Не допустить континентального разрыва

Китаефобия — давняя риторическая стратегия советской либеральной интеллигенции. В 1960–1970-е годы, когда надо было поругать тоталитарные стороны советского строя или запрещенный к критике сталинизм, политические обозреватели «Правды» и «Известий» из числа «андроповских либералов» неизменно брались за маоизм. В полные праведного гнева тирады против хунвейбинов, великоханьского шовинизма и «банды четырех» вкладывались прозрачные намеки на советский строй. 

При этом антикитайская риторика как бы легализовала для советской интеллигенции ее западничество. Какая бы пропасть ни разделяла капитализм и социализм, но посмотрите на нашествие этих — намекало «Зеркало» Андрея Тарковского, показывая кадры советско-китайских столкновений под чтение письма Пушкина к Чаадаеву. 

Результаты этого антимаоизма с двойным дном хорошо известны. Китай успешно договорился с Западом поверх цивилизационных границ — и это стало одним из решающих факторов стратегического окружения СССР. Несмотря на наследие левацких экспериментов, именно Китай успешно провел экономические реформы и начал подъем к статусу сверхдержавы. 

Авторы антикитайских памфлетов стали участниками катастрофического самодемонтажа советской системы. 

От возрождения антикитайской риторики российских либералов не приходится ожидать ничего хорошего. Российско-китайское сближение является для России единственной, как показали события в Пекине и Брисбене, экономической и геополитической гарантией от консолидированного давления Запада. И как это стало очевидным, недавние борцы с расизмом и фашизмом, апостолы толерантности и акулы мультикультурализма вдруг заговорили о «новой Орде», в которую придется ездить московским правителям, «как некогда в Каракорум», и о ментальной (некоторые, впрочем, договариваются и до «расовой») близости России и США. 

Дружба с Китаем — это «азиатчина», а «европейский выбор» России состоит в... капитуляции перед Украиной. 

В лучших друзей российского либерализма превратились китайские интернет-шовинисты, рисующие карты «Великого Китая» с «возвращенными» ему территориями Приморья. Про то, что все китайцы якобы только и мечтают, что из перенаселенного Шанхая переехать в Сибирь, — знает каждый диванный стратег. 

Прежде всего неуместно тут употребление слова «орда», которое автор этих строк в числе первых предложил применять к затоплению России демографическими потоками из Средней Азии. Отождествлять монгольских завоевателей и Китай — это примерно то же самое, что отождествлять людоеда и его жертв. 

А утверждать, как это делает в своем историческом опусе Борис Акунин, что «Русь формально входила в китайскую империю Юань», — и вовсе невежественно. Русь два десятилетия подчинялась монгольским великим ханам, имевшим резиденцию в Каракоруме — городе, который находился в самом центре современной Монголии. Именно в Каракорум ездили и Ярослав Всеволодович, и Александр Невский. 

В 1261 году два внука Чингисхана — Хубилай и Ариг-Буга — схлестнулись в династической войне, причем на стороне Ариг-Буги выступил хан Улуса Джучи (то есть Золотой Орды) Берке. По русским городам прокатилась волна избиений присланных каракорумским правительством баскаков и сборщиков дани. Больше Улус Джучи, а стало быть, и зависимая от него Русь ни Каракоруму, ни Пекину не подчинялись. И лишь в 1271 году Хубилай, завершив покорение Южного Китая, провозгласил династию Юань.  Недолгое время Русь пробыла зависимой от монгольских ханов и никогда не была в зависимости от китайских. 

Империя Чингисхана была продуктом экспансии кочевых народов Великой Степи, которые тысячелетиями нападали на китайцев, грабили их и покоряли. Китай пережил не одно ордынское иго, а целых три. Кровавую и деструктивную эпоху Хунну в Китае (III–VI века), блистательно описанную Л.Н. Гумилевым. Короткую эпоху созданной внуком Чингисхана Хубилаем династии Юань, свергнутой китайцами меньше чем через столетие. Наконец, в ходе Синьхайской революции 1911 года Китай свергнул 250-летнее господство маньчжурской династии. 

