, учись на комбайнера» — вместо школы. А было ему 15 лет. Зато зарплаты, которую ему выдали пшеницей, хватило его семье на несколько лет... Отец ушел на фронт, помогать было некому. В 1943 году мама напишет ему письмо: «Твоим хлебом, сынок, мы до сих пор живы…». Сын уже после окончания краткосрочных курсов Уфимского военного училища, тоже ушел на фронт. Прямо во время завтрака заиграл «тревогу» горн, и они, курсанты побежали строиться.
— Когда еще мы учились, — рассказывает Александр Васильевич, — мы следили за ходом войны, за битвой под Москвой, враг рвался к Сталинграду, и мы дали отпор. А когда нас везли — не знали куда. Это потом в учебнике истории эта военная операция будет названа «Курская дуга», а они, желторотые, стрелявшие только на учениях, сразу же были брошены в пекло.
— Нам сказали: «Окапывайтесь», — рассказывает Александр Васильевич, — я и окопался. Так неглубокий окопчик вырыл — до метра. А тут начался авианалет, как начали нас бомбить, я в землю, по-моему, врылся еще глубже и думал только о том, какой я беспечный, что такой окопчик маленький вырыл…
Но выжил Александр Васильевич! И даже не зацепило. И снова — вперед, на другие позиции. Назначили его номером вторым станкового пулемета. Пулемет — машина, 64 кг. Во время передислокации номер первый из наряда тащит колесо, номер второй — само «тело» пулемета, номер третий — боеприпасы, ленты с патронами. Так они и передвигались.
Вот снова бой. «Пулеметчики — вперед!» — крикнул командир. И они побежали, да так близко к немецким позициям, что слышно было, как закричал «А-а-а!» на той стороне раненый фашист. И тут же услышал точно такое же «А-а-а»! Обернулся, а номер первый уже мертв. Пока собирал пулемет, ранили и номера третьего. И тогда он сам зарядил ленту и начал стрелять… А в голове строчки из армейского руководства для бойца пехоты, которые ему запомнились в училище: «Станковый пулемет в открытом бою недоступен для пехоты противника до тех пор, пока есть патроны и жив хотя бы один пулеметчик». Так и было. В том бою он остался последним живым…
Александр Васильевич после этого боя знает четко: ни один пехотинец не может выдержать на передовой больше недели. И армейское руководство это знало — части постоянно обновляли, перебрасывали, отводили с передовой, формировали, снова кидали в бой.
Во время очередной передислокации, когда они готовились к переправе и сбивали плоты, на них, не готовых отразить атаку, налетели юнкерсы…
…Очнулся Саша лишь в госпитале. Увидел чистые стены, солнце за окнами, девушек в белых халатах и решил, что он уже в раю. Девчонки-медсестры потом долго смеялись, вспоминая, как он приходил в себя.
После госпиталя попал в связисты. И до самого конца войны, до Победы, был в строю. А после войны все же закончил военное училище, и еще 25 лет служил Отечеству.
— Наверное, мои имя и фамилия сыграли роль, — шутит Александр Кононенко, — если уж и родился Александром Васильевичем, как Суворов, значит надо Родине служить…
И служил бы еще, если бы фронтовые ранения не открылись. И тогда он с женой и детьми переехал в Туапсе, к родителям жены. И устроился на нефтебазу — в электроцех специалистом по приборам учета пара и воды. И вот тут его стремление учиться всегда и везде быстро пригодилось. Практически он освоил новую специальность, и жизнь началась заново. Правда, дети уже были далеко — сын и дочка. Они выросли, у обоих семьи. Но они с женой были счастливы видеть их хотя бы летом. А вот 3 года назад он остался один… И зовут его дети и внуки к себе, но не может он бросить дом, свой сад, свою нефтебазу.
— Я как тот последний пулеметчик, — отшучивается Кононенко, — пока жив — недоступен врагу!
И пусть ходит уже с палочкой, пусть прихрамывая — но ведь «враг» знает: и в этот раз ему не сдались. Не сдались болезням, ударам судьбы, плохому настроению, тем, кто пытается перекроить историю, а то и вычеркнуть страницы. Пока жив последний пулеметчик — победа будет за нами.
«Война не спрашивала наш возраст…»
Павел Мефодьевич Цыглевский встретил Великую Отечественную мальчишкой. Заслуженный работник военного тыла, долгие годы проработавший на Лисичанском НПЗ несмотря на пережитое сохранил оптимизм и веру в мирное будущее.
…Укрыто вишневым цветом живописное село Устиновка. На небе — ни облачка, даже ленивые шмели в саду не гудят, а убаюкивают. И столько всего интересного вокруг! А сколько еще нужно успеть узнать, если тебе всего четыре года. Когда твой мир — это ласковые мамины руки и детские забавы.
