Две вещи следовало сказать о нынешнем послании президента еще до того, как Владимир Путин бодрой походкой вошел в кремлевский зал.
Во-первых, еще ни одно президентское послание публика не ждала с таким напряжением. Эта речь стала настоящим блокбастером. Люди приникали к экранам телевизоров, к мониторам компьютеров. Биржа замерла в ожидании. И даже наши враги на Кавказе, собрав в кулак последние силы, устроили кровавую клоунаду в Грозном, чтобы только смазать впечатление от этой речи.
Во-вторых, нынешнее послание Федеральному собранию напрашивается на сравнение с другой речью, которую президент произнес в том же месте, перед той же аудиторией 18 марта этого года.
Та речь, вошедшая в историю, была весенней, солнечной речью победителя.
Нынче за окном и в мире ненастно, «русская весна» обернулась изматывающим полуперемирием на Донбассе, Запад вцепился нам в горло санкциями, баррель (а вместе с ним и рубль) никак не может найти дно.
И тем не менее — нынешняя речь была обязана достойно продолжить ту, триумфальную.
Путин в самом деле начал с того, о чем говорил в марте, — с Крыма. Он заметно волновался, как будто бы пытаясь досказать то, что не было досказано тогда.
Сказанное оказалось очень весомым.
Если до этого момента Крым можно было воспринимать как периферийное территориальное приобретение на теплом море, то теперь картина переменилась: именно Крым поставлен в центр нашей истории, нашей цивилизации. Крым для России объявлен сакральным местом, подобным Храмовой горе для иудеев и мусульман. Крым — «духовный исток формирования многоликой, но монолитной русской нации».
Эта формулировка — «многоликая, но монолитная русская нация» — на мой взгляд, самое важное в речи Путина.
Отныне мы с вами больше не «дорогие россияне»; расщелина между словами «русский» и «россиянин», в которую столько лет проваливалось наше национальное самосознание, официально захлопнута, и тот цивилизационный субъект, от имени которого намерено действовать российское государство, называется теперь «русская нация» — совокупность русского народа и всех прочих народов России.
Впрочем, всем понятно, что даже очень удачные политические формулы будут бесполезны без прочного экономического фундамента.
Именно в экономической части от президентского послания ожидали самых радикальных шагов, хотя до последнего момента никто не знал, каких именно.
Одни пророчили обвальную либерализацию, новый НЭП, предлагая компенсировать внешние притеснения внутренней свободой. Другие, напротив, призывали на наши головы экономическую мобилизацию, постановку бизнеса под ружье с акцентом на большие государственные проекты.
Вероятно, Путин немного разочаровал и тех, и других. Не прозвучало ни команды «направо шагом марш», ни команды «налево шагом марш».
Было сказано: «Свобода для развития в экономике, социальной сфере, в гражданских инициативах — это лучший ответ как на внешние ограничения, так и на наши внутренние проблемы». Но был и вполне мобилизационный призыв справиться с «неорганизованностью и безответственностью», было и предложение удвоить объемы дорожного строительства.
В целом же президент, похоже, исходил из реально сложившейся многоукладности экономики и прописал каждому укладу свое собственное лекарство.
Малому бизнесу были обещаны защита от ненужных проверок и стабильность налогов, крупному бизнесу — полная и безусловная амнистия капиталов и докапитализация банков с прицелом на проектное финансирование, а госкорпорациям, понятное дело, — усиление административного учета и контроля, вплоть до приравнивания хищений в оборонке к финансированию терроризма.
С одной стороны, хорошо, что текст послания лишен радикальных шараханий, что капитан спокойно держит штурвал перед лицом нарастающей бури. Понятно, что большой экономический разговор не завершен, а лишь начат этим посланием.
С другой же стороны, о достаточности или недостаточности предложенных мер имело бы смысл судить лишь в том случае, если бы мы могли оценить шансы на их реализацию государственным аппаратом.
«Хватит кошмарить бизнес!» — это ведь тоже было сказано президентом страны. Прошло больше 6 лет, а бизнесу, похоже, всё еще снятся кошмары.
«Свобода лучше, чем несвобода!» — этот лозунг стал популярен 5 лет назад. Сегодня президент приводит цитату из Ивана Ильина — «Кто любит Россию, тот должен желать для нее свободы».
Владимир Путин провозглашает «национальную технологическую инициативу», систему прогнозирования необходимых передовых решений. Дело заманчивое, но возникает вопрос: а «Роснано» с этим не справляется? А «Ростех»?
Или взять, допустим, прекрасное предложение «пригласить наших соотечественников, которые трудятся за рубежом в науке и в высокотехнологичных отраслях». Но ведь об этом столько говорилось в свое время в связи со сколковским проектом. Деньги потрачены немалые, а есть ли результат?
В общем, если бы наша неповоротливая, а местами и просто циничная бюрократия не замылила в свое время исполнение президентского послания 2007 года, если бы она не утопила «медведевскую модернизацию», то мы бы сейчас были гораздо лучше готовы к той проверке на вшивость, которую устроил нам внешний мир.
Президентское послание, конечно, не резиновое, но мне не хватало в нем слов о том, каким образом теперь, когда жареный петух вовсю рвет нам штаны, мы наконец-то заставим государственный аппарат выполнять логичные, насущные и в том или ином виде не раз провозглашенные задачи.
И есть один человек, которого мне, по сравнению с мартовской речью, не хватало рядом с президентом. Это Алексей Чалый, автор «русской весны». Тогда он олицетворял тех новых людей, которые теперь-то, со свежим крымским воздухом, все-таки должны хлынуть в руководство страны. Нынче он у себя в Крыму в оппозиции, а «новой волны» администраторов до сих пор не видать.
Как решится эта проблема, которая будет главной при любом варианте развития страны? Через законодательные строгости? С помощью «народного контроля», в который постепенно перерастут структуры ОНФ? Или за счет обострения политической конкуренции?
Я не думаю, что президент об этом забыл. Я думаю, что он думает.
