Дробь «Жестяного барабана»
88 лет — возраст, до которого дай бог дожить каждому. А дожить так, как это сделал Гюнтер Грасс — с ясной головой, — и вовсе редкий дар.
Около 10 лет назад я присутствовал на лекции, которую он прочитал нам, студентам Петербургского университета. В тот день, как я потом узнал, он прилетел из Германии, весь день посвятил экскурсии по городу, обедал в компании петербургских писателей, причем за обедом выпил полбутылки вина и выкурил несколько трубок, потом еще была официальная программа, и только после нее — лекция. Два часа за кафедрой, на ногах, крепкий уверенный голос, ответы на вопросы, наполовину опустошенная бутылка, опять же, вина — и после этого он отправился на ужин. В чем секрет такой старости, я не знаю. Но всегда подозревал, что дело тут не в здоровье тела — в сугубо медицинском смысле, — а именно в дисциплине ума. Правильно настроенное, не привыкшее лениться сознание держит стареющее тело и не дает ему «разъехаться», а не наоборот. Впрочем, это лишь моя теория.
В последние годы имя Грасса всплывало в нашем мутном информационном потоке два раза. Первый раз — в связи с публикацией книги воспоминаний «Очищая луковицу», где столь же жадные до сенсаций, сколь и поверхностные журналисты углядели «скандальное признание» в том, что будто бы автор в юности служил в СС. Второй раз — в связи с публикацией стихотворения, содержащего критику (весьма сдержанную, если уж на то пошло) политики официального Израиля, как будто есть на свете правительства, которые критиковать ни при каких обстоятельствах нельзя.
Оба скандала были, разумеется, с душком. Оба сдулись так же быстро, как и надулись.
Зато книги Грасса, «как драгоценные вина», не только не портятся, но, напротив, становятся только насыщеннее, в чем я каждый раз убеждаюсь, когда советую их кому-то, кто их пока не читал, и потом выслушиваю от прочитавших восторги в их адрес.
Мы говорим Грасс — подразумеваем «Жестяной барабан», и хотя Грасса никак не назовешь автором одной книги, как Харпер Ли, Кена Кизи или, в нашем варианте и с некоторой натяжкой, Венедикта Ерофеева с Сашей Соколовым — «Жестяной барабан» всё же шедевр такого уровня, до которого автор больше не дотянулся. Что, впрочем, не стыдно: в ХХ веке вообще никто не дотянулся. Есть романы в своем роде не хуже «Жестяного барабана», лучше — нет ни одного.
И это не потому, что это роман о самой сущности тоталитаризма, роман, укладывающий страшную историю века в одну великую метафору. Не потому, что это до коликов смешное и вместе с тем разрывающее сердце чтение. То есть не только поэтому. Главное — Грасс изобрел новую механику рассказывания истории, романописи. Способ письма, которым только и оказалось возможным рассказать самые трагичные, самые страшные вещи — вещи, в которые в здравом уме и поняты быть не могут.
Про такие вещи говорят «не укладывается в голове». Это совершенно точно. Невозможно уложить в голове, как вообще могут завладевать людьми человеконенавистнические идеи. «Это не люди», «низшая раса», «человеческий материал». Тем не менее это происходит и происходит из раза в раз и приводит всякий раз к совершенно рациональному, спокойному и ответственному причинению смерти тысячам, сотням тысяч и миллионам людей. Убийство оказывается не следствием аффекта или отчаяния, оно совершается не в бессознательном состоянии и не как случайное — оно становится работой. Убийца при этом ясно осознает, чем занимается. Он знает, что убивает детей, безоружных, женщин, стариков — не следует думать, будто он этого не знает, не замечает или что они попадаются «под горячую руку», нет. Но это убийство не просто становится оправданным, оно оказывается в полной мере рационально обосновано. Потому что это «не люди». «Анчоусы», «быдло», «колорады», «ватные мозги». Как тысячи и миллионы людей могут одновременно впадать в такие состояния — не укладывается в голове. Так вот Гюнтер Грасс нашел такой художественный язык, чтобы об этом вообще можно было хоть как-то говорить, не сходя с ума.
И поэтому «Жестяной барабан» — это не литературный памятник, который нужно прочитать, чтобы отметиться, или любопытно почитать, чтобы «ощутить вкус эпохи», но на полную мощность работающая — и сейчас едва ли не в большей степени, чем 56 лет назад, когда роман вышел, — лаборатория понимания, текст-машина, производящая нормальное, человеческое состояние сознания. Нужно читать и перечитывать «Жестяной барабан», чтобы снова и снова удерживать усилие быть людьми.
То, что автор этого великого романа умер на 88-м году жизни, — печально, но это не трагедия. Трагедия разворачивается на наших глазах вокруг нас. И если нам позволено надеяться на то, что искусство не просто своего рода игра, но что оно способно влиять на действительность, то, значит, надежда у нас есть.
