«В Израиле нельзя не быть политиком»
Итальянский оркестр «Флорентийский музыкальный май» выступил в Москве в рамках VI Международного фестиваля Мстислава Ростроповича. Корреспондент «Известий» встретилась с пожизненным руководителем коллектива, прославленным индийским дирижером Зубином Метой.
— Какие слова ассоциируются у вас с Мстиславом Ростроповичем?
— Любовь, уважение, восхищение. Слава был потрясающим музыкантом и великим человеком.
— Где вы познакомились?
— В 1963 году сыграли вместе в Лос-Анджелесе концерт Дворжака. А последний раз выступили в Бомбее с этим же концертом — спустя 43 года. Между двумя выступлениями было еще много музыки, городов, стран. Кажется, мы объездили с ним весь мир.
— Как вы провели последний день с Ростроповичем?
— Очень весело. Мы выступили на концерте, а потом отправились на конкурс красоты. Слава определил, какая из участниц выиграет, и не ошибся. Он был и в этом вопросе экспертом. Потом мы ужинали с друзьями, затем я отвез его в аэропорт.
— Расскажите, как он работал.
— Слава знал каждую ноту и слышал больше, чем все оркестранты, вместе взятые. Он был строг и требователен. Когда заканчивалась репетиция, я всегда открывал для себя что-то новое и потом часто рассказывал виолончелистам, как Ростропович играл сочинения Дворжака, Шумана, Чайковского. Я никогда не сопровождал его как аккомпаниатор — солиста. Наше общение было гораздо более глубоким и содержательным. Нематериальным, наверное, если это вообще можно сформулировать.
— Вы слышали выступления Ростроповича с его супругой Галиной Вишневской?
— Лишь однажды, в Зальцбурге, и это был сенсационный концерт. Звучала русская музыка и сочинения Рихарда Штрауса.
— Как вы понимаете совет, который Прокофьев дал Ростроповичу, — жить так, будто идешь по туннелю с фонариком на вытянутой руке?
— Честно скажу, не знаю. Может быть, благодаря фонарику Ростропович мог разгадывать секреты. Музыкант ведь ежеминутно задает себе тот или иной вопрос, ежесекундно возвращается к произведению, которое когда-то разучивал. Может быть, все мы держим фонарик и вглядываемся вдаль? Может, все мы ищем луч? Каждый из нас не стоит на месте. Посмотрите на картины Боттичелли, загляните в оперные партитуры Верди. Сопоставляя детали, вы отыщите мельчайшие крупицы нового. Мы, музыканты, делаем это постоянно, ежесекундно продолжаем искать.
— Не поэтому ли вы изменили программу выступления в Москве?
— Сначала я предложил исполнить вагнеровского «Тристана». Но Ольга Ростропович, дочь Славы, попросила меня сыграть с пианистом Борисом Березовским. Мы не знакомы лично, но я слышал о нем, да и вообще люблю встречаться с новыми людьми. Так что согласился с удовольствием.
— А почему остановились на русских композиторах?
— Я рос с этой музыкой всю жизнь. А Шестая симфония Чайковского — вообще самое любимое мое сочинение.
— Насколько свободным можно быть в интерпретации музыки Чайковского?
— Я не верю в свободу. Общая концепция исполнения должна удерживаться в рамках того, что написал композитор. Чайковский был точен в своих намерениях. Он указал всё, хотя, конечно, многое зависит от солистов: сегодня кларнет сыграл так, а в один прекрасный день вдохновится Москвой и сыграет иначе. Но в любом случае мы не будем пытаться улучшить музыку композитора.
— Владимир Горовиц тоже был непредсказуем, когда вы играли Третий концерт Рахманинова?
— Да, он творил музыку совместно с оркестром, хотя многие великие солисты предпочитают идти строго по своему пути. Лично мне не нравится, когда пианист занимается по восемь часов в день и отрабатывает технику. Горовиц заставлял оркестр иначе чувствовать каждое мгновение. Так же, кстати, играл Артур Рубинштейн.
— Почему вы никогда не выступали со Святославом Рихтером?
— Он не хотел путешествовать, не мог приехать в Лос-Анджелес. Зато мы с ним ходили в горы и как-то ужинали вместе в Зальцбурге.
— Обсуждали пианистов?
— Мы, музыканты, многое иногда обсуждаем…
— Ваш коллега Даниэль Баренбойм рассказывал мне, что благодаря русской музыке вы познакомились с Михаилом Горбачевым. Как это произошло?
— Однажды мы с ним обедали в Берлине, и Горбачев спросил, кто мой любимый русский композитор. Я ответил, что Чайковский. Горбачев переспросил: «Почему не Рахманинов?» Я ничего не ответил. Но его вопрос был прекрасен. И сам он был великолепен.
— Как вы относитесь к тому, что первые лица часто слушают музыку в вашем исполнении?
— Обычно я не знаю, кто приходит на мои концерты. Правда, когда в январе ставил «Аиду» в Пекине, догадывался, что кто-нибудь из китайского политбюро зайдет после спектакля. И точно: появился нардеп 21–й, за ним нардеп 22–й, нардеп 50-й...
Потом пришла леди — вице-президент Китая. Она хорошо знала английский, и ей понравился наш спектакль. Я совершенно не обратил внимания на то, что она надела туфли Ferragamo. А люди рядом принялись бурно обсуждать этот факт.
Позже во Флоренции я рассказал эту историю миссис Феррагамо. Она захотела сделать той леди подарок, но я, увы, не спросил ее адрес. До сих пор не знаю, получила ли она туфли от любимого дизайнера.
— Можно я спрошу вас об отношении к событиям на Украине?
— Нет.
— Вы не планируете приехать туда с концертом?
— Думаю, об этом стоит попросить Валерия Гергиева.
— Почему?
— Он должен это сделать. Так будет правильно.
— А вы?
— А я съел в Москве котлеты по-киевски. С точки зрения политики это неразумно, но я их обожаю. К тому же они стояли нетронутыми (смеется).
— Значит, политику лучше воспринимать молча?
— Нет, что вы, я все время говорю о ней. В Израиле нельзя не быть политиком. Сейчас мы подавлены результатами парламентских выборов. В стране теперь будут творить то, чего захочет правящее большинство.
— Какой регион мира вы считаете самой горячей точкой?
— Ближний Восток. Если будет найден компромисс между Палестиной и Израилем, многие другие истории исчерпают себя сами. Но господин Нетаньяху усугубляет, а не решает конфликт.
— Как же тогда навести мосты?
— Может быть, просто всем надо слушать музыку. В Кашмире не так давно индусы вместе с мусульманами два часа играли сочинения Чайковского и Бетховена. Исламисты не хотели проведения этого концерта, но правительство города решилось пойти против них. Не стоит недооценивать силу музыки. И не стоит торопиться. Чтобы наши желания сбылись, нужно уметь ждать.