Мамы не стало, когда Павлику было четыре. Детство закончилось, не успев пробежаться по летним лужам, застыв между школьными переменами, в ветках наливающихся вишен. Когда Павлику было девять, в Устиновку пришла война. Мужчины были призваны в ряды Советской Армии, а на трудовых фронтах сражались женщины, старики и дети.
— Как и мои одноклассники, помогал взрослым в колхозе, — вспоминает свою работу в тылу Павел Мефодьевич. — Зимой на быках отправлялся удобрять поля: вилами навоз разбрасывал. В 11 уже на тракторе пахал это поле самостоятельно. Война ведь не спрашивала наш возраст, а мы просто верили в мирное будущее.
Он помнит, как с этой верой шесть семей прятались от минометного огня в погребе, который построил прадедушка Павлика еще до революции.
— Однажды прямо над нами разорвался снаряд. Воронку такую огромную сделал! А погреб остался цел, и мы выжили...
На детские годы Павла Цыглевского припало немало потрясений, но он сохранил в своей памяти моменты, где жизнь во много раз сильнее смерти.
— Тяжело, наверное, было во время немецкой оккупации? — спрашиваю у дедушки. — Всякое бывало. Знаете, ведь нет плохих наций, просто люди бывают разные, — размышляет Павел Мефодьевич. — В рядах вермахта служили не только германцы, и нам, детям, была заметна эта разница. У нашего дома был немецкий штаб и кладовая. Как-то оккупанты ворвались в хату, а у нас на печи — картошка в мундирах. Они ее руками ели, прямо с кожурой. А потом свинью нашу увидели — она вот-вот должна была опороситься. Так ночью закололи ее во дворе, погрузили тушу в авто и были таковы. А однажды пришел бравый вояка, показал мне на свои сапоги: мол, бери, чисти. Я их взял и, недолго думая, забросил в огород. Как он стал пистолетом передо мной, ребенком, размахивать!
Маленького Пашку от беды спас… немецкий комендант. Отчитал своего «коллегу» как следует, а потом угостил перепуганного мальчика куском хлеба с маслом и черной икрой. «У меня также два киндер дома», — пояснил тогда немец.
Но когда начинались кровопролитные бои, было «не до сантиментов». В конце января 43-го Юго-Западный фронт под командованием генерала армии Николая Ватутина перешел в наступление — Ворошиловская операция «Скачок» в Донбассе длилась до конца февраля. Тогда снег в Устиновке повсюду был красным от крови... Словно подкошенные, от автоматных очередей падали наши бойцы.
— Вместе со взрослыми мы, дети, выносили с поля сражения раненых и убитых, — вспоминает самые страшные страницы своей биографии ветеран. — Никогда не забуду, как, бывало, тащишь контуженого бойца, а со всех сторон раненые просят: «Меня! Возьми меня!» Мы свозили их в школу — там был госпиталь. Туда же доставляли и погибших наших солдат. Потом их хоронили в братской могиле. Сейчас на этом месте памятник…
С освобождения плацдармов по крутому берегу Северского Донца начался новый этап сражений. Но заминированные поля — холодные отголоски страшной войны надолго поселились в Устиновке. Даже когда индустриальный Лисичанск поглотил пригородные поселки, всё равно то тут, то там можно было наткнуться на чернеющий снаряд, найти стреляную гильзу…
Служба в армии помогла Павлу Мефодьевичу без оглядки на прошлое кардинально поменять свою жизнь. Армейские годы старшина хозроты Цыглевский вспоминает с мечтательной улыбкой. Водитель первого класса, он исколесил сотни километров в Западной Сибири. Там, среди таежной сказки и кислой ягоды морошки, решил задержаться без малого на 40 лет.
— В начале 1990-х затосковал по дому, — рассказывает о своем возвращении в Украину Павел Мефодьевич. — Устроился на Лисичанский НПЗ, где и трудился до пенсии.
В ноябре 1987 года приказом министра машиностроения СССР Павел Цыглевский был удостоен награды — «Почетный ветеран труда».
Сегодня Павел Мефодьевич расправляется с житейскими неурядицами твердой верой в лучшее. В свои 82 года на здоровье жалуется редко, только отшучивается: «Любой человек — что машина. Если деталь какая отработала — сколько солидолу не лей, а толку мало будет». Несмотря на солидный возраст, наш герой — статный мужчина, косая сажень в плечах. Активничает на огороде, крутит руль старенькой «Волги» и угощает своих гостей домашним вином собственного производства.
Вместе с супругой Тамарой Абдуловной коротают они свой век в опрятном домике на берегу Северского Донца. Компанию старикам составляют верная овчарка Халк и ласковая кошка Пулька. А еще греют душу звонки от внука — он, студент, обучает бабушку с дедушкой компьютерным премудростям.
— Не останавливайтесь, друзья, идите вперед, — желает на прощанье нашим читателям Павел Мефодьевич. — Мы, очевидцы военных действий, желаем вам ценить мир, хранить его и приумножать. Нет ничего прекраснее спокойного человеческого счастья…