Китайская столица пала под натиском маньчжурской «орды» в 1644 году, когда в России такое было уже немыслимо. Многие столетия расположенные на двух концах Великой Степи Россия и Китай пытались сопротивляться нашествиям кочевых орд, пытались справиться с постоянным хаосом лимитрофного пояса. И лишь на короткий период второй половины ХХ века эта цель была до конца реализована. Но вскоре распад Советского Союза превратил страны Средней Азии в эхо древних кочевых орд, а расползание по миру политического ислама активирует уйгурский сепаратизм в Синьцзяне. 

Китай, как и Россия, заинтересован в том, чтобы в хаотизирующихся пространствах не появился какой-то новый Чингисхан — например, под черными знаменами ИГИЛ. 

Столь же нелепа и другая страшилка, связанная с мнимыми претензиями Китая на российское Приморье, никогда не являвшееся частью Китая. Этот регион весьма условно считался входящим в состав маньчжурской империи Цин. Когда Г.И. Невельской начал в 1849 году присоединение устья Амура к России, он не обнаружил там ни одного китайца и лишь немного маньчжурских купцов, которые признали, что власти империи не считают этот регион находящимся под их суверенитетом. 

Не стремились китайские крестьяне и к колонизации этого региона, тем более что переселение китайцев в Маньчжурию правительство Цин запрещало. 

Парадоксально, но факт — китайские колонисты появились в Уссурийском крае лишь после его присоединения к России, тогда, когда регион оказался под твердой властью, способствующей аграрной колонизации. Для отдаленного тогда и редко заселенного региона пришествие китайских колонистов и в самом деле было проблемой. 

Об этом писал В.К. Арсеньев, произведший всестороннюю оценку китайского фактора. Он полагал, что из-за высокой производительности труда китайцев их массовое переселение и в самом деле может угрожать контролю России над этими территориями. 

При этом в оценках Арсеньева не было предубеждения или ксенофобии. Напротив, он оценивал китайцев уважительно, а их трудовой потенциал очень высоко и именно поэтому полагал их массовую миграцию на Дальний Восток России геополитически опасной. Об этом, кстати, неплохо бы вспомнить некоторым депутатам, прежде чем делать демагогические заявления о необходимости заселения китайцами русских деревень. Кто обрабатывает землю, тот ею в конечном счете и владеет. 

Но никакой угрозы массовой китайской колонизации, направленной на Россию, попросту не существует. Это недобросовестный миф. Китайцы вообще не очень любящий переселение этнос. Несмотря на огромность китайского населения, большинство районов Китая, в частности их собственный север, откровенно недонаселены. 

Миллионы и миллионы толпятся на узком пятачке исторического ядра китайской цивилизации и селятся возле моря. Представить себе, что массы этих людей внезапно сорвутся и бросятся заселять уссурийскую тайгу, — невозможно. 

Кстати, во многом именно психоз — «сейчас нас заселят китайцы», — популярный в либеральных СМИ уже в 1990-е годы, привел к поощрению трудовой миграции из Средней Азии. Культурные и политические последствия этой политики лишний раз напоминать не надо. Недавний пример с бандой GTA у всех перед глазами. 

Отношения России и Китая — это отношения двух великих цивилизаций, переживших много сходных бед и имеющих собственные цели, геополитическую платформу и ценности. И роднит Россию с Китаем именно неприятие диктата одной из локальных цивилизаций, упорно претендующих на статус глобальной, «цивилизации как таковой».

Вместе Россия и Китай могут и впрямь многого добиться на пути освобождения от этого диктата. Именно поэтому полномочные агенты «диктатора» в нашем обществе так упражняются в антикитайской истерии.

Надо понимать, что если эта истерия окажется успешной, если Россия повторит отход от Китая, как в 1960-е годы, то ответом станет новый союз Китая с Западом против России, как в 1970-е. Один раз для нас это уже закончилось невесело.